так ведь плоды трудов-то твоих, они же
вот, перед тобою, и чего ты все печалился, мол, где они, плоды? После
чего, расчувствовавшись, ободрившись, словно тебе открылась истина, тя-
нешься рукой (не той, которая при стаканчиках) потрепать мальчишку по
волосам, а он тебе, с одного взгляда сообразив, в каком ты благодушии:
"Купи лошадку, а?" - кстати, нормальное и в общем-то законное желание,
хотя, с другой стороны, оно ну уж никак не вяжется с умиротворенностью,
такими стараниями тобою достигнутой к шести вечера, и ясно, что ни о чем
подобном не может быть речи, и ты ему рявкаешь: "Нет!" - резко, катего-
рически, еще хорошо, не укусил, - короче, никаких лошадок, табу наложено
раз и навсегда, бесповоротно. Но, замечая, до чего у него стоптаны баш-
маки - добитые мокасины оборванца из мультика, как же он в них ходит? -
представляешь самого себя черт знает сколько лет тому назад, еще до
Большой войны, и как тебе тоже хотелось лошадку, а вспомнив, пытаешься
унять нервы, опрокидываешь еще стакан (нынче, кажется, третий), напуска-
ешь на себя сосредоточенность (ты и весь день ходил такой серьезный,
сосредоточенный, все хотел сбить с толку врагов и, как щитом, защититься
от безразличия друзей), а потом мягким голосом, ласково, этак с лукавин-
кой даже, пробуешь втолковать ребенку, что животное, относящееся к роду
лошадей, уж так оно устроено, предпочитает жить в степях да полях, где
ему вольная воля бродить, да пастись, да спариваться с другими красивыми
лошадьми, это же тебе не захламленная квартира в разваливающемся кирпич-
ном доме, ты сам подумай, как ей тут будет скверно, в твоей квартире,
или ты хочешь, чтобы она мучилась у нас, лошадка несчастная, и тоскова-
ла, и валялась на нашей двуспальной кровати, а она и наблевать запросто
может или разозлится и копытами по стене, по другой, дом так ходуном и
ходит. А ребенок, догадавшись, к чему клонится дело, нетерпеливо переби-
вает тебя, машет ручонкой своей крохотной: "Я не про то, я совсем не про
то", и выясняется, что и правда ты напрасно старался, мальчишка другого
хочет, то есть чтобы у него была лошадка, но держать ее будем в конюшне,
в парке, вот как Отто. "А что, у Отто своя лошадка?" - с изумлением
спрашиваешь ты, - этот Отто учится с мальчишкой в одном классе, одногод-
ки они, и на вид ну ничем он не лучше моего малыша, вот разве с деньгами
у него посвободнее, а мальчишка кивает, да, родители купили Отто лошад-
ку, и сам в слезы, да норовит, чтобы ты увидел, как он ревет, - ну и ро-
дители, ни черта в голову не берут, скорее бы на рынке спад начался, да
чтобы потом им уж и не подняться, - а ты сталкиваешь рыдающего своего
сына с колен, не обращая внимания на его театральные всхлипы, ставишь
его на пол, направляешься к жене, которая всю эту сцену пролежала, от-
вернувшись лицом к стене, и выражение у нее было, я точно знаю, такое
же, как у святой Катерины Сиенской, когда та обличала папу Григория за
неподобающее роскошество его покоев в Авиньоне, вы бы сами увидели, что
я не преувеличиваю, только увидеть ничего нельзя, она уткнулась лицом в
стену и даже не обернется, короче, направляешься к жене, а, между про-
чим, время коктейлей уже истекает и осталось всего два из девяти поло-
женных (ты дал торжественный зарок, что до ужина девять и ни стаканом
больше, не то здоровья совсем не останется), да, так, стало быть, ты к
ней подходишь и самым невозмутимым тоном осведомляешься, что там у нас
на ужин и с какой радости она, блядь, спустила на меня это вопящее чудо-
вище. Ну и она, с королевской выдержкой сохраняя свой air naif, а заодно
не упустив случая продемонстрировать, какие у нее красивые ноги - и тебе
бы перепало, если бы хорошо себя вел, - размеренным шагом удаляется из
гостиной на кухню, где вываливает на пол весь наш ужин, так что, загля-
нув за порцией льда из холодильника, начинаешь выписывать пируэты,
скользя по свиным отбивным с sauce diable, вылившимся из датской нержа-
веющей кастрюльки, а также по патиссонам в маринаде "Луис Мартини" с до-
бавкой горных трав. И поскольку таким вот оказался приготовленный для
тебя приз, свой счастливый час ты решаешь увенчать тем, что нарушаешь
собственное железное правило, переступив через сей закон превыше всех
законов и выпив одиннадцать вместо тех скромных девяти, коими томленье
вечеров ты приглушить пытался, когда в камине теплился огонь, а ветер за
окном метался и пр. Только вот какое дело: открыв холодильник, убежда-
ешься, что эта сука, которой дела ни до чего нет, забыла залить воду и
льда нет ни кубика, как хочешь, так и пей десятую и одиннадцатую тоже.
