Больше ничего особенного поначалу я не заметил. Но поднявшись выше, остановился.
На среднем, самом малом зубце различался темный нарост. Он имел слишком уж плавные очертания по сравнению с доминирующими на Феликситуре ломаными линиями. Когда я рассмотрел его через телеобъектив, то понял, что назвать это пятно просто темным вряд ли возможно. Оно имело поверхность такой густоты, что выделялось даже на фоне чернущего неба.
Оседлав скалу, явление, казалось, наблюдало за тем, что творилось в долине. У меня возникло впечатление, что при этом оно то ли колышется, то ли как-то переливается. Оптикой скафандра я определил его поперечник. Оказалось что-то около семнадцати метров. Это измерение было последним, что я успел сделать, прежде чем попал «под макулу». Последним проявлением активности. После этого у меня все поотнималось.
О макулах тогда ничего не знали. Да и сейчас, по прошествии без малого пятидесяти двух геолет, знают немногим больше. Сам термин придумали ребята из экипажа «Звездного Вихря» уже на Кампанелле. Сейчас в Энциклопедии Человечества макула определяется как «локальный концентрат генерального поля с потенцией переноса биомассы».
Восхитительно, не правда ли? Знать бы, что такое генеральное поле, тогда макула — всего лишь частный случай…
В сущности, твердо установлено лишь то, что макулы могут воздействовать на психику человека, причем сила эффекта подчиняется классическому закону механики. То есть убывает с расстоянием.
В тот раз, прыгая к кратеру, я успел пересечь границу «зова макулы». А может быть, она зацепила меня еще на платформе либо даже внутри самого парома. Мне кажется, я могу почуять ее издали, но вот поддаюсь слабо, иначе не писал бы сейчас ничего. Имею сильный охранительный инстинкт, вот что. Развитое чувство допустимого, недостаток мужчины.
Но главное, кажется, не в моих личных качествах. И не в своевременном вмешательстве Мод, хотя оно наверняка посодействовало. Главное в другом. Вероятно, макула просто отпустила меня. Так, на первый случай. Те, кто старше нас, тогда еще не решили, что с нами делать. Присматривались. Что с нами делать, они решили позже. Не на Феликситуре и не в системе Кроноса. А вот детонатором, несомненно, послужил Круклис. Редактор фундаментального издания «Термодинамика взрывных процессов», склонный к острым экспериментам.
Часто спрашивают: каково находиться «под макулой»?
А никаково, страдания отсутствуют. Почти так же, как и голова. Помнится, в старину бытовало выражение о крови, стынущей в жилах. «Под макулой» застывает не кровь, а мысли, всякая рассудочная деятельность. Будто ныряешь частью мозга, которая за это отвечает, в жидкий азот.
Но только одной частью, другие работают. Сознание, во всяком случае, у меня сохранялось. Окружающий мир воспринимался. Но играл он, весь мир, уже второстепенную роль, роль фона, чего-то вроде задников сцены. На какое-то время голова превратилась в чисто улавливающее устройство для внешней мысли.
Мысль была единственной, но сильной и дьявольски убедительной. Очень остро понимаешь всю скуку существования в белково-нуклеиновой форме. Оно кажется слепым, бессмысленным, лишенным конечной цели.
Страшное состояние! Привычное представление о красоте человеческого тела рассыпается. Перед самим собой предстаешь в виде уродливого мешка органики, жизнь которого определяется неприятным содержимым кишечника. И эта самооценка окончательно не забывается, как ни старайся. Возможно, в силу своей верности.
Что это? ИХ взгляд на НАС? Очень может быть. Дорогие, прекрасные мои соплеменники! Со стороны мы можем выглядеть совсем не так, как в собственных глазах. И к этому придется привыкать. Но верить не надо. Мы несусветно хороши, честное слово. По крайней мере для нас самих.
Паралич мысли продолжался до тех пор, пока из парома не выбралась Мод. Вопреки всей мыслительной тишине, я узнал ее сразу. До парома было никак не меньше километра, но на безатмосферном Феликситуре видимость отличная. Как только на платформе появилась фигурка в оранжевом скафандре, я понял, что это она. В безвоздушной среде телевик позволяет различать даже застежки.
Мод помахала рукой:
— Ко мне, Сережа. Идите ко мне.
Теперь-то я понимаю, она умеет чувствовать опасность. А тогда не обратил внимания. Списал на случайность.
Не ведая, чего избежал, мимо какого мира прошел, я отправился в обратный рейс. Сомнамбула сомнамбулой. Оглушенность отступала медленно. В голове продолжала держаться звонкая пустота. Я не осознавал случившегося, это пришло позже. Ко мне многое приходит позже, будем откровенны.
