Мне хотелось бы знать, было ли известно вам об этом или нет?
Последние слова прозвучали неожиданно сурово и требовательно. Так разговаривать мог только хозяин, человек, держащий в руке плетку. После этого не могло остаться сомнений, что весь гнев и все угрозы молодого герцога являлись лишь отчаянной попыткой самообороны.
— Клянусь костями святого Амброджо! Разве вам не сказали, что он убил трех моих собак и околдовал остальных?
— Он, вероятно, околдовал и вас, синьор герцог. Трудно иначе объяснить ваше обхождение с ним после того, как вы узнали, чьим сыном он назвался.
— Разве это не мое право? Разве я не повелитель жизни и смерти в своих владениях!
Темные глаза Фачино Кане угрожающе сверкнули.
— Вы… — начал было он, но осекся и повелительно махнул рукой Скуарче. — Убирайся — и твои шакалы — тоже.
— Их ждет тут дело, — напомнил ему герцог.
— Считайте его уже законченным.
— О Боже! Да вы наглеете с каждым днем, Фачино.
— Ваше мнение может измениться, когда они уйдут, — Фачино сурово взглянул в блеклые, навыкате глаза герцога, и тот, не выдержав взгляда, опустил голову.
— Убирайтесь вон, вы слышали! — угрюмо бросил он слугам, признавая свое поражение.
Дождавшись, когда они ушли, Фачино обратился к герцогу со словами увещевания:
— Ваше высочество придает чересчур большое значение всему, что связано с его собаками. И развлечения, которые вы себе позволяете с ними, столь же отвратительны, сколь опасны. Я уже предупреждал ваше высочество и сделаю это еще раз: остерегайтесь, как бы вашу глотку не перегрызли в самом Милане.
— Мне? В Милане? — чуть не задохнулся от изумления герцог.
— Именно вам, возомнившему себя повелителем жизни и смерти. Не забывайте: герцог Миланский отнюдь не то же самое, что Господь Бог. — Затем он несколько сбавил тон: — Я слышал, вы охотились сегодня за Франческо да Пустерлой.
— А этот плут, назвавший себя вашим сыном, пытался спасти его и убил трех моих лучших псов.
— Он пытался оказать вам услугу, синьор герцог. Для вас было бы лучше, если бы Пустерла улизнул. Вы можете чувствовать себя в относительной безопасности, устраивая охоту на воров, убийц и насильников либо гоняясь за бедолагами, виновными только в своей нищете. Но, спуская собак на сына знаменитого синьора, вы ходите по краю пропасти.
— Да неужели? Мои гончие не знали отдыха, пока Пустерла был жив. Я никогда не забуду, что моя мать умерла в Монце, где кастеляном note 59 был Пустерла. Ходят слухи, что именно он отравил ее.
Фачино многозначительно посмотрел на герцога, и краска гнева сошла с лица последнего.
— Черт побери… — начал было он, но Фачино не дал ему закончить.
— Юноше, убившему ваших собак, ничего не было известно об этом. Я уверен, что он даже не предполагал, кто возглавляет эту жуткую охоту. Он видел только, как человека травили собаками. Клянусь вам, синьор герцог, на его месте я поступил бы точно так же, и дай Бог, чтобы у меня хватило мужества совершить столь благородный поступок. Кроме того, он сказал вам, что его имя — Кане, — тут в его голосе появились стальные нотки. — Раз уж вам так нравится, ваше высочество, рискните поохотиться за Пустерлой, но не смейте травить Кане, не предупредив сперва об этом меня.
Он сделал паузу. Герцог, с трудом понимая, что к чему, молча стоял, терзаемый гневом и стыдом. Фачино повернулся к Беллариону, всем своим видом выказывая откровенное презрение к деградировавшему сыну великого Джангалеаццо.
— Пошли, мой мальчик, — чуть насмешливо произнес он. — Его высочество отпускает тебя. Надевай свою тунику и иди за мной.
Не сомневаясь, что ускользнул от Сциллы лишь для того, чтобы потерпеть крушение у Харибды note 60, Белларион машинально натянул на себя лохмотья, в которые превратилось его платье, и последовал за графом Бьяндратским вон из камеры.
Они молча поднялись по узкой каменной лестнице в просторную комнату, увешанную роскошными фламандскими гобеленами и ярко освещенную огромными свечами, горевшими в массивных позолоченных подсвечниках. Фачино велел слугам оставить их наедине, неторопливо оглядел Беллариона, являвшего собой, надо сказать, весьма плачевное зрелище в его изодранной тунике, сквозь которую местами просвечивало голое тело, и уселся в кресло, оставив юношу стоять.
— Итак, ты набрался храбрости назваться моим сыном, — полуутвердительно-полувопросительно произнес Фачино. — Похоже, моя семья начинает увеличиваться. Что ж, тебе повезло с отцом. Теперь тебе остается только сообщить мне имя женщины, удостоившейся чести быть твоей матерью.
— Синьор, я буду откровенен с вами, — ответил Белларион. — Под угрозой неминуемой гибели я был вынужден преувеличить близость наших родственных отношений.
— Вот как? — удивленно поползли вверх густые брови Фачино. — И насколько сильно ты их преувеличил?
— Я — всего лишь ваш приемный сын.
— Ну уж нет, это явное вранье, — нахмурился Фачино, и от его ироничного настроения не осталось и следа. — У меня мог объявиться внебрачный сын, о существовании которого мне было неизвестно. Такое иногда случается. Я был молод и не всегда воздержан, когда дело доходило до поцелуев. Но разве можно усыновить чужого ребенка, ничего не зная об этом?
— Это я выбрал вас в приемные отцы, — смело ответил Белларион и, пытаясь смягчить дерзость своих слов, поспешил добавить: — Подобно тому, как мы выбираем себе небесного покровителя, так и я сделал свой выбор в минуту смертельной опасности, когда мне грозили пытки и смерть, когда, доведенный до отчаяния, я увидел свой единственный шанс спастись лишь в том, чтобы назваться вашим сыном…
Наступила пауза, в продолжение которой Фачино сурово смотрел на него. Сердце Беллариона упало. Он решил, что проиграл и что ставка, сделанная им на добродушие и искренность своего спасителя, оказалась неверной.
Фачино расхохотался, но его смех заставил Беллариона поежиться.
— Значит, ты решил взять меня в отцы. Ну, мессер, если бы можно было выбирать родителей… — он перебил сам себя и резко спросил: — Кто ты, мошенник? Как тебя зовут?
— Мое имя — Белларион, синьор.
— Белларион? Странное имя. А откуда ты взялся? Будь добр рассказать мне всю правду, если не хочешь, чтобы тебя объявили самозванцем и отправили назад к герцогу.
Надеясь, что его откровенность будет воспринята благосклонно, Белларион точь-в-точь повторил историю, когда-то рассказанную им Лорендзаччо из Трино, и, судя по выражению лица Фачино, тот был изрядно тронут ею. Правда, он ни словом не упомянул о своих приключениях в Монферрато и о том, что уже пользовался там именем Фачино.
— Так, значит, в минуту опасности ты решил, что всадника, который всюду таскал тебя с собой, звали Фачино? — знаменитый кондотьер сардонически улыбнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
Последние слова прозвучали неожиданно сурово и требовательно. Так разговаривать мог только хозяин, человек, держащий в руке плетку. После этого не могло остаться сомнений, что весь гнев и все угрозы молодого герцога являлись лишь отчаянной попыткой самообороны.
— Клянусь костями святого Амброджо! Разве вам не сказали, что он убил трех моих собак и околдовал остальных?
— Он, вероятно, околдовал и вас, синьор герцог. Трудно иначе объяснить ваше обхождение с ним после того, как вы узнали, чьим сыном он назвался.
— Разве это не мое право? Разве я не повелитель жизни и смерти в своих владениях!
Темные глаза Фачино Кане угрожающе сверкнули.
— Вы… — начал было он, но осекся и повелительно махнул рукой Скуарче. — Убирайся — и твои шакалы — тоже.
— Их ждет тут дело, — напомнил ему герцог.
— Считайте его уже законченным.
— О Боже! Да вы наглеете с каждым днем, Фачино.
— Ваше мнение может измениться, когда они уйдут, — Фачино сурово взглянул в блеклые, навыкате глаза герцога, и тот, не выдержав взгляда, опустил голову.
— Убирайтесь вон, вы слышали! — угрюмо бросил он слугам, признавая свое поражение.
Дождавшись, когда они ушли, Фачино обратился к герцогу со словами увещевания:
— Ваше высочество придает чересчур большое значение всему, что связано с его собаками. И развлечения, которые вы себе позволяете с ними, столь же отвратительны, сколь опасны. Я уже предупреждал ваше высочество и сделаю это еще раз: остерегайтесь, как бы вашу глотку не перегрызли в самом Милане.
— Мне? В Милане? — чуть не задохнулся от изумления герцог.
— Именно вам, возомнившему себя повелителем жизни и смерти. Не забывайте: герцог Миланский отнюдь не то же самое, что Господь Бог. — Затем он несколько сбавил тон: — Я слышал, вы охотились сегодня за Франческо да Пустерлой.
— А этот плут, назвавший себя вашим сыном, пытался спасти его и убил трех моих лучших псов.
— Он пытался оказать вам услугу, синьор герцог. Для вас было бы лучше, если бы Пустерла улизнул. Вы можете чувствовать себя в относительной безопасности, устраивая охоту на воров, убийц и насильников либо гоняясь за бедолагами, виновными только в своей нищете. Но, спуская собак на сына знаменитого синьора, вы ходите по краю пропасти.
— Да неужели? Мои гончие не знали отдыха, пока Пустерла был жив. Я никогда не забуду, что моя мать умерла в Монце, где кастеляном note 59 был Пустерла. Ходят слухи, что именно он отравил ее.
Фачино многозначительно посмотрел на герцога, и краска гнева сошла с лица последнего.
— Черт побери… — начал было он, но Фачино не дал ему закончить.
— Юноше, убившему ваших собак, ничего не было известно об этом. Я уверен, что он даже не предполагал, кто возглавляет эту жуткую охоту. Он видел только, как человека травили собаками. Клянусь вам, синьор герцог, на его месте я поступил бы точно так же, и дай Бог, чтобы у меня хватило мужества совершить столь благородный поступок. Кроме того, он сказал вам, что его имя — Кане, — тут в его голосе появились стальные нотки. — Раз уж вам так нравится, ваше высочество, рискните поохотиться за Пустерлой, но не смейте травить Кане, не предупредив сперва об этом меня.
Он сделал паузу. Герцог, с трудом понимая, что к чему, молча стоял, терзаемый гневом и стыдом. Фачино повернулся к Беллариону, всем своим видом выказывая откровенное презрение к деградировавшему сыну великого Джангалеаццо.
— Пошли, мой мальчик, — чуть насмешливо произнес он. — Его высочество отпускает тебя. Надевай свою тунику и иди за мной.
Не сомневаясь, что ускользнул от Сциллы лишь для того, чтобы потерпеть крушение у Харибды note 60, Белларион машинально натянул на себя лохмотья, в которые превратилось его платье, и последовал за графом Бьяндратским вон из камеры.
Они молча поднялись по узкой каменной лестнице в просторную комнату, увешанную роскошными фламандскими гобеленами и ярко освещенную огромными свечами, горевшими в массивных позолоченных подсвечниках. Фачино велел слугам оставить их наедине, неторопливо оглядел Беллариона, являвшего собой, надо сказать, весьма плачевное зрелище в его изодранной тунике, сквозь которую местами просвечивало голое тело, и уселся в кресло, оставив юношу стоять.
— Итак, ты набрался храбрости назваться моим сыном, — полуутвердительно-полувопросительно произнес Фачино. — Похоже, моя семья начинает увеличиваться. Что ж, тебе повезло с отцом. Теперь тебе остается только сообщить мне имя женщины, удостоившейся чести быть твоей матерью.
— Синьор, я буду откровенен с вами, — ответил Белларион. — Под угрозой неминуемой гибели я был вынужден преувеличить близость наших родственных отношений.
— Вот как? — удивленно поползли вверх густые брови Фачино. — И насколько сильно ты их преувеличил?
— Я — всего лишь ваш приемный сын.
— Ну уж нет, это явное вранье, — нахмурился Фачино, и от его ироничного настроения не осталось и следа. — У меня мог объявиться внебрачный сын, о существовании которого мне было неизвестно. Такое иногда случается. Я был молод и не всегда воздержан, когда дело доходило до поцелуев. Но разве можно усыновить чужого ребенка, ничего не зная об этом?
— Это я выбрал вас в приемные отцы, — смело ответил Белларион и, пытаясь смягчить дерзость своих слов, поспешил добавить: — Подобно тому, как мы выбираем себе небесного покровителя, так и я сделал свой выбор в минуту смертельной опасности, когда мне грозили пытки и смерть, когда, доведенный до отчаяния, я увидел свой единственный шанс спастись лишь в том, чтобы назваться вашим сыном…
Наступила пауза, в продолжение которой Фачино сурово смотрел на него. Сердце Беллариона упало. Он решил, что проиграл и что ставка, сделанная им на добродушие и искренность своего спасителя, оказалась неверной.
Фачино расхохотался, но его смех заставил Беллариона поежиться.
— Значит, ты решил взять меня в отцы. Ну, мессер, если бы можно было выбирать родителей… — он перебил сам себя и резко спросил: — Кто ты, мошенник? Как тебя зовут?
— Мое имя — Белларион, синьор.
— Белларион? Странное имя. А откуда ты взялся? Будь добр рассказать мне всю правду, если не хочешь, чтобы тебя объявили самозванцем и отправили назад к герцогу.
Надеясь, что его откровенность будет воспринята благосклонно, Белларион точь-в-точь повторил историю, когда-то рассказанную им Лорендзаччо из Трино, и, судя по выражению лица Фачино, тот был изрядно тронут ею. Правда, он ни словом не упомянул о своих приключениях в Монферрато и о том, что уже пользовался там именем Фачино.
— Так, значит, в минуту опасности ты решил, что всадника, который всюду таскал тебя с собой, звали Фачино? — знаменитый кондотьер сардонически улыбнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101