– В такой дешевой квартире?
– В любой. Лачуга здесь лучше дворца в Америке! Я предпочитаю жить на лондонском чердаке или в такой жалкой квартире, чем стать хозяйкой богатого дома на Пятой авеню, в котором ты с таким удовольствием обедал. Ненавижу эту республиканскую страну!
Слова вполне достойны произнесшей их женщины.
– Я еще стану хозяином, – ответил Свинтон, имея в виду не страну, а дом на Пятой авеню. – Стану его хоязином, даже если на это придется потратить десять лет.
– Ты намерен отправиться за ними?
– Конечно. Я не собираюсь сдаваться.
– Может, ты упустил последнюю возможность. Этот мистер Лукас мог попасть в милость леди.
– Ба! Мне нечего опасаться с этой стороны – такой простой и некрасивый тип! Конечно, он тоже охотится на нее. Что с того? Он не того стиля, который нравится мисс Джули Гирдвуд. К тому же, у меня есть основания полагать, что матушка этого не допустит. Если я и упустил возможность, то за это нужно благодарить только тебя!
– Меня! А я тут при чем, хотела бы я знать?
– Если бы не ты, я был бы здесь несколько месяцев назад; и сумел бы помешать их отъезду; или, еще лучше, нашел бы предлог отправиться с ними. Вот что я мог бы сделать. Мы потеряли много времени, добывая деньги на два билета.
– Конечно! И я должна за это отвечать? Мне кажется, я свое дело сделала. Похоже, ты забыл, что продал мои золотые часы, мои кольца и браслеты, даже мой бедный футляр для карандашей!
– А кто все это тебе дал?
– Как хорошо, что ты это вспомнил! Я жалею, что принимала все это!
– А я – что давал.
– Негодяй!
– Ты ловко подбираешь слова – все отвратительные.
– У меня есть для тебя еще одно, еще отвратительней! Трус !
Это его проняло. Возможно, единственное слово, способное его затронуть: он не только чувствовал, что это правда – он знал, что жена знает это.
– Что ты хочешь этом сказать? – спросил он, неожиданно покраснев.
– То что сказала. Ты трус и знаешь об этом! Ты можешь оскорбить женщину, если тебе не грозит опасность; но когда против тебя мужчина, ты трусишь и ни на что не способен. Вспомни Мейнарда!
Впервые подобное обвинение было произнесено открыто; хотя не один раз с Ньюпорта думала она о той хитрости, с помощью которой ее муж избежал встречи с человеком, имя которого она произнесла. Он считал, что она только подозревает и ничего не знает о содержании письма, доставленного слишком поздно. Он изо всех сил старался это скрыть. Судя по ее словам, она знает все.
И она действительно знала. Джеймс, коридорный, рассказал ей, о чем говорят слуги в отеле; добавив к этому свои собственные наблюдения, она все поняла. Она знала, что ее подозрения тревожат Свинтона; но ее знание вывело его из себя.
– Повтори! – воскликнул он, вскакивая на ноги. – Повтори, и клянусь Господом, я разобью тебе голову!
С этой угрозой он схватил стул и занес его над ее головой.
Хотя они и раньше часто ссорились, но до такого никогда не доходило. Он угрожает ударить ее. Она не обладает ни ростом, ни силой – только красотой, а ее муж – и тем и другим. Но она по-прежнему не верила, что он ее ударит; и понимала, что если дрогнет, должна будет всегда ему покоряться. Даже не сможет демонстрировать вызов.
Поэтому она сказала еще резче:
– Повторить? Помнишь Мейнарда? Мне не нужно тебе напоминать: ты и так не забудешь его!
Не успела она произнести эти слова, как тут же о них пожалела. И у нее были для этого основания: стул с грохотом опустился ей на голову, и она упала на пол!
Глава XXX
В Тюильри
Есть в анналах Парижа день, который всегда будет вспоминаться со стыдом, печалью и негодованием.
И не только парижанами, но всеми французами, которые в этот день перестали быть свободными.
Для парижан в особенности это горький день; и его годовщина во французской столице не проходит без слез в каждом доме, без дрожи каждого сердца.
Это было второго декабря 1851 года.
Утром этого дня в комнате в Тюильри встретились пять человек. Комната та же самая, в которой несколько месяцев назад готовился описанный нами заговор.
Встреча была устроена с аналогичной целью; но если не считать совпадающего числа участников, только один из них был прежним. Это он председательствовал и на прошлой встрече– президент Франции!
Было и другое странное совпадение – в титулах: потому что присутствовали граф, маршал, дипломат и князь. Единственное отличие заключалось в том, что все они принадлежали к одному народу – к французам.
Это были граф де М., маршал Сент-А., дипломат ла Г. и князь С. Хотя, как уже говорилось, цель у них была такая же, сама встреча проходила совсем по-другому. Прежняя встреча напоминала сходку грабителей, готовящихся к делу. Эта – тоже, только на более поздней стадии, когда нужно уже выступать.
Первая встреча должна была покончить со свободой в Европе. Эта – тоже со свободой, но одной Франции.
В первом случае цель казалась далекой, и для ее достижения должны были использоваться храбрые солдаты на поле битвы. Во втором – цель близка и достигается трусливыми убийствами на улицах, уже подготовленных к этой цели.
Как будет достигнута эта цель, станет ясно из разговора, который происходил в комнате заговорщиков.
Не было ни насмешливых речей, ни обмена шутками, как в тот раз, когда собравшихся веселил англичанин. На этот раз положение было слишком серьезным для шуток, слишком близка возможность намеченного убийства.
Не было в комнате и обычного спокойствия. Люди заходили и выходили, офицеры в мундирах и в полном вооружении. В комнату заходили генералы, полковники и капитаны, делали доклады, получали приказы и снова выходили.
А отдавал приказы не президент Франции, главнокомандующий армиями, а другой из пятерых пристутствующих. На время он стал самым значительным из них!
Это был граф де М.
Не будь его, заговор, веоятно, никогда не удался бы и Франция все еще была свободной.
Это был странный, ужасный кризис, и человек дела, стоящий спиной к огню в камине, по привычке раздвинув фалды сюртука, был отчасти в ужасе. Несмотря на выпивку и многочисленные выкуренные сигары, он не мог сдержать дрожи.
Де М. видел это, видел и убийца алжирских арабов, некогда бродячий музыкант, а теперь маршал.
– Послушайте! – воскликнул грешный, но храбрый граф. – Больше не должно быть полумер, никаких уступок! Мы приняли решение и должны выполнять его! Кто из вас боится?
– Не я, – ответил Сент-А.
– И не я, – сказал ла Г., бывший биллиардный маркер с лондонской Лейстер-сквер.
– Я не боюсь, – сказал князь. – Но вы считаете это правильным?
Его светлость был единственным из пяти, у кого в сердце сохранилась искра человечности. Бедный слабый человек, он присоединился к остальным только по дружбе.
– Правильным? – повторил ла Г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90