— Отчего-то мне стало тревожно за вас, — призналась Мод. — Давайте погуляем вместе?
— Хорошо, — механически сказал я.
Наверное, после воздействия макулы годится любое предложение. Собственная воля возрождается не сразу. Поочередно переставляя ноги, я достиг парома. Мод скатилась по релингу и озабоченно подергала рукав моего скафандра.
— Как вы себя чувствуете?
— Нормально.
— Правда?
— Зара считает меня чересчур здоровым.
— А мне кажется, вам не по себе.
— Да, был маленький абсенс.
— Инсайт?
— Возможно. А вы уже знаете?
— Про инсайты? Знаю.
Ко мне вернулась способность удивляться. Половина старожилов Гравитона инсайтов так и не удостоились, а Мод, прожившая на станции чуть больше трех недель, уже успела.
Инсайт. Точно определить смысл этого термина мы с человечеством не умеем. В первом приближении инсайт — это скачкообразный прорыв понимания, возникающий по малозаметной причине. Иногда он случается и без видимых причин вообще, после многократно повторяющихся, истощающих циклов работы мозга. Тогда рано или поздно складывается верная комбинация взаимодействующих нейронов, обеспечивающих понимание. Но то, что люди испытывали в системе Кроноса, недостаточно назвать только пониманием. По аналогии с наведенной радиацией, лучше всего это назвать наведенными галлюцинациями. Галлюцинациями не случайными, а вроде бы учебными.
Существовало неписаное правило, согласно которому спрашивать что-либо на сей счет избегали, опасаясь ненароком причинить человеку боль. Но я не удержался.
— И каковы впечатления?
— Да так себе, — уклончиво ответила Мод. — Присматриваюсь.
В это время нас позвали из парома.
— Хэлло, говорит Круклис. Отойдите подальше, сейчас буду стрелять.
— Мы в безопасности, Парамон, — сказала Мод. — Стреляй, не беспокойся.
То, что она назвала его по имени, мне не понравилось. Я ревновал, хотя еще не хотел признаваться в этом.
На платформе поднялся короткий ствол мортиры. Развернувшись к Оксанкиному кратеру, она выплюнула большое ядро. Под нашими ногами беззвучно дернулся грунт.
— Это еще зачем?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
На среднем, самом малом зубце различался темный нарост. Он имел слишком уж плавные очертания по сравнению с доминирующими на Феликситуре ломаными линиями. Когда я рассмотрел его через телеобъектив, то понял, что назвать это пятно просто темным вряд ли возможно. Оно имело поверхность такой густоты, что выделялось даже на фоне чернущего неба.
Оседлав скалу, явление, казалось, наблюдало за тем, что творилось в долине. У меня возникло впечатление, что при этом оно то ли колышется, то ли как-то переливается. Оптикой скафандра я определил его поперечник. Оказалось что-то около семнадцати метров. Это измерение было последним, что я успел сделать, прежде чем попал «под макулу». Последним проявлением активности. После этого у меня все поотнималось.
О макулах тогда ничего не знали. Да и сейчас, по прошествии без малого пятидесяти двух геолет, знают немногим больше. Сам термин придумали ребята из экипажа «Звездного Вихря» уже на Кампанелле. Сейчас в Энциклопедии Человечества макула определяется как «локальный концентрат генерального поля с потенцией переноса биомассы».
Восхитительно, не правда ли? Знать бы, что такое генеральное поле, тогда макула — всего лишь частный случай…
В сущности, твердо установлено лишь то, что макулы могут воздействовать на психику человека, причем сила эффекта подчиняется классическому закону механики. То есть убывает с расстоянием.
В тот раз, прыгая к кратеру, я успел пересечь границу «зова макулы». А может быть, она зацепила меня еще на платформе либо даже внутри самого парома. Мне кажется, я могу почуять ее издали, но вот поддаюсь слабо, иначе не писал бы сейчас ничего. Имею сильный охранительный инстинкт, вот что. Развитое чувство допустимого, недостаток мужчины.
Но главное, кажется, не в моих личных качествах. И не в своевременном вмешательстве Мод, хотя оно наверняка посодействовало. Главное в другом. Вероятно, макула просто отпустила меня. Так, на первый случай. Те, кто старше нас, тогда еще не решили, что с нами делать. Присматривались. Что с нами делать, они решили позже. Не на Феликситуре и не в системе Кроноса. А вот детонатором, несомненно, послужил Круклис. Редактор фундаментального издания «Термодинамика взрывных процессов», склонный к острым экспериментам.
