Его успех вскружил ему голову; я видел, как по всей его нервной
системе непрерывно распространялись волны световых колебаний.
Сам я находился под гнетом каких-то смешанных впечатлений. Прежде
всего, мне очень не нравилась эта пассивная роль лабораторного животного,
предназначенного для опытов. Я даже как-то стыдился этого. Доктор Прозоп
низвел меня на степень морской свинки. Если он предпочел использовать для
своих опытов человека, а не животное, то очевидно только потому, что ему
нужно было, чтобы его пациент поделился с ним своими впечатлениями. Кроме
того - как я уже говорил вам - после того, как я приучил себя к мысли, что
останусь слепым на всю жизнь, у меня вдруг явилась надежда прозреть, и
теперь сознание, что эта надежда утрачена, повергла меня в тяжелое,
близкое к отчаянию состояние. Я никогда не обладал талантами и влечениями
исследователя - и вдруг я был лишен всех своих прежних привычек, оторван
от всех людей и оказался выброшенным, в полном одиночестве, в какие-то
неизведанные физиологические области. Я - Жан Лебри - вдруг обратился в
феномена, в существо, которое неминуемо будут выставлять напоказ. Какой
ужас!
- Что же вы молчите? - сказал наконец Прозоп.
- Я предпочел бы видеть, - ответил я ему с сердцем, - снова видеть,
так же, как раньше. Раз вы способны изобрести необычайные глаза, вам
наверное ничего не стоит изготовить глаза обыкновенные, воспроизвести то,
что уже было создано природой, и вернуть слепым так жестоко от них отнятое
зрение.
- Какой узкий, мелочный взгляд, какая эгоистическая точка зрения! -
возразил он. - Разве можно сравнивать излечение немощи, так сказать,
простую починку, с расширением горизонта человеческих возможностей? Мы не
знахари, мы пионеры более великого и могущественного человечества... Да,
кроме того, я должен вам сказать, Лебри, что эти электроскопы, которыми вы
теперь снабжены, по существу ни что иное, как глаза. Ну да, ну да! Я
только что говорил вам о существующей между электричеством и светом
аналогии. Это выражение, собственно говоря, недостаточно точно...
Электричество и свет - по существу одно и то же. То, что мы называем
"светом", есть ни что иное, как электричество, колебания которого
настолько часты, что они способны влиять на глазную сетчатку. А то, что мы
называем "электричеством", есть в сущности свет, дающий настолько
медленные колебания, что наш глаз не в силах их уловить. Мы дошли уже до
того, что получаем электрический ток, равный пятидесяти миллиардам
колебаний в секунду; если удастся увеличить частоту этих колебаний в
десять тысяч раз, мы тем самым искусственно воспроизведем световые волны.
Ваши электроскопы, Лебри, в конце концов не что иное, как замедленные
глаза. Теперь вам, наверное, уже окончательно ясно, почему мы избрали для
наших экспериментов именно зрительный нерв и предпочли его всем остальным.
Может быть, нашим последователям когда-нибудь удастся создать
совершенный глаз, глаз, который будет чувствителен и к самым частым, и к
самым медленным колебаниям; глаз, при помощи которого мы увидим
инфракрасные и ультрафиолетовые лучи, увидим теплоту и электричество;
глаз, который даст нам исчерпывающее представление о внешнем мире. Тогда
мы перестанем различать видимый и невидимый свет. Тогда будет существовать
одно общее понятие - свет. Какая красота!
Если я вам скажу, что благодаря вам сделан первый шаг по этому
ослепительному пути, и если я еще добавлю, что современная наука склонна
считать электричество материей, принципом всей вселенной, - неужели у вас
в груди не шевельнется чувство гордости от сознания, что на вашу долю
выпала честь выполнить такую великую миссию?
- Вам следовало бы предупредить меня об этом, - проворчал я в ответ.
- Я военнопленный, а вы со мной поступили, как с рабом. Да, кроме того,
фактически я ведь почти ничего не вижу.
- Вы будете постепенно видеть все лучше и лучше. Имейте немножко
терпения. Но все-таки опишите мне, что вы видите... Я сделаю заметки.
- Это бесполезно. Я ничего не вижу, - ответил я твердо.
- То есть как это не видите? Что с вами случилось, Лебри?
- Я ничего не вижу, - повторил я. - Вы жестоко ошиблись. Вы гнусно
воспользовались постигшим меня несчастьем и моим беззащитным положением. Я
считаю вас и ваших сообщников отъявленными негодяями. Так не поступают со
свободным человеком, с французским гражданином. Все ваши труды были
напрасны. Вы ничего не узнаете. Ах, господа, вы хотите делать опыты на вам
подобных! Ну, так имейте в виду: от меня вы узнаете не больше, чем узнали
бы от несчастной собачонки, которую вы привязали бы к доске и истязали бы
при помощи ланцета. Я повторяю вам: я ничего не вижу.
- Послушайте, Лебри, вы сошли с ума! Поймите же, мой друг: мы
стремимся сделать вас участником наших благородных трудов, а вы...
- Довольно! Довольно лицемерия! Вы можете оставить мне мои
глаза-электроскопы или вынуть их - как вам угодно; но я требую одного: вы
сейчас же отправите меня в лагерь военнопленных. Все, что происходит
здесь, есть ни что иное как насилие над правами человека.
- Ну, нет, вы с нами так легко не расстанетесь, - проговорил доктор с
непоколебимым спокойствием, от которого я окончательно пришел в бешенство.
- Вы с нами, говоря правду, никогда не расстанетесь!
- Как так?
- Вы нам нужны. Я наделся, что вы - настолько культурный человек, что
будете способны поставить интересы науки выше всего остального. Я
надеялся, что такое счастье, как возможность перестать быть слепым в
точном смысле этого слова и способность воспринимать новые зрелища вполне
вознаградят вас за этот плен. Я полагал, что вы не будете при таких
условиях сетовать на то, что вам придется провести здесь всю жизнь, никуда
не выезжая.
- Я никогда ничего вам не расскажу из того, что увижу! - воскликнул
я.
- Нет, расскажете спустя некоторое время.
- Вы можете меня пытать, но я все равно не скажу...
- Фи, Лебри, как вам не стыдно! За кого вы меня принимаете? С вами
всегда будут обращаться с должным уважением и предупредительностью. Не
забывайте - ведь вы теперь обладаете совершенно исключительными
свойствами.
- Но ведь у вас несомненно должны быть и другие люди, над которыми вы
можете производить те же наблюдения?
- Весьма возможно. Но, сколько бы их ни было, нам всегда их будет
мало. Послушайте, Лебри, не нужно нервничать! Взгляните на вещи трезво:
ваша мать уже знает или скоро узнает, что ее сын с честью отдал жизнь за
родину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
системе непрерывно распространялись волны световых колебаний.
Сам я находился под гнетом каких-то смешанных впечатлений. Прежде
всего, мне очень не нравилась эта пассивная роль лабораторного животного,
предназначенного для опытов. Я даже как-то стыдился этого. Доктор Прозоп
низвел меня на степень морской свинки. Если он предпочел использовать для
своих опытов человека, а не животное, то очевидно только потому, что ему
нужно было, чтобы его пациент поделился с ним своими впечатлениями. Кроме
того - как я уже говорил вам - после того, как я приучил себя к мысли, что
останусь слепым на всю жизнь, у меня вдруг явилась надежда прозреть, и
теперь сознание, что эта надежда утрачена, повергла меня в тяжелое,
близкое к отчаянию состояние. Я никогда не обладал талантами и влечениями
исследователя - и вдруг я был лишен всех своих прежних привычек, оторван
от всех людей и оказался выброшенным, в полном одиночестве, в какие-то
неизведанные физиологические области. Я - Жан Лебри - вдруг обратился в
феномена, в существо, которое неминуемо будут выставлять напоказ. Какой
ужас!
- Что же вы молчите? - сказал наконец Прозоп.
- Я предпочел бы видеть, - ответил я ему с сердцем, - снова видеть,
так же, как раньше. Раз вы способны изобрести необычайные глаза, вам
наверное ничего не стоит изготовить глаза обыкновенные, воспроизвести то,
что уже было создано природой, и вернуть слепым так жестоко от них отнятое
зрение.
- Какой узкий, мелочный взгляд, какая эгоистическая точка зрения! -
возразил он. - Разве можно сравнивать излечение немощи, так сказать,
простую починку, с расширением горизонта человеческих возможностей? Мы не
знахари, мы пионеры более великого и могущественного человечества... Да,
кроме того, я должен вам сказать, Лебри, что эти электроскопы, которыми вы
теперь снабжены, по существу ни что иное, как глаза. Ну да, ну да! Я
только что говорил вам о существующей между электричеством и светом
аналогии. Это выражение, собственно говоря, недостаточно точно...
Электричество и свет - по существу одно и то же. То, что мы называем
"светом", есть ни что иное, как электричество, колебания которого
настолько часты, что они способны влиять на глазную сетчатку. А то, что мы
называем "электричеством", есть в сущности свет, дающий настолько
медленные колебания, что наш глаз не в силах их уловить. Мы дошли уже до
того, что получаем электрический ток, равный пятидесяти миллиардам
колебаний в секунду; если удастся увеличить частоту этих колебаний в
десять тысяч раз, мы тем самым искусственно воспроизведем световые волны.
Ваши электроскопы, Лебри, в конце концов не что иное, как замедленные
глаза. Теперь вам, наверное, уже окончательно ясно, почему мы избрали для
наших экспериментов именно зрительный нерв и предпочли его всем остальным.
Может быть, нашим последователям когда-нибудь удастся создать
совершенный глаз, глаз, который будет чувствителен и к самым частым, и к
самым медленным колебаниям; глаз, при помощи которого мы увидим
инфракрасные и ультрафиолетовые лучи, увидим теплоту и электричество;
глаз, который даст нам исчерпывающее представление о внешнем мире. Тогда
мы перестанем различать видимый и невидимый свет. Тогда будет существовать
одно общее понятие - свет. Какая красота!
Если я вам скажу, что благодаря вам сделан первый шаг по этому
ослепительному пути, и если я еще добавлю, что современная наука склонна
считать электричество материей, принципом всей вселенной, - неужели у вас
в груди не шевельнется чувство гордости от сознания, что на вашу долю
выпала честь выполнить такую великую миссию?
- Вам следовало бы предупредить меня об этом, - проворчал я в ответ.
- Я военнопленный, а вы со мной поступили, как с рабом. Да, кроме того,
фактически я ведь почти ничего не вижу.
- Вы будете постепенно видеть все лучше и лучше. Имейте немножко
терпения. Но все-таки опишите мне, что вы видите... Я сделаю заметки.
- Это бесполезно. Я ничего не вижу, - ответил я твердо.
- То есть как это не видите? Что с вами случилось, Лебри?
- Я ничего не вижу, - повторил я. - Вы жестоко ошиблись. Вы гнусно
воспользовались постигшим меня несчастьем и моим беззащитным положением. Я
считаю вас и ваших сообщников отъявленными негодяями. Так не поступают со
свободным человеком, с французским гражданином. Все ваши труды были
напрасны. Вы ничего не узнаете. Ах, господа, вы хотите делать опыты на вам
подобных! Ну, так имейте в виду: от меня вы узнаете не больше, чем узнали
бы от несчастной собачонки, которую вы привязали бы к доске и истязали бы
при помощи ланцета. Я повторяю вам: я ничего не вижу.
- Послушайте, Лебри, вы сошли с ума! Поймите же, мой друг: мы
стремимся сделать вас участником наших благородных трудов, а вы...
- Довольно! Довольно лицемерия! Вы можете оставить мне мои
глаза-электроскопы или вынуть их - как вам угодно; но я требую одного: вы
сейчас же отправите меня в лагерь военнопленных. Все, что происходит
здесь, есть ни что иное как насилие над правами человека.
- Ну, нет, вы с нами так легко не расстанетесь, - проговорил доктор с
непоколебимым спокойствием, от которого я окончательно пришел в бешенство.
- Вы с нами, говоря правду, никогда не расстанетесь!
- Как так?
- Вы нам нужны. Я наделся, что вы - настолько культурный человек, что
будете способны поставить интересы науки выше всего остального. Я
надеялся, что такое счастье, как возможность перестать быть слепым в
точном смысле этого слова и способность воспринимать новые зрелища вполне
вознаградят вас за этот плен. Я полагал, что вы не будете при таких
условиях сетовать на то, что вам придется провести здесь всю жизнь, никуда
не выезжая.
- Я никогда ничего вам не расскажу из того, что увижу! - воскликнул
я.
- Нет, расскажете спустя некоторое время.
- Вы можете меня пытать, но я все равно не скажу...
- Фи, Лебри, как вам не стыдно! За кого вы меня принимаете? С вами
всегда будут обращаться с должным уважением и предупредительностью. Не
забывайте - ведь вы теперь обладаете совершенно исключительными
свойствами.
- Но ведь у вас несомненно должны быть и другие люди, над которыми вы
можете производить те же наблюдения?
- Весьма возможно. Но, сколько бы их ни было, нам всегда их будет
мало. Послушайте, Лебри, не нужно нервничать! Взгляните на вещи трезво:
ваша мать уже знает или скоро узнает, что ее сын с честью отдал жизнь за
родину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28