Ее живот цвета
слоновой кости со вдавленным пупком, мягкий и вздрагивающий, как подушка из
нежного атласа, был божественно прелестен, хотелось положить на него
голову, закрыть глаза и забыть все земное в сладостном сне. Капли пота
увлажняли кожу, придавали ей свежесть и липкость. Ощупав ее взглядом до
крашеных ногтей на пальчиках ног, я снова взглянул на ее лицо. Оно пылало.
Яркий румянец залил ее щеки. Глаза сверкали, рот приоткрылся. Секунда, и я
был возле нее. Обхватив тонкую, гибкую талию рукой, я прижал ее мягкий
живот к себе. Мой напряженный член уперся головкой в волосы лобка, вторая
моя рука проскользнула ей между ног. Палец нащупал пухлые горячие губы
влагалища и погрузился в узкое липкое отверстие. Она издала тихий сладкий
стон радости и шевельнула бедрами.
- Тебе хорошо? - прошептал я.
- Молчи... Ни слова... Ах!
Я стал целовать ее груди и ложбинку между ними. Она гладила своими
руками мои спину и бедра. Постепенно я перелез на нее. Безвольно раскинув
ноги и закрыв глаза, она замерла в ожидании. Мой член уперся в нее и нужно
было одно движение, чтобы он вошел внутрь. С большим трудом, будто через
десятки резиновых колец, мой член стал медленно вонзаться во влагалище,
вызывая судоржные подергивания всего ее тела. Наконец, он уперся во что-то
твердое и горячее, щекотавшее головку. Девочка положила обе свои руки мне
на ягодицы и прижала меня к себе, чтобы я не двигал телом. Я понял ее. Ни
на минуту не вынимая члена из нее, я стал кругообразно двигать бедрами и
его головка стала нежно и ощутимо тереться об упругое дно влагалища. Веки
ее дрогнули и она открыла глаза, светившиеся детской радостью и умилением.
- Как хорошо! - вздохнула она.
- Двигай медленней.
Она стала помогать мне, волнообразно изгибаясь. Прошел час, а мы все
пили и пили по капле безудержно растущее наслаждение. Я давил головкой
члена в глубине ее влагалища и от прикосновения к чему-то твердому она
нервно вздрагивала и, прикрыв глаза, протяжно стонала. Среди общей все
возрастающей сладости судорги апогея наступили внезапно. И я и она
одновременно кончили. Несколько минут мы лежали молча и неподвижно на
кровати, наслаждаясь блаженством бессилия.
- Ты доволен? - тихо спросила она.
- Очень доволен. А ты?
Она засмеялась и, повернувшись ко мне, поцеловала в губы. Потом
спрыгнула с кровати и, грациозно двигая бедрами, прошлась по комнате,
искоса поглядывая на себя в зеркало.
- Как тебя зовут?
- Эфира.
Она подошла снова к постели, погладила тонкой изящной рукой мою грудь и
живот, присела с краю.
- Тебя, вероятно, удивила моя молчаливость? - сказала она, мечтательно
глядя куда-то вдаль, - это я такая до того, как мужчина становится мне
близок.
Я боюсь, что он каким-нибудь неосторожным словом спугнет мое желание
отдаться ему. Мне стыдно своего желания и стыдно раздеваться.
- А у тебя много было мужчин?
- Нет, не много. Пять, ты шестой. И все вы совсем разные. Каждый
следующий кажется лучше предыдущего.
- Расскажи мне о них.
- Разве это интересно?
- Конечно.
Она смущенно потупилась.
- Стыдно рассказывать. Да я и не умею.
- Ну, как умеешь. Расскажи, нечего стыдиться.
Эфира глянула на меня сладостным взглядом и прошептала:
- Я смогу рассказывать только тогда, когда ты будешь со м ной. Я был
уже готов и подвинулся, освобождая ей место рядом с собой.
- Не здесь, - сказала она, - встань с кровати и сядь на стул. Я
выполнил ее просьбу. Эфира села верхом мне на ноги, лицом ко мне и вставила
мой член.
- Теперь ты сиди совсем спокойно, а я буду рассказывать.
Я положил свои руки ей на бедра и замер.
- Тебе, наверное, извесен художник, который нас нарисовал? Он был
первым моим мужчиной... Эфира двинула телом и от острого наслаждения
судоржно глотнула воздух.
- Он красив, статен и еще не стар. Я не успела опомниться, как он
налетел на меня, сорвал с меня платье и с диким рычанием повалил прямо на
пол. Я почувствовала резкую боль, пронзившую все мое тело, и потеряла
сознание. Очнулась через несколько минут все там же, на полу. Художник
исчез. Было сумрачно и тихо. Во всем теле я чувствовала какую-то
разбитость. Ноги не держали меня. Я села на табурет. Немного болел живот и
что-то липкое и неприятное мешало между ногами. Я увидела кровь.
Испугалась. Мне показалось, что он разрезал меня. Я сунула вату в кровавую
прорезь и палец. Он ушел глубоко и не достал дна. "Боже", - подумала я,
-"Что же мне теперь делать?" Когда я вынимала палец из отверстия,
почувствовала неприятное жжение. Это было настолько неожиданно и интересно,
что я снова сунула палец внутрь и так сделала несколько раз, пока все
возрастающее наслаждение не повергло меня в сумасшедший экстаз. Хлынули
потоки густой слизи и смыли кровь. Я увидела чистое небольшое отверстие,
которое не было похоже на разрез, и успокоилась. Через минуту я заснула.
Эфира вновь дернула бедрами. Я взглянул на часы. Было 5 часов 45 минут.
- О! Уже конец!
Обхватив девушку руками за талию, я стал двигать ее из стороны в
сторону. Через несколько секунд, издав крик радости, она кончила, излив на
меня жидкость. За ней кончил и я. Эфира вытерла свою промежность чистым
платком и надела платье. Я подал ей перчатки и цветы, которые вынул из ее
волос. Пока она расчесывалась, прошли последние минуты. Мы не успели
проститься, она исчезла.
- Друзья, пора спать, - закончил Рэм и, попрощавшись, пошел к себе в
кубрик.
Мы с Диком еще долго сидели вдвоем, молча, каждый по-своему переваривая
услышанную историю.
Глава 12
Рэм с нетерпением ждал нас и, заметив, выбежал навстречу. Он выглядел
свежим и помолодевшим. Новая прическа придала его красивому лицу
аристократический вид. Теперь он мало был похож на того пропившегося
матроса, с которым я встретился несколько дней тому назад в баре. Мы выпили
по рюмке виски и Рэм продолжил свой удивительный рассказ.
- Каждую из 53 женщин я так хорошо помню, что стоит мне лишь закрыть
глаза, я почти материально представляю любую из них. Они незабываемы и,
очевидно, неповторимы. На следующий день вечером, часов около 10, ко мне
зашла хозяйка, она принесла белье, которое я отдавал в стирку. Болтая о
всякой всячине, она осматривала комнату с новой мебелью и огромными
книжными шкафами. Комната приобрела более респектабельный вид. Случайно
выяснилось, что ее сын воевал во франции, и я его хорошо знаю. Пошли
бесконечные воспоминания. Не обошлось без слез. Фрау Пиммер слезно
оплакивала безвременно погибшего потомка, но ее больше всего интересовало,
насколько сообразительным и расторопным был ее ганс на войне, и умел ли он
пользоваться теми благами, котрыми война так щедро одаривала солдат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32