Не знаю, что с ним было. Что-то его сильно
рассердило. Я часто думаю, что бы это могло быть. Может, у него болели
зубы. Или заноза в пятке. Не знаю. Может, при виде меня он вспомнил
какого-нибудь врага. Но он сразу бросился на меня, разинув пасть, с ревом
протягивая ко мне огромные лапы. Думаю, что если бы у меня было время, я
убежал бы. Но на это у меня не оказалось ни времени, ни места. И вот в тот
момент, когда он навалился на меня, мой испуг сменился гневом. Вероятно,
на самом деле это было отчаяние, а не гнев. Я подумал: "Ты, сын шлюхи,
собираешься расчленить меня! Так нет же! Я и сам расчленю тебя!"
Я плохо помню дальнейшее. Я лишь помню, как протянул копье ему
навстречу. После этого все скрылось в тумане. Когда мозг мой прояснился, я
стоял, покрытый кровью, медведь лежал на земле, а из его горла торчало мое
копье.
Запрет кончился. Убив один раз, я смог убивать еще. Я вытопил жир из
старого гризли и разыскал песчаный ручей. Несколько дней я провел там,
протирая песком ржавые места и смазывая себя жиром. С тех пор я всегда
смазываю себя. Запас жира у меня не выходит. Тут много медведей.
Но я до сих пор не спросил, кто ты. Конечно, если ты хочешь сказать.
Многие не хотят говорить, кто они. Но ты пришел один и спас меня, а я не
знаю, кого благодарить.
- Я Том Кашинг. И не нужно благодарить. Пойдем отсюда. Тут поблизости
лагерь. Ты захватил все свое?
- У меня только мешок и копье. Есть еще нож, но он по-прежнему в
ножнах.
- Теперь, когда ты свободен, что ты собираешься делать?
- У меня нет никаких планов. И не было никогда. Я просто брожу без
всякой цели. Иногда это меня беспокоит - отсутствие цели. Если бы мне
указали цель, я бы с благодарностью принял ее. Может, ты разделишь со мной
свою цель, друг? Я перед тобой в долгу.
- Ты ничего мне не должен, - сказал Кашинг, - но цель у меня есть.
Можем поговорить об этом.
10
Деревья окружали плоскую вершину большого холма, вглядываясь в ночь,
как смотрели много столетий, в холод и жару, в дождь и сушь, днем и ночью,
летом и холодной зимой. Над восточным горизонтом взошло солнце, и его
теплые лучи коснулись деревьев. Деревья в священном экстазе и
благодарности приняли тепло и свет, которые они чувствовали с тех пор, как
много лет назад появились их первые ростки, чтобы выполнять задачу.
Они воспринимали тепло и свет, впитывали и усваивали их. Они знали
легкий утренний ветерок и радовались ему, знали ответный шелест своих
листьев. Они приспособились к использованию жары, к тому небольшому
количеству воды, которое могли дать скалы: местность была сухой, и воду
нужно было использовать разумно. И они смотрели, они продолжали смотреть.
И они видели все происходящее. Видели лису, возвращавшуюся в нору на
рассвете; сову, возвращавшуюся домой, полуослепленную утренним светом (она
слишком задержалась на охоте); мышь, с писком спасавшуюся от нападения
лисы или совы; видели гризли на высохшей равнине, великого повелителя сей
земли, который не терпел никакого вмешательства в свои дела, в том числе и
вмешательства странных двуногих прямоходящих существ, которых изредка
видели Деревья; видели большую и хищную птицу, плывущую высоко в воздухе,
голодную, но уверенную, что до конца дня получит добычу.
Деревья знали структуру снежинки, химизм дождевой капли, молекулярный
рисунок ветра. Они осознавали свое товарищество с травами, другими
деревьями и кустами, с яркими цветами прерий, которые пышно расцветали
каждую весну; товарищество с птицами, вьющими гнезда на их ветвях; они
знали о каждом муравье, жуке и бабочке.
Они грелись на солнце и говорили друг с другом не для того, чтобы
обмениваться информацией (хотя могли и это), а просто, чтобы пообщаться.
Над ними, на плоской вершине холма, возвышались древние здания,
рисуясь на фоне яркого, без единого облачка, неба.
11
Небольшой костер не давал дыма. Мэг, склонившись над ним, пекла хлеб.
Ролло сидел, погрузившись в ритуал смазывания; дурно пахнущий жир он
держал в бутылке, сделанной из тыквы. Энди переступил с ноги на ногу,
отгоняя хвостом мух и уделяя серьезное внимание пучкам травы, росшей тут и
там. Невдалеке журчала невидимая река. Всходило солнце, день обещал быть
жарким, но здесь, под покровом деревьев, было еще прохладно.
- Ты говоришь, сынок, - сказала Мэг, - что в отряде было только
двадцать человек?
- Примерно, - ответил Кашинг. - Думаю, не больше.
- Вероятно, разведывательный отряд. Выслан к городу, чтобы определить
размещение племен. Может, нам стоит немного задержаться здесь. Тут уютно,
и нас здесь не найдут.
Кашинг покачал головой.
- Нет, мы двинемся вечером. Если орда движется на восток, а мы на
запад, то мы скоро от них избавимся.
Она кивком указала на робота:
- А он?
- Если захочет, пойдет с нами. Я еще не говорил с ним об этом.
- Я ощущаю в вашем путешествии цель и необходимость, - сказал Ролло.
- Даже и не зная этой цели, я с радостью присоединяюсь к вам. Горжусь тем,
что могу сослужить хоть небольшую службу. Мне не нужен сон, и я могу
сторожить, пока остальные спят. У меня острое зрение, я быстр и могу
разведывать местность. Я много лет провел в дикой местности и хорошо знаю
ее. И продукты мне не нужны: я питаюсь солнечной энергией. Два солнечных
дня дают мне запас энергии на месяц. И я хороший товарищ - никогда не
устаю от разговоров.
- Верно, - согласился Кашинг, - он болтает не переставая с той
минуты, как я его нашел.
- Раньше мне приходилось говорить с собой, - сказал Ролло. - Плохо,
когда не с кем поговорить.
Лучший год я провел, когда много лет назад наткнулся в скалистых
горах на старика, который нуждался в помощи. Он болел странной болезнью,
от которой скрипели суставы, и если бы я случайно не наткнулся на него, он
не пережил бы зимы; когда наступили холода, он не мог охотиться и добывать
дрова, чтобы отапливать свою хижину. Я оставался с ним и приносил ему
добычу и дрова, и поскольку он изголодался по разговорам не меньше меня,
мы говорили с ним всю зиму; он рассказывал о великих событиях, в которых
принимал участие или был свидетелем; вероятно, далеко не все в его
рассказах было правдой, но меня это и не беспокоило: мне нужна была не
правда, а разговор. А я рассказывал ему, немного приукрашивая, о своей
жизни со времен Катастрофы. В начале лета, когда ему стало легче, он
отправился в какое-то место, на "рандеву", как он говорил, с такими же,
как он сам. Он просил меня пойти с ним, но я отказался, потому что, по
правде говоря, не испытывал больше любви к людям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
рассердило. Я часто думаю, что бы это могло быть. Может, у него болели
зубы. Или заноза в пятке. Не знаю. Может, при виде меня он вспомнил
какого-нибудь врага. Но он сразу бросился на меня, разинув пасть, с ревом
протягивая ко мне огромные лапы. Думаю, что если бы у меня было время, я
убежал бы. Но на это у меня не оказалось ни времени, ни места. И вот в тот
момент, когда он навалился на меня, мой испуг сменился гневом. Вероятно,
на самом деле это было отчаяние, а не гнев. Я подумал: "Ты, сын шлюхи,
собираешься расчленить меня! Так нет