Уверившись, что так оно все и есть, ты испытываешь соблазн послать все
это к свиньям, и свой дом замечательный, и остальное, а вечер провести в
борделе, там, по крайней мере, к тебе проявят внимание, и никто не ста-
нет выклянчивать лошадку, и не придется прыгать через отбивные, плаваю-
щие на полу в лужах sauce diable. Да, опять незадача, суешь руку в кар-
ман, и оказывается, у тебя всего три доллара, даже за вход заплатить не
хватит, а по карточке там счет не выписывают, так что идея отправиться в
бордель летит к чертям. Вот так и приходится смириться, а жаль, ведь не
заиграет шаловливый румянец на скукоженной щеке, и отмеряешь для коктей-
ля свой сверхлимитный виски безо льда, который ты кое-как заменил, плес-
нув в бокал холодной воды, и возвращаешься в комнату, именующуюся жилой,
и думаешь: ну и ладно, поживу тут еще какое-то время, не стану бунтовать
против обстоятельств, ведь много есть таких, кому еще намного хуже моего
достается, те, кому неудачно сделали трепанацию черепа, и девушки, кото-
рых не позвали на сексуальную революцию, и священники, которые все еще в
облачении. И вообще, сейчас всего семь тридцать.
Как-то в отеле, где мы с Вандой проводили выходные, нам досталась
ужас до чего узкая кровать, а тут еще в нее залез мальчишка.
Мы ему говорим: "Уж если ты хочешь к нам в постель, хоть и без тебя
тесно, ложись в ногах". А он: "Не хочу, - говорит, - спать между вашими
ногами". - "Что тут такого? - спрашиваем. - Ноги не кусаются же". - "Вы
ими дрыгаете, - отвечает мальчишка, - как ночь, так вы сразу дрыгать но-
гами". - "Ну вот что, - говорим мы, - или ты будешь спать в ногах, или
на полу. Выбирай". - "А почему мне нельзя на подушке, как все?" - "Пото-
му что ты маленький", - объясняем мы, и ребенок наш захныкал и сдался,
понял, что спор исчерпан, вынесен вердикт, так что никакие аргументы
больше не будут приниматься во внимание. Только от своего он все-таки не
отступил, взял да написал нам на постель, как раз в ногах. "Черт бы тебя
подрал! - откомментировал я, не подыскав ничего более подходящего по
этому случаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
вот, перед тобою, и чего ты все печалился, мол, где они, плоды? После
чего, расчувствовавшись, ободрившись, словно тебе открылась истина, тя-
нешься рукой (не той, которая при стаканчиках) потрепать мальчишку по
волосам, а он тебе, с одного взгляда сообразив, в каком ты благодушии:
"Купи лошадку, а?" - кстати, нормальное и в общем-то законное желание,
хотя, с другой стороны, оно ну уж никак не вяжется с умиротворенностью,
такими стараниями тобою достигнутой к шести вечера, и ясно, что ни о чем
подобном не может быть речи, и ты ему рявкаешь: "Нет!" - резко, катего-
рически, еще хорошо, не укусил, - короче, никаких лошадок, табу наложено
раз и навсегда, бесповоротно. Но, замечая, до чего у него стоптаны баш-
маки - добитые мокасины оборванца из мультика, как же он в них ходит? -
представляешь самого себя черт знает сколько лет тому назад, еще до
Большой войны, и как тебе тоже хотелось лошадку, а вспомнив, пытаешься
унять нервы, опрокидываешь еще стакан (нынче, кажется, третий), напуска-
ешь на себя сосредоточенность (ты и весь день ходил такой серьезный,
сосредоточенный, все хотел сбить с толку врагов и, как щитом, защититься
от безразличия друзей), а потом мягким голосом, ласково, этак с лукавин-
кой даже, пробуешь втолковать ребенку, что животное, относящееся к роду
лошадей, уж так оно устроено, предпочитает жить в степях да полях, где
ему вольная воля бродить, да пастись, да спариваться с другими красивыми
лошадьми, это же тебе не захламленная квартира в разваливающемся кирпич-
ном доме, ты сам подумай, как ей тут будет скверно, в твоей квартире,
или ты хочешь, чтобы она мучилась у нас, лошадка несчастная, и тоскова-
ла, и валялась на нашей двуспальной кровати, а она и наблевать запросто
может или разозлится и копытами по стене, по другой, дом так ходуном и
ходит. А ребенок, догадавшись, к чему клонится дело, нетерпеливо переби-
вает тебя, машет ручонкой своей крохотной: "Я не про то, я совсем не про
то", и выясняется, что и правда ты напрасно старался, мальчишка другого
хочет, то есть чтобы у него была лошадка, но держать ее будем в конюшне,
в парке, вот как Отто. "А что, у Отто своя лошадка?" - с изумлением
спрашиваешь ты, - этот Отто учится с мальчишкой в одном классе, одногод-
ки они, и на вид ну ничем он не лучше моего малыша, вот разве с деньгами
у него посвободнее, а мальчишка кивает, да, родители купили Отто лошад-
ку, и сам в слезы, да норовит, чтобы ты увидел, как он ревет, - ну и ро-
дители, ни черта в голову не берут, скорее бы на рынке спад начался, да
чтобы потом им уж и не подняться, - а ты сталкиваешь рыдающего своего
сына с колен, не обращая внимания на его театральные всхлипы, ставишь
его на пол, направляешься к жене, которая всю эту сцену пролежала, от-
вернувшись лицом к стене, и выражение у нее было, я точно знаю, такое
же, как у святой Катерины Сиенской, когда та обличала папу Григория за
неподобающее роскошество его покоев в Авиньоне, вы бы сами увидели, что
я не преувеличиваю, только увидеть ничего нельзя, она уткнулась лицом в
стену и даже не обернется, короче, направляешься к жене, а, между про-
чим, время коктейлей уже истекает и осталось всего два из девяти поло-
женных (ты дал торжественный зарок, что до ужина девять и ни стаканом
больше, не то здоровья совсем не останется), да, так, стало быть, ты к
ней подходишь и самым невозмутимым тоном осведомляешься, что там у нас
на ужин и с какой радости она, блядь, спустила на меня это вопящее чудо-
вище. Ну и она, с королевской выдержкой сохраняя свой air naif, а заодно
не упустив случая продемонстрировать, какие у нее красивые ноги - и тебе
бы перепало, если бы хорошо себя вел, - размеренным шагом удаляется из
гостиной на кухню, где вываливает на пол весь наш ужин, так что, загля-
нув за порцией льда из холодильника, начинаешь выписывать пируэты,
скользя по свиным отбивным с sauce diable, вылившимся из датской нержа-
веющей кастрюльки, а также по патиссонам в маринаде "Луис Мартини" с до-
бавкой горных трав. И поскольку таким вот оказался приготовленный для
тебя приз, свой счастливый час ты решаешь увенчать тем, что нарушаешь
собственное железное правило, переступив через сей закон превыше всех
законов и выпив одиннадцать вместо тех скромных девяти, коими томленье
вечеров ты приглушить пытался, когда в камине теплился огонь, а ветер за
окном метался и пр. Только вот какое дело: открыв холодильник, убежда-
ешься, что эта сука, которой дела ни до чего нет, забыла залить воду и
льда нет ни кубика, как хочешь, так и пей десятую и одиннадцатую тоже.
Уверившись, что так оно все и есть, ты испытываешь соблазн послать все
это к свиньям, и свой дом замечательный, и остальное, а вечер провести в
борделе, там, по крайней мере, к тебе проявят внимание, и никто не ста-
нет выклянчивать лошадку, и не придется прыгать через отбивные, плаваю-
щие на полу в лужах sauce diable. Да, опять незадача, суешь руку в кар-
ман, и оказывается, у тебя всего три доллара, даже за вход заплатить не
хватит, а по карточке там счет не выписывают, так что идея отправиться в
бордель летит к чертям. Вот так и приходится смириться, а жаль, ведь не
заиграет шаловливый румянец на скукоженной щеке, и отмеряешь для коктей-
ля свой сверхлимитный виски безо льда, который ты кое-как заменил, плес-
нув в бокал холодной воды, и возвращаешься в комнату, именующуюся жилой,
и думаешь: ну и ладно, поживу тут еще какое-то время, не стану бунтовать
против обстоятельств, ведь много есть таких, кому еще намного хуже моего
достается, те, кому неудачно сделали трепанацию черепа, и девушки, кото-
рых не позвали на сексуальную революцию, и священники, которые все еще в
облачении. И вообще, сейчас всего семь тридцать.
Как-то в отеле, где мы с Вандой проводили выходные, нам досталась
ужас до чего узкая кровать, а тут еще в нее залез мальчишка.
Мы ему говорим: "Уж если ты хочешь к нам в постель, хоть и без тебя
тесно, ложись в ногах". А он: "Не хочу, - говорит, - спать между вашими
ногами". - "Что тут такого? - спрашиваем. - Ноги не кусаются же". - "Вы
ими дрыгаете, - отвечает мальчишка, - как ночь, так вы сразу дрыгать но-
гами". - "Ну вот что, - говорим мы, - или ты будешь спать в ногах, или
на полу. Выбирай". - "А почему мне нельзя на подушке, как все?" - "Пото-
му что ты маленький", - объясняем мы, и ребенок наш захныкал и сдался,
понял, что спор исчерпан, вынесен вердикт, так что никакие аргументы
больше не будут приниматься во внимание. Только от своего он все-таки не
отступил, взял да написал нам на постель, как раз в ногах. "Черт бы тебя
подрал! - откомментировал я, не подыскав ничего более подходящего по
этому случаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20