Эдмунд Финли был одержим манией обладания. Кабинет отражал его вкус к прекрасному и исключительному. Две девственно-белых стены и ковер служили отличным фоном для его сокровищ. Китайская ваза XV века на мраморном пьедестале. В стенных нишах – скульптуры Родена. Над комодом эпохи Людовика XIV – подлинник Ренуара в золоченой раме. Два столика красного дерева с тонкой резьбой времен викторианской Англии. Между ними – бархатное канапе, принадлежавшее самой Марии-Антуанетте.
В двух высоких застекленных шкафчиках – потрясающая, открытая лишь для избранных коллекция произведений искусства: флаконы из лазурита и аквамарина, нэцкэ из слоновой кости, статуэтки из дрезденского фарфора, музыкальные шкатулки из лиможского фарфора, кинжал XV века с усыпанной драгоценными камнями рукояткой, африканские маски…
Эдмунд Финли приобретал самозабвенно, а потом припрятывал свои сокровища.
Его импортно-экспортный бизнес процветал, а контрабандная часть этого бизнеса процветала еще больше. В конце концов, где, как не в контрабанде, можно попробовать свои силы и насладиться ощущением риска. Незаконные приобретения требуют, кроме безупречного вкуса, известной ловкости, изобретательности, безжалостности.
Финли начал «приобретать» еще в юности, когда работал в доках Сан-Франциско. Совсем нетрудно было поменять местами контейнеры, вскрыть ящик и продать добычу. К тридцати годам Эдмунд собрал капитал для создания собственной компании, накопил достаточно опыта для успешной работы за рамками закона и достаточно связей для того, чтобы не оскудевал поток товаров.
Разбогатев, Финли смог воплотить в жизнь свои мечты об итальянских костюмах, французских женщинах и швейцарских франках. После десятилетий сложных экономических операций он получил возможность оставлять себе понравившиеся вещи. А нравились ему вещи старинные и бесценные.
– Все готово, мистер Финли. – Маникюрша осторожно положила руку Финли на безупречно чистую салфетку. Она знала, что, пока будет складывать свои инструменты и лосьоны, клиент тщательно проверит ее работу. Как-то раз он орал на нее минут десять из-за крошечного заусенца. Однако сейчас, когда она осмелилась поднять глаза, Финли довольно улыбался, разглядывая свои отполированные ногти.
– Отличная работа. – Он поочередно потер подушечками пальцев друг о друга, затем достал из кармана пачку банкнот, скрепленную золотым зажимом, отделил бумажку в пятьдесят долларов и, помедлив, с обезоруживающей улыбкой добавил еще сотню. – Счастливого Рождества, милочка.
– О… благодарю вас. Огромное спасибо, мистер Финли. И вам счастливого Рождества.
Продолжая улыбаться, Финли отпустил ее царственным взмахом ухоженных пальцев. Его редкая щедрость проявлялась так же естественно, как и постоянная жадность. Он наслаждался и тем, и другим. Не успела дверь за маникюршей закрыться, как он повернулся на вращающемся кресле, сложил руки на шелковом жилете и уставился на купающийся в солнечных лучах Лос-Анджелес.
Рождество, думал он. Какое чудесное время года. Время доброжелательности, перезвона колоколов, цветных фонариков. Конечно, это еще и время беспросветного одиночества, отчаяния, доводящего до самоубийства, но мелкие человеческие трагедии не имеют к нему никакого отношения. Деньги вознесли его на вершину, далекую от потребности в дружбе и родственных отношениях, сделали неуязвимым. Дружбу можно купить. Потому он и выбрал один из богатейших городов мира, где можно купить и продать все, что угодно; владеть всем, что пожелаешь.
Больше всего здесь восхищаются молодостью, богатством и властью, а власть и богатство у него есть. Что касается молодости, деньги могут создать ее иллюзию.
Зеленые глаза Финли заблестели. С некоторым удивлением он вдруг понял, что счастлив.
Стук в дверь отвлек его от приятных мыслей. Он повернулся и отчеканил:
– Войдите.
Эйбел Уайнсэп, маленький сутулый человечек, казалось, еще больше сгорбившийся под тяжестью своего громкого титула «Ответственный помощник президента компании», робко вошел и откашлялся.
– Сэр. Мистер Финли.
– Эйбел, ты знаешь истинный смысл Рождества? – тихо, почти сердечно, спросил Финли.
– А… – Уайнсэп нервно затеребил узел галстука. – Что вы имеете в виду, сэр?
– Приобретение. Чудесное слово, Эйбел. И в этом истинный смысл чудесного праздника Рождества. Ты со мной согласен?
– Да, сэр. – Уайнсэпа бросило в дрожь. Он пришел с дурной вестью, а радостное настроение шефа делало его миссию еще более затруднительной. – Мистер Финли, боюсь, у нас проблема.
– Неужели? – Финли еще улыбался, но глаза его стали суровыми. – И какая же?
Уайнсэп чуть не задохнулся от страха. Он знал, что ледяная ярость Финли бывает более смертельной, чем приступ бешенства любого другого человека. Как-то на его глазах Финли разделался со служащим, уличенным в мошенничестве. Вряд ли ему удастся забыть, как спокойно Финли перерезал бедняге глотку драгоценным кинжалом XVI века.
Финли свято верил в то, что предательство заслуживает немедленного наказания и определенного церемониала.
Уайнсэп помнил и то, что именно ему было поручено избавиться от трупа.
Не в силах подавить страх, он продолжил:
– Груз из Нью-Йорка, который вы ожидали, сэр.
– Задержка с поступлением?
– Нет… то есть, некоторым образом, да, сэр. Груз прибыл сегодня, как и ожидалось, но вот товар… – Эйбел нервно облизнул пересохшие губы. – Это не то, что вы заказывали, сэр.
Финли оперся о край стола ухоженными руками. Суставы его пальцев побелели, но голос прозвучал спокойно:
– Повтори, пожалуйста.
– Товар, сэр. Это не то, что вы заказывали. Очевидно, где-то произошла ошибка. – Уайнсэп уже не говорил, а скулил. – Я подумал, что лучше доложить вам немедленно.
– Где груз? – словно змея, прошипел Финли.
– В отделе доставки, сэр. Я думал…
– Принести сюда. Немедленно.
– Да, сэр. Я мигом, сэр.
Уайнсэп исчез, благодаря бога за отсрочку.
Куча денег была уплачена за сам товар и еще больше за его контрабандный ввоз в страну. Каждый предмет был украден, надежно замаскирован и доставлен из разных мест в нью-йоркское отделение его фирмы. Одни взятки достигали шестизначной цифры.
Чтобы успокоиться, Финли подошел к бару, щедро плеснул сока гуавы и выпил.
Теперь он мог думать более трезво. Если произошла ошибка, ее исправят. Тот, кто допустил эту ошибку, кем бы он ни оказался, будет наказан.
Финли бережно отставил тончайший бокал и стал изучать свое отражение в овальном зеркале эпохи Георга III. Аристократическое лицо, густая темная шевелюра. Он провел рукой по волосам, восхищаясь блеснувшим в них серебром. Последняя косметическая операция разгладила мешки под глазами, укрепила линию подбородка, стерла глубокие морщины вокруг рта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102