— Дорогая госпожа, представьте себе, что вы идете по улице и на вашу очаровательную головку откуда-то падает цветочный горшок. Как вы считаете, случайность это или судьба?
— Цветочный горшок, — коротко отвечает немка.
— Ну конечно, но все же какая-то сила привела его в движение.
— Земное притяжение, — уточняет дама.
— А вот мысль о фатуме вам не приходила?
— Видите ли, господин, если вам на голову свалится цветочный горшок и если вы при этом уцелеете, лучше всего подумать не о фатуме, а о том, как бы вызвать по телефону «скорую помощь». Ну, а если не уцелеете… Что ж, в этом случае вы можете быть уверены: проблема фатума вас больше никогда не будет беспокоить.
Справившись таким образом с трудным философским вопросом, Флора берет только что налитый бокал «дюбоне» — Феличе ни секунды не заставил себя ждать — и отпивает большой глоток. Полагаю, что вопреки проискам зловредной судьбы Бенато сделал бы то же самое, если бы не ухитрился опрокинуть свое вино. Правда, пострадал костюм не дамы, а его собственный. Вездесущий соотечественник Бенато подоспел как раз вовремя, чтобы прикрыть залитую скатерть двумя салфетками и подать новую порцию «дюбоне». Опасаясь, что случившееся может повториться, я и Флора следим за развитием событий с известным напряжением, да и сам Бенато, как видно, не свободен от подобных опасений, потому что предпочитает одним духом опорожнить свой бокал.
Пока мой партнер в ожидании салата из крабов обсуждает с нами одну из своих любимейших тем, а именно непрекращающиеся зверские убийства, что, конечно же, дело рук мафии, немка слегка наклоняется ко мне и шепчет безучастным тоном:
— Сегодня утром убит этот, как его, Пенеф.
— Как?
— Так же, как Гораноф: ножом в спину.
— Но вы, как я вижу, не слушаете меня? — бормочет с легким укором Бенато. — А я говорю о том, что в наше время преступность приобретает действительно угрожающие масштабы…
Наконец на столе появляются крабы, а затем и телятина по-итальянски, с зеленью и овощами, кофе и по наперстку коньяку, чтоб лучше усваивалась пища. Таким образом, если не принимать во внимание несколько разбитых бокалов и опрокинутые приборы, обед проходил вполне нормально не только для Бенато, но даже для Флоры, которая, несмотря на преждевременную гибель знакомого соседа, явно не утратила аппетита.
— Давайте выпьем еще по чашечке кофе, — предлагаю я в надежде услышать то, что и слышу:
— Прекрасная идея, но лично мне пора. Не хотелось бы расставаться с такой приятной компанией, но у меня неотложная встреча.
Бенато не только расстаться с нами трудно, он уже говорит с трудом, так его разбирает послеобеденная сонливость, и встреча с собственной постелью для него и в самом деле неотложна.
Мне остается только смириться с этим, и, заказав еще один кофе, я обращаюсь к Флоре:
— Когда это обнаружилось?
— В одиннадцатом часу. Возвращается домой Виолета, идет на кухню и натыкается в прихожей на труп. В спине торчит нож. Его убили, вероятно, за несколько минут до ее прихода. Когда Виолета ушла из дому, чтобы съездить на Остринг, в кондитерскую, был десятый час.
— Между десятью и одиннадцатью — исправно действуют, — заключаю я.
— Пускай над этим ломает голову полиция, мой мальчик. Для нас важнее другое — кто следующий?
— Уместный вопрос. Я рад, что ты над этим призадумалась.
— Чему тут радоваться?
— Скорее поймешь, что тебе полезно сотрудничать со мной.
— Если ты не станешь водить меня за нос, — вставляет Флора.
— Об этом можешь не беспокоиться. Лучше подумай о другом: у тебя опасные соперники, дорогая.
— Я это и без тебя знаю. Надеюсь, они не только мои соперники, но и твои.
— Меня не интересуют…
Фраза остается незаконченной, потому что моя собеседница знаком предупреждает меня о приближении кельнера. А когда Феличе удаляется, разговор принимает иное направление:
— Ну как, встреча состоится?
— Я затем и пришла, чтобы тебя осчастливить. Ее ирония не предвещает ничего хорошего.
— Где и когда?
— Ровно в шесть. Внизу, у лифта.
— У какого лифта? Что у кафедрального собора? — невинно спрашиваю я.
— Да. У лифта Эмпайр Стейтс билдинг не так удобно.
До шести еще далеко. И так как Флоре захотелось остаться в центре и сделать кое-какие покупки на главной улице, я еду к Острингу с намерением узнать подробности убийства от своей сожительницы — милая Розмари всегда все знает.
Оказывается, ее нет дома. После памятной ночи, которую я провел у Флоры, в наших отношениях с квартиранткой стал ощущаться легкий холодок. Совсем легкий и едва заметный, но все же холодок.
— У меня создалось впечатление, что вы слишком усердно, я бы сказала, чересчур самоотверженно кинулись в атаку на эту немку, — заметила было Розмари, когда я пришел домой на следующее утро.
— Если мне память не изменяет, вы сами поставили передо мной задачу, — попытался я оправдываться.
— Да, но не в этом, не в сексуальном смысле, как вы это поняли.
— В сексуальном смысле… Стоит ли преувеличивать…
— Вы не подумайте, я не ревную, просто я боюсь за вас, — сказала Розмари, — отклонения от нормального вкуса начинаются с пустяков — скажем, человека потянет на вульгарную бабищу или что-нибудь в этом роде. А потом незаметно дело доходит и до грубых извращений.
— Стоит ли преувеличивать? — примирительно повторяю я. — Все делается только ради вас.
— Ну и какой же результат? Я имею в виду не то, что вас так занимает, а то, что интересует меня.
— Если вы полагаете, что такую крепость, как Флора, можно взять за одну ночь…
— И сколько же вам понадобится, чтобы полностью овладеть этой цитаделью? Тысяча и одна ночь? Или чуть больше?
— Ваша ирония становится безвкусной, милая. Отрицать не стану, это доставляет мне некоторое удовольствие. Но возможно, вы все-таки ревнуете.
— И не надейтесь. Мне абсолютно безразлично. И если мне было немножко обидно, то только потому, что за всю ночь вы не вспомнили обо мне и о том, что меня заботит.
— Не знаю, как вас убедить, но я ни о чем другом и не думал.
— Только фактами, милый. Одними только фактами, и ничем иным.
— Факты пока что таковы: Флора действительно интересуется брильянтами и находится здесь именно из-за них.
— Об этом нетрудно догадаться.
— И за Флорой, точно так же, как и за вами, стоит другой.
— Я подозревала.
— И этот другой — немецкий торговец Макс Бруннер.
— Чем же он торгует?
— Не брильянтами. Но, как вам известно, брильянтами интересуются не только ювелиры. Иначе ювелирам было бы некому их сбывать.
— Как вы вовремя мне это сказали. А какие у нее отношения с Пенефом?
— Вы можете быть вполне спокойны. Она обозвала его кретином.
— Это еще ни о чем не говорит. Кретины для того и существуют, чтобы быть орудием в руках умных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80