Часто спрашивают: каково находиться «под макулой»?
А никаково, страдания отсутствуют. Почти так же, как и голова. Помнится, в старину бытовало выражение о крови, стынущей в жилах. «Под макулой» застывает не кровь, а мысли, всякая рассудочная деятельность. Будто ныряешь частью мозга, которая за это отвечает, в жидкий азот.
Но только одной частью, другие работают. Сознание, во всяком случае, у меня сохранялось. Окружающий мир воспринимался. Но играл он, весь мир, уже второстепенную роль, роль фона, чего-то вроде задников сцены. На какое-то время голова превратилась в чисто улавливающее устройство для внешней мысли.
Мысль была единственной, но сильной и дьявольски убедительной. Очень остро понимаешь всю скуку существования в белково-нуклеиновой форме. Оно кажется слепым, бессмысленным, лишенным конечной цели.
Страшное состояние! Привычное представление о красоте человеческого тела рассыпается. Перед самим собой предстаешь в виде уродливого мешка органики, жизнь которого определяется неприятным содержимым кишечника. И эта самооценка окончательно не забывается, как ни старайся. Возможно, в силу своей верности.
Что это? ИХ взгляд на НАС? Очень может быть. Дорогие, прекрасные мои соплеменники! Со стороны мы можем выглядеть совсем не так, как в собственных глазах. И к этому придется привыкать. Но верить не надо. Мы несусветно хороши, честное слово. По крайней мере для нас самих.
Паралич мысли продолжался до тех пор, пока из парома не выбралась Мод. Вопреки всей мыслительной тишине, я узнал ее сразу. До парома было никак не меньше километра, но на безатмосферном Феликситуре видимость отличная. Как только на платформе появилась фигурка в оранжевом скафандре, я понял, что это она. В безвоздушной среде телевик позволяет различать даже застежки.
Мод помахала рукой:
— Ко мне, Сережа. Идите ко мне.
Теперь-то я понимаю, она умеет чувствовать опасность. А тогда не обратил внимания. Списал на случайность.
Не ведая, чего избежал, мимо какого мира прошел, я отправился в обратный рейс. Сомнамбула сомнамбулой. Оглушенность отступала медленно. В голове продолжала держаться звонкая пустота. Я не осознавал случившегося, это пришло позже. Ко мне многое приходит позже, будем откровенны.
— Отчего-то мне стало тревожно за вас, — призналась Мод. — Давайте погуляем вместе?
— Хорошо, — механически сказал я.
Наверное, после воздействия макулы годится любое предложение. Собственная воля возрождается не сразу. Поочередно переставляя ноги, я достиг парома. Мод скатилась по релингу и озабоченно подергала рукав моего скафандра.
— Как вы себя чувствуете?
— Нормально.
— Правда?
— Зара считает меня чересчур здоровым.
— А мне кажется, вам не по себе.
— Да, был маленький абсенс.
— Инсайт?
— Возможно. А вы уже знаете?
— Про инсайты? Знаю.
Ко мне вернулась способность удивляться. Половина старожилов Гравитона инсайтов так и не удостоились, а Мод, прожившая на станции чуть больше трех недель, уже успела.
Инсайт. Точно определить смысл этого термина мы с человечеством не умеем. В первом приближении инсайт — это скачкообразный прорыв понимания, возникающий по малозаметной причине. Иногда он случается и без видимых причин вообще, после многократно повторяющихся, истощающих циклов работы мозга. Тогда рано или поздно складывается верная комбинация взаимодействующих нейронов, обеспечивающих понимание. Но то, что люди испытывали в системе Кроноса, недостаточно назвать только пониманием. По аналогии с наведенной радиацией, лучше всего это назвать наведенными галлюцинациями. Галлюцинациями не случайными, а вроде бы учебными.
Существовало неписаное правило, согласно которому спрашивать что-либо на сей счет избегали, опасаясь ненароком причинить человеку боль. Но я не удержался.
— И каковы впечатления?
— Да так себе, — уклончиво ответила Мод. — Присматриваюсь.
В это время нас позвали из парома.
— Хэлло, говорит Круклис. Отойдите подальше, сейчас буду стрелять.
— Мы в безопасности, Парамон, — сказала Мод. — Стреляй, не беспокойся.
То, что она назвала его по имени, мне не понравилось. Я ревновал, хотя еще не хотел признаваться в этом.
На платформе поднялся короткий ствол мортиры. Развернувшись к Оксанкиному кратеру, она выплюнула большое ядро. Под нашими ногами беззвучно дернулся грунт.
— Это еще зачем?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81