Я ничего не забыл, но ни в чем не упрекал ее. У меня впереди было достаточно времени для упреков, я хотел сначала услышать ее ответ.
Она отвечала мне со слезами. Да, она знала д'Отвиля раньше, она сразу мне в этом призналась. В их отношениях была какая-то тайна, но она умоляла меня не спрашивать у нее объяснений. Она просила меня быть терпеливым. Эта тайна принадлежит не ей. Скоро я все узнаю. Пройдет немного времени, и все раскроется.
С какой готовностью мое сердце впитывало эти утешительные слова! Я больше не сомневался. Как мог я не верить этим чистым, омытым слезами глазам, сияющим глубокой любовью?
Сердце мое смягчилось. Я снова нежно обнял мою невесту, и горячий поцелуй скрепил нашу клятву верности.
Мы могли бы долго пробыть на этом месте, освященном нашей любовью, но осторожность требовала его оставить. Опасность была слишком близка. В двухстах ярдах от нас тянулась изгородь, отделявшая плантацию Гайара от леса; оттуда можно было даже видеть его дом, стоявший вдали, среди полей. Густые заросли служили нам укрытием, но, если бы погоня направилась в нашу сторону, люди прежде всего стали бы обыскивать эту чащу. Нам надо было найти себе другое убежище, поглубже в лесу.
Я вспомнил о цветущей поляне, где меня ужалила змея. Вокруг нее рос густой, тенистый подлесок, там мы могли найти укромное место, где нас не обнаружил бы и самый зоркий глаз. В ту минуту я думал только о таком убежище. Мне не приходило в голову, что есть способ отыскать нас в самой густой чаще или в непроходимых зарослях тростника. И я решил спрятаться на этой поляне.
Чаща папайи, в которой мы провели ночь, находилась близ юго-восточного края плантации Гайара. Чтобы добраться до поляны, нам надо было пройти около мили к северу. Если бы мы пошли напрямик через лес, мы почти наверное сбились бы с пути и, возможно, не нашли бы надежного убежища. Кроме того, мы могли бы заблудиться в лабиринте болот и проток, изрезавших лес по всем направлениям.
Поэтому я решил идти вдоль плантации, пока мы не выйдем на тропинку, которая когда-то привела меня на поляну,-я хорошо ее запомнил. Конечно, это было немного рискованно, пока мы не дойдем до северного края плантации, но мы могли держаться подальше от изгороди и по возможности не выходить из подлеска. К счастью, по опушке леса параллельно изгороди тянулась к северу широкая полоса пальметто, отмечавшая границу ежегодного паводка. Эти причудливые растения с широкими веерообразными листьями могли служить отличным прикрытием: человека, пробирающегося среди них, нельзя было увидеть издали. Их густая решетчатая тень становилась совсем непроницаемой благодаря высоким стеблям алтея и других цветов из семейства мальв, густо разросшихся вокруг.
Мы осторожно пробирались сквозь эти заросли и вскоре вышли к тому месту, где прошлой ночью перелезли через изгородь. Тут лес ближе всего подходил к дому Гайара. Как я уже говорил, здесь нас отделяло от него только поле в милю шириной. Однако его ровная поверхность сильно скрадывала расстояние, и, подойдя к изгороди, можно было ясно разглядеть дом.
Сейчас я не собирался доставлять себе это удовольствие и уже двинулся прочь, когда мне послышался звук, от которого кровь застыла в моих жилах.
Моя спутница схватила меня за руку и тревожно взглянула мне в лицо.
Я только кивнул ей, чтобы она молчала, нагнулся и, приложив ухо к земле, стал слушать.
Вскоре я снова услышал этот звук. Мое предположение оправдалось: это был собачий лай! Я не мог ошибиться. Я был достаточно опытным охотником, чтобы сразу узнать в нем лай длинноухой ищейки. Хоть он слышался издалека и казался не громче жужжания пчелы, я больше не сомневался в его зловещем значении.
Почему же меня так испугал лай собаки? Ведь было время, когда собачий лай и крики "Ату его! Держи!" звучали для меня, как и для многих других, самой приятной музыкой на свете. А теперь?.. Ах, вспомните, в каком положении я находился, вспомните о часах, проведенных мною с заклинателем змей, обо всем, что он рассказал мне в своем темном дупле: о беглецах, о собаках-ищейках, белых охотниках, охоте за неграми, об обычаях, которые считались возможными разве что на Кубе, но на деле процветали и в Луизиане,- вспомните все это, и вы поймете, почему я затрепетал, услышав вдали собачий лай.
Этот лай раздавался очень далеко, где-то около дома Гайара. Он звучал с перерывами и не был похож на голос собаки, бегущей по следу, а скорее напоминал разноголосый лай выпущенной из псарни своры, радующейся предстоящей охоте.
Мои худшие опасения подтвердились: они спустят на нас собак!
Глава LXX
ТРАВЛЯ
О Боже! Они спустят на нас собак! Скоро спустят или уже спустили - этого я не мог определить, но я не решался двинуться дальше, пока не узнаю наверное. Я оставил Аврору под деревьями и бросился к изгороди, у которой кончался лес. Добежав до нее, я схватился за сук и подтянулся: теперь поверх макушек сахарного тростника мне виден был весь дом, ярко освещенный лучами взошедшего солнца.
С первого взгляда я понял, что не ошибся. Как ни далеко было до дома, я разглядел вокруг него людей; многие из них сидели на лошадях, их головы двигались над тростником. А раздававшийся время от времени громкий лай указывал, что собак там целая свора. Со стороны могло показаться, что партия охотников готовится к охоте на оленя, и если бы не время, место и прочие обстоятельства, я, может быть, и принял бы их за обыкновенных охотников. Но сейчас они произвели на меня совсем иное впечатление. Я прекрасно понимал, зачем они собрались вокруг дома Гайара. Я знал, какую охоту они затевают.
Поглядев на них не дольше минуты, я понял, что погоня уже готова двинуться в путь.
С сильно бьющимся сердцем я бросился назад к своей спутнице, которая дожидалась меня, дрожа от волнения.
Мне незачем было рассказывать ей, что я увидел,-она прочла это по моему лицу. Она тоже слышала лай собак. Она родилась в здешних местах и знала обычаи этой страны. Знала, что с собаками охотятся на оленей, лисиц и пантер, но ей было также известно, что на многих плантациях держат собак и для совсем других целей, собак-ищеек, обученных охоте на людей!
Будь она менее проницательна, я, может быть, попытался бы скрыть от нее то, что увидел, но она сразу все поняла.
Сначала нас охватило полное отчаяние. Казалось, у нас нет никакой надежды спастись. Где бы мы ни укрылись, собаки, приученные выслеживать людей, везде сумеют нас найти. Нет никакого смысла прятаться в болотах или зарослях. Ни самое высокое дерево, ни самый густой подлесок не могут спасти наc от таких преследователей.
Итак, первым нашим чувством была полная безнадежность, первым бессознательным побуждением-никуда не двигаться, остаться на месте и дать себя схватить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Она отвечала мне со слезами. Да, она знала д'Отвиля раньше, она сразу мне в этом призналась. В их отношениях была какая-то тайна, но она умоляла меня не спрашивать у нее объяснений. Она просила меня быть терпеливым. Эта тайна принадлежит не ей. Скоро я все узнаю. Пройдет немного времени, и все раскроется.
С какой готовностью мое сердце впитывало эти утешительные слова! Я больше не сомневался. Как мог я не верить этим чистым, омытым слезами глазам, сияющим глубокой любовью?
Сердце мое смягчилось. Я снова нежно обнял мою невесту, и горячий поцелуй скрепил нашу клятву верности.
Мы могли бы долго пробыть на этом месте, освященном нашей любовью, но осторожность требовала его оставить. Опасность была слишком близка. В двухстах ярдах от нас тянулась изгородь, отделявшая плантацию Гайара от леса; оттуда можно было даже видеть его дом, стоявший вдали, среди полей. Густые заросли служили нам укрытием, но, если бы погоня направилась в нашу сторону, люди прежде всего стали бы обыскивать эту чащу. Нам надо было найти себе другое убежище, поглубже в лесу.
Я вспомнил о цветущей поляне, где меня ужалила змея. Вокруг нее рос густой, тенистый подлесок, там мы могли найти укромное место, где нас не обнаружил бы и самый зоркий глаз. В ту минуту я думал только о таком убежище. Мне не приходило в голову, что есть способ отыскать нас в самой густой чаще или в непроходимых зарослях тростника. И я решил спрятаться на этой поляне.
Чаща папайи, в которой мы провели ночь, находилась близ юго-восточного края плантации Гайара. Чтобы добраться до поляны, нам надо было пройти около мили к северу. Если бы мы пошли напрямик через лес, мы почти наверное сбились бы с пути и, возможно, не нашли бы надежного убежища. Кроме того, мы могли бы заблудиться в лабиринте болот и проток, изрезавших лес по всем направлениям.
Поэтому я решил идти вдоль плантации, пока мы не выйдем на тропинку, которая когда-то привела меня на поляну,-я хорошо ее запомнил. Конечно, это было немного рискованно, пока мы не дойдем до северного края плантации, но мы могли держаться подальше от изгороди и по возможности не выходить из подлеска. К счастью, по опушке леса параллельно изгороди тянулась к северу широкая полоса пальметто, отмечавшая границу ежегодного паводка. Эти причудливые растения с широкими веерообразными листьями могли служить отличным прикрытием: человека, пробирающегося среди них, нельзя было увидеть издали. Их густая решетчатая тень становилась совсем непроницаемой благодаря высоким стеблям алтея и других цветов из семейства мальв, густо разросшихся вокруг.
Мы осторожно пробирались сквозь эти заросли и вскоре вышли к тому месту, где прошлой ночью перелезли через изгородь. Тут лес ближе всего подходил к дому Гайара. Как я уже говорил, здесь нас отделяло от него только поле в милю шириной. Однако его ровная поверхность сильно скрадывала расстояние, и, подойдя к изгороди, можно было ясно разглядеть дом.
Сейчас я не собирался доставлять себе это удовольствие и уже двинулся прочь, когда мне послышался звук, от которого кровь застыла в моих жилах.
Моя спутница схватила меня за руку и тревожно взглянула мне в лицо.
Я только кивнул ей, чтобы она молчала, нагнулся и, приложив ухо к земле, стал слушать.
Вскоре я снова услышал этот звук. Мое предположение оправдалось: это был собачий лай! Я не мог ошибиться. Я был достаточно опытным охотником, чтобы сразу узнать в нем лай длинноухой ищейки. Хоть он слышался издалека и казался не громче жужжания пчелы, я больше не сомневался в его зловещем значении.
Почему же меня так испугал лай собаки? Ведь было время, когда собачий лай и крики "Ату его! Держи!" звучали для меня, как и для многих других, самой приятной музыкой на свете. А теперь?.. Ах, вспомните, в каком положении я находился, вспомните о часах, проведенных мною с заклинателем змей, обо всем, что он рассказал мне в своем темном дупле: о беглецах, о собаках-ищейках, белых охотниках, охоте за неграми, об обычаях, которые считались возможными разве что на Кубе, но на деле процветали и в Луизиане,- вспомните все это, и вы поймете, почему я затрепетал, услышав вдали собачий лай.
Этот лай раздавался очень далеко, где-то около дома Гайара. Он звучал с перерывами и не был похож на голос собаки, бегущей по следу, а скорее напоминал разноголосый лай выпущенной из псарни своры, радующейся предстоящей охоте.
Мои худшие опасения подтвердились: они спустят на нас собак!
Глава LXX
ТРАВЛЯ
О Боже! Они спустят на нас собак! Скоро спустят или уже спустили - этого я не мог определить, но я не решался двинуться дальше, пока не узнаю наверное. Я оставил Аврору под деревьями и бросился к изгороди, у которой кончался лес. Добежав до нее, я схватился за сук и подтянулся: теперь поверх макушек сахарного тростника мне виден был весь дом, ярко освещенный лучами взошедшего солнца.
С первого взгляда я понял, что не ошибся. Как ни далеко было до дома, я разглядел вокруг него людей; многие из них сидели на лошадях, их головы двигались над тростником. А раздававшийся время от времени громкий лай указывал, что собак там целая свора. Со стороны могло показаться, что партия охотников готовится к охоте на оленя, и если бы не время, место и прочие обстоятельства, я, может быть, и принял бы их за обыкновенных охотников. Но сейчас они произвели на меня совсем иное впечатление. Я прекрасно понимал, зачем они собрались вокруг дома Гайара. Я знал, какую охоту они затевают.
Поглядев на них не дольше минуты, я понял, что погоня уже готова двинуться в путь.
С сильно бьющимся сердцем я бросился назад к своей спутнице, которая дожидалась меня, дрожа от волнения.
Мне незачем было рассказывать ей, что я увидел,-она прочла это по моему лицу. Она тоже слышала лай собак. Она родилась в здешних местах и знала обычаи этой страны. Знала, что с собаками охотятся на оленей, лисиц и пантер, но ей было также известно, что на многих плантациях держат собак и для совсем других целей, собак-ищеек, обученных охоте на людей!
Будь она менее проницательна, я, может быть, попытался бы скрыть от нее то, что увидел, но она сразу все поняла.
Сначала нас охватило полное отчаяние. Казалось, у нас нет никакой надежды спастись. Где бы мы ни укрылись, собаки, приученные выслеживать людей, везде сумеют нас найти. Нет никакого смысла прятаться в болотах или зарослях. Ни самое высокое дерево, ни самый густой подлесок не могут спасти наc от таких преследователей.
Итак, первым нашим чувством была полная безнадежность, первым бессознательным побуждением-никуда не двигаться, остаться на месте и дать себя схватить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90