Лицо обрюзгло и были заметны рассыпанные по нему белые точечки жира. Зеленые глаза, когда-то столь лучистые, теперь поблекли и выглядели почти серыми, а когда он сделал несколько шагов в мою сторону, я заметил, что заносит его еще больше, чем раньше.
Мы пошли выпить в Поло Лоунж. Глаза всех мужчин, как это бывало всегда, Чарли магически притягивала к себе. Не только, я думаю, из-за ее красоты и ее невинного лица. В Беверли-Хиллз таких было полно, но что-то такое в ее манере одеваться, в том, как она оглядывалась по сторонам, в ее походке свидетельствовало о ее легкодоступности.
— Я ужасно выгляжу, да? — спросил Осано.
— Бывало хуже, — ответил я.
— Бывало, бывало. Это ты, сукин сын, можешь хавать все, что тебе вздумается, и не поправиться ни на грамм.
— Но до Чарли мне далеко, — сказал я и улыбнулся ей. Она улыбнулась в ответ.
Осано сказал:
— Мы летим дневным рейсом. Эдди Лансер должен был устроить мне кое-какую работенку, но дело не выгорело, так что мне пора валить отсюда. Думаю, что сначала я поеду на ферму толстяков, приведу себя в норму, а потом буду заканчивать роман.
— Как продвигается роман? — спросил я.
— Отлично, — ответил Осано. — Уже написано больше двух тысяч страниц, осталось еще пятьсот.
Что сказать на это, я не знал. За последнее время он себе подмочил репутацию тем, что не сдавал в журналы заказанные ему статьи, то же касалось и книг, даже публицистики. Его последней надеждой был его роман.
— Ты должен бросить все силы на эти пятьсот страниц, — проговорил я. — И закончить наконец эту чертову книгу. Этим ты решишь все свои проблемы.
— Да, ты прав, — согласился Осано. — Но нахрапом тут не возьмешь. Даже мой издатель не стал бы это приветствовать. Это же Нобелевка, парень, дай только закончить.
Я взглянул на Чарли Браун, но слова Осано не только не произвели на нее никакого впечатления, она похоже, даже не знала, что такое Нобелевская премия.
— Тебе повезло с издательством, — заметил я. — Они уже десять лет ждут не дождутся этой книги.
Осано рассмеялся.
— Это уж точно, это самое классное издательство во всей Америке. Заплатили мне уже сто штук, но не видели еще ни одной страницы. Настоящий класс, не то что эти вонючие киношники.
— Через неделю я возвращаюсь в Нью-Йорк, — сказал я. — Когда приеду, позвоню, сходим куда-нибудь. Какой у тебя теперь номер телефона?
— Да тот же самый, — ответил Осано.
— Я туда звонил несколько раз, но никто не отвечал.
— Да я тут был в Мексике, работал над книгой. Поедал все эти бобы да тако *… Поэтому я так чертовски и растолстел. Чарли Браун не прибавила ни грамма, а ела, между прочим, в десять раз больше меня. — Он похлопал Чарли Браун по плечу, сдавив пальцами ее плоть.
* Тако — острое мексиканское блюдо. — Чарли Браун, — проговорил он, — если ты умрешь раньше меня, я попрошу, чтобы они разрезали тебя и посмотрели, что там у тебя такое внутри, что не дает тебе толстеть.
Она улыбнулась ему в ответ.
— Да, кстати, я проголодалась.
Чтобы немножко приподнять атмосферу, я заказал нам ленч. Я выбрал простой салат, Осано омлет, а Чарли Браун заказала гамбургер с жареным картофелем, бифштекс с овощами, салат плюс яблочный пирог с тремя сортами мороженого. Мы с Осано веселились, разглядывая изумленных людей, наблюдающих за Чарли Браун. Они не верили своим глазам. Пара мужчин в соседней кабинке оживленно комментировали происходящее в надежде привлечь наше внимание, чтобы использовать это как предлог и заговорить с Чарли Браун. Но Осано с Чарли не обращали на них никакого внимания.
Я заплатил по счету и, уходя, пообещал Осано, что позвоню ему, как только приеду в Нью-Йорк.
— Было бы здорово, — обрадовался он. — Я дал согласие выступить перед съездом этих баб из феминистского фронта, это будет в следующем месяце, и мне нужно, чтоб ты меня морально поддержал, Мерлин. Как насчет сначала пообедать где-нибудь вместе, а потом дойти на это их сборище?
Что— то не очень мне это было по душе. Никаких съездов мне посещать не хотелось, это уж точно, и я подумал, что Осано опять наверняка попадет в какой-нибудь переплет, и мне снова придется его вытаскивать. Но все же я согласился.
Никто из нас пока ни словом не обмолвился о Дженел. И я решил спросить о ней:
— Ты Дженел не видел, здесь она?
— Нет, — ответил он, — а ты?
— Мы с ней уже давно не виделись.
Осано смотрел на меня. На мгновение его глаза вновь стали прежними — светло-зелеными. Потом он улыбнулся с грустью.
