ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


- Бедный мой Лебри, я вами недоволен. С вашими глазами дело обстоит
не так, как я бы этого желал.
Я должен вам сказать, Бар, что я уже приучил себя к мысли, что я
ослеп на всю жизнь, и потому это его замечание не произвело на меня
никакого впечатления.
- Самое лучшее, - продолжал Прозоп, - самое лучшее, что вы можете,
по-моему, сделать, это совсем избавиться от глаз. Они вам могут только
повредить, разрушая окружающие их ткани. Кроме того, - я, конечно, не
хотел бы напрасно вас обнадеживать, - но мне кажется, что нам до известной
степени удастся восполнить этот пробел.
- Зачем такие злые шутки, доктор? Раз у меня не будет глаз...
- Все будет зависеть от того, что мы найдем под глазным яблоком. Вы
понимаете? Все будет зависеть от состояния зрительного нерва. Во всяком
случае, мы еще поговорим с вами об этом, Лебри! А пока что я советую вам
решиться удалить глаза. Я считаю это безусловно необходимым и настаиваю на
этом. Мы назначим операцию на завтра утром, не правда ли?
Я согласился на это без малейшего колебания. За последнее время мои
уже бесполезные для меня глаза как-то отяжелели, стали гореть, и, как мне
казалось, словно увеличились в объеме. Временами все это вызывало
настолько мучительные ощущения, что невольно заставляло меня мечтать о той
операции, которую только что предложил мне Прозоп. Кроме того, я повторяю,
что он безусловно внушал мне доверие. И весь этот дом был так полон
спокойствия и тишины! Я никогда не слышал ни единого крика, не замечал
никакого подозрительного волнения. Благодаря своему вынужденному безделью,
я часами лежал, тоскуя и мечтая о милой, прекрасной родине, которую уже
никогда не увидят мои глаза (меня могло исцелить только чудо, а в это я не
особенно верил). Прислушиваясь на досуге ко всему, я никогда не слышал
ничего необычайного. Даже тогда, когда я нарочно старался вслушаться в
звуки, раздававшиеся в моей темнице, стараясь угадать, что в ней
происходит, я различал только шум, говоривший мне о мире и упорном труде.
Обычно это работали машины; до меня доносился ритмический грохот какой-то
механической мастерской. Но все это производило впечатление чего-то
спокойного, добродушного, успокоительного...
Утром следующего дня у меня уже не было глаз.
Очнувшись от наркоза, я невольно поддался ощущению какой-то
бессознательной грусти, но Прозоп с необычайным энтузиазмом сообщил мне,
что операция сошла прекрасно и что все говорит в пользу того, что тот
опыт, о котором он мне говорил, удастся.
- Зрительный нерв не затронут. Дадим ране зажить. Лебри, вы родились
под счастливейшей звездой! Ваше имя будет связано с сенсационнейшими
открытиями...
Уже потом он мне сказал, что совершенно не знал, удастся ли этот
предложенный им опыт; мне кажется, что он лишь до некоторой степени
рассчитывал на положительный результат; но ему нужно было меня
подбодрить... Во всяком случае, несмотря на то, что я закидал его
вопросами, я не добился от него никакого объяснения по поводу самой
сущности этого эксперимента. И вы легко можете себе представить, сколько
различных предположений наводнило мой мозг. Я поочередно останавливался то
на мысли, что мне будет сделана пересадка, то на мысли о каком-нибудь
новом оптическом изобретении. Я видел себя то с глазами какого-нибудь
животного, то с искусственными глазами, созданными каким-то гениальным
оптиком. Но как бы то ни было, я уже видел себя зрячим. Прозоп ведь
настойчиво указывал на полную жизнеспособность зрительного нерва.
Вы, наверное, обвиняете меня в излишней доверчивости, мой друг? Но
если бы вы только знали, что таится для слепого под этим одним маленьким
словом "видеть"! А кроме того, разве то, что произошло, не более
необычайно, не более фантастически чудесно, чем какое-либо искусственное
зрение?
Если вы хотите, я когда-нибудь перечислю вам (по крайней мере
постольку, поскольку я отдавал себе в этом отчет и мог запомнить) все те
подготовительные меры, которым я подвергался: меня лечили всевозможными
способами, делали всякие измерения, сняли слепки с глазных впадин и
наконец ввели в них два абсолютно гладких тела, которые в совершенстве к
ним прилегали. Их почти тотчас же извлекли. Это пробное введение каких-то
непонятных предметов в глазные впадины производилось в присутствии
нескольких человек, которые, не стесняясь, очень много говорили между
собой на своем непонятном языке. В тот раз меня расспрашивал о моих
впечатлениях и ощущениях не Прозоп, а какой-то старик с тягучим голосом,
напоминавшим шарманку. По-французски? Да, да, конечно, но не так чисто,
как говорил Прозоп, и со всеми интонациями таинственного волапюка. Я
сказал ему, что введение двух шаров в глазные впадины не вызвало ни
болезненных, ни неприятных ощущений, и я понял, что он испытал
удовлетворение, услышав такой ответ.
Спустя несколько дней меня усыпили во второй раз.
После первой операции мое пробуждение сопровождалось рвотой и другими
явлениями, которые вам, наверное, хорошо знакомы: перед глазами у меня
мелькали яркие шары, временами мне казалось, что я что-то вижу, но что
именно - никак не могу разглядеть. Я знал, что все эти обманчивые
впечатления вызваны раздражением зрительного нерва, которому свойственно
реагировать таким образом на боль. А боль эта была результатом удаления
моих уже ненужных и мертвых глаз. Ввиду всего этого, когда я почувствовал
после второй операции, что пары эфира постепенно рассеиваются и что я
начинаю различать очертания неясных предметов, представлявшихся мне в виде
сочетаний света и тени, я спокойно решил, что это просто аналогичные
первому случаю ощущения.
Но мало-помалу, постепенно пробуждаясь от глубокого сна, в который я
был погружен во время наркоза, я стал отдавать себе более ясный отчет в
своих восприятиях. Я чувствовал, что лежу на спине и что на глазах у меня
плотная, толстая повязка... И тем не менее...
"Нет, нет, - подумал я, - я еще не проснулся. Наоборот, я несомненно
нахожусь в состоянии самого глубокого наркоза. Я являюсь жертвой
оптического обмана. И это, это... не может быть ничем другим, как только
косвенным результатом испытываемой боли - боли, которой я не чувствую,
благодаря анестезии. Несомненно, это просто лишь раздражение нерва,
неизбежное при операции явление: это укол, разрез, превратившиеся в
зрительную галлюцинацию... Но нет! Ведь мои веки плотно сжаты, и на моих
глазах повязка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28