— Нельзя отпускать такую девушку, — сказал он. — За всю жизнь такая может встретиться лишь однажды. Типа как за всю жизнь можно написать лишь одну большую книгу.
Я пожал плечами, и мы еще раз пожали друг другу руки. Поцеловав Чарли в щечку, я ушел.
В тот день я пошел на обсуждение сценария на студию. Были Джефф Уэгон, Эдди Лансер и режиссер Саймон Белфорт. Про то, какими грубиянами бывают писатели по отношению к режиссерам и продюсерам ходило много забавных историй. Я никогда этому не верил, считая все это вздором. Но при обсуждении я впервые понял, отчего, собственно говоря, такие вещи происходят. По сути Джефф Уэгон и его режиссер требовали от нас написания какой-то другой истории, лишь отдаленно связанной с моим романом. Я сидел, не вмешиваясь, давая Эдди Лансеру поспорить и повозражать, и наконец, утомившись, он сказал Джеффу Уэгону:
— Послушай, я не утверждаю, что я умнее тебя, я утверждаю всего лишь, что мне больше везет. Я написал четыре сценария подряд, и все картины стали хитами. Почему бы не прислушаться к моему мнению?
Этот аргумент показался мне весьма удачным, но на физиономиях Джеффа Уэгона и режиссера читалось только изумление. О чем им долдонит Эдди Лансер, они не могли взять в толк, и я видел, что переубедить их не удастся.
Наконец Эдди Лансер сказал:
— Я сожалею, но если вы собираетесь продолжать в том же духе, ребята, мне придется уйти с этой картины.
— О’кей, — сказал Джефф. — А ты, Мерлин?
— Не вижу, с какой стати я должен писать это по вашему варианту, — сказал я. — Навряд ли мне удастся сделать это хорошо.
— Достаточно откровенно, — прокомментировал Джефф Уэгон. — Мне жаль. Ладно, есть ли у вас на примете какой-нибудь автор, кто мог бы работать с нами на этой картине и иногда консультироваться с вами обоими? Вы сделали большую часть работы. Это бы нам очень помогло.
У меня мелькнула мысль, что эту работу я мог бы предложить Осано. Я знал, что с деньгами у него катастрофа, и что, если я назову своим напарником Осано, они тут же подпишут с ним договор. Но потом подумал: вот Осано на обсуждении сценария, вот он получает указания от таких людей как Джефф Уэгон и этот режиссер. Осано все еще оставался одной из самых значительных фигур в американской литературе. Но ведь эти ребята, думал я, смешают его с дерьмом и выкинут к чертовой матери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167
Мы пошли выпить в Поло Лоунж. Глаза всех мужчин, как это бывало всегда, Чарли магически притягивала к себе. Не только, я думаю, из-за ее красоты и ее невинного лица. В Беверли-Хиллз таких было полно, но что-то такое в ее манере одеваться, в том, как она оглядывалась по сторонам, в ее походке свидетельствовало о ее легкодоступности.
— Я ужасно выгляжу, да? — спросил Осано.
— Бывало хуже, — ответил я.
— Бывало, бывало. Это ты, сукин сын, можешь хавать все, что тебе вздумается, и не поправиться ни на грамм.
— Но до Чарли мне далеко, — сказал я и улыбнулся ей. Она улыбнулась в ответ.
Осано сказал:
— Мы летим дневным рейсом. Эдди Лансер должен был устроить мне кое-какую работенку, но дело не выгорело, так что мне пора валить отсюда. Думаю, что сначала я поеду на ферму толстяков, приведу себя в норму, а потом буду заканчивать роман.
— Как продвигается роман? — спросил я.
— Отлично, — ответил Осано. — Уже написано больше двух тысяч страниц, осталось еще пятьсот.
Что сказать на это, я не знал. За последнее время он себе подмочил репутацию тем, что не сдавал в журналы заказанные ему статьи, то же касалось и книг, даже публицистики. Его последней надеждой был его роман.
— Ты должен бросить все силы на эти пятьсот страниц, — проговорил я. — И закончить наконец эту чертову книгу. Этим ты решишь все свои проблемы.
— Да, ты прав, — согласился Осано. — Но нахрапом тут не возьмешь. Даже мой издатель не стал бы это приветствовать. Это же Нобелевка, парень, дай только закончить.
Я взглянул на Чарли Браун, но слова Осано не только не произвели на нее никакого впечатления, она похоже, даже не знала, что такое Нобелевская премия.
— Тебе повезло с издательством, — заметил я. — Они уже десять лет ждут не дождутся этой книги.
Осано рассмеялся.
— Это уж точно, это самое классное издательство во всей Америке. Заплатили мне уже сто штук, но не видели еще ни одной страницы. Настоящий класс, не то что эти вонючие киношники.
— Через неделю я возвращаюсь в Нью-Йорк, — сказал я. — Когда приеду, позвоню, сходим куда-нибудь. Какой у тебя теперь номер телефона?
— Да тот же самый, — ответил Осано.
— Я туда звонил несколько раз, но никто не отвечал.
— Да я тут был в Мексике, работал над книгой. Поедал все эти бобы да тако *… Поэтому я так чертовски и растолстел. Чарли Браун не прибавила ни грамма, а ела, между прочим, в десять раз больше меня. — Он похлопал Чарли Браун по плечу, сдавив пальцами ее плоть.
* Тако — острое мексиканское блюдо. — Чарли Браун, — проговорил он, — если ты умрешь раньше меня, я попрошу, чтобы они разрезали тебя и посмотрели, что там у тебя такое внутри, что не дает тебе толстеть.
Она улыбнулась ему в ответ.
— Да, кстати, я проголодалась.
Чтобы немножко приподнять атмосферу, я заказал нам ленч. Я выбрал простой салат, Осано омлет, а Чарли Браун заказала гамбургер с жареным картофелем, бифштекс с овощами, салат плюс яблочный пирог с тремя сортами мороженого. Мы с Осано веселились, разглядывая изумленных людей, наблюдающих за Чарли Браун. Они не верили своим глазам. Пара мужчин в соседней кабинке оживленно комментировали происходящее в надежде привлечь наше внимание, чтобы использовать это как предлог и заговорить с Чарли Браун. Но Осано с Чарли не обращали на них никакого внимания.
Я заплатил по счету и, уходя, пообещал Осано, что позвоню ему, как только приеду в Нью-Йорк.
— Было бы здорово, — обрадовался он. — Я дал согласие выступить перед съездом этих баб из феминистского фронта, это будет в следующем месяце, и мне нужно, чтоб ты меня морально поддержал, Мерлин. Как насчет сначала пообедать где-нибудь вместе, а потом дойти на это их сборище?
Что— то не очень мне это было по душе. Никаких съездов мне посещать не хотелось, это уж точно, и я подумал, что Осано опять наверняка попадет в какой-нибудь переплет, и мне снова придется его вытаскивать. Но все же я согласился.
Никто из нас пока ни словом не обмолвился о Дженел. И я решил спросить о ней:
— Ты Дженел не видел, здесь она?
— Нет, — ответил он, — а ты?
— Мы с ней уже давно не виделись.
Осано смотрел на меня. На мгновение его глаза вновь стали прежними — светло-зелеными. Потом он улыбнулся с грустью.
— Нельзя отпускать такую девушку, — сказал он. — За всю жизнь такая может встретиться лишь однажды. Типа как за всю жизнь можно написать лишь одну большую книгу.
Я пожал плечами, и мы еще раз пожали друг другу руки. Поцеловав Чарли в щечку, я ушел.
В тот день я пошел на обсуждение сценария на студию. Были Джефф Уэгон, Эдди Лансер и режиссер Саймон Белфорт. Про то, какими грубиянами бывают писатели по отношению к режиссерам и продюсерам ходило много забавных историй. Я никогда этому не верил, считая все это вздором. Но при обсуждении я впервые понял, отчего, собственно говоря, такие вещи происходят. По сути Джефф Уэгон и его режиссер требовали от нас написания какой-то другой истории, лишь отдаленно связанной с моим романом. Я сидел, не вмешиваясь, давая Эдди Лансеру поспорить и повозражать, и наконец, утомившись, он сказал Джеффу Уэгону:
— Послушай, я не утверждаю, что я умнее тебя, я утверждаю всего лишь, что мне больше везет. Я написал четыре сценария подряд, и все картины стали хитами. Почему бы не прислушаться к моему мнению?
Этот аргумент показался мне весьма удачным, но на физиономиях Джеффа Уэгона и режиссера читалось только изумление. О чем им долдонит Эдди Лансер, они не могли взять в толк, и я видел, что переубедить их не удастся.
Наконец Эдди Лансер сказал:
— Я сожалею, но если вы собираетесь продолжать в том же духе, ребята, мне придется уйти с этой картины.
— О’кей, — сказал Джефф. — А ты, Мерлин?
— Не вижу, с какой стати я должен писать это по вашему варианту, — сказал я. — Навряд ли мне удастся сделать это хорошо.
— Достаточно откровенно, — прокомментировал Джефф Уэгон. — Мне жаль. Ладно, есть ли у вас на примете какой-нибудь автор, кто мог бы работать с нами на этой картине и иногда консультироваться с вами обоими? Вы сделали большую часть работы. Это бы нам очень помогло.
У меня мелькнула мысль, что эту работу я мог бы предложить Осано. Я знал, что с деньгами у него катастрофа, и что, если я назову своим напарником Осано, они тут же подпишут с ним договор. Но потом подумал: вот Осано на обсуждении сценария, вот он получает указания от таких людей как Джефф Уэгон и этот режиссер. Осано все еще оставался одной из самых значительных фигур в американской литературе. Но ведь эти ребята, думал я, смешают его с дерьмом и выкинут к чертовой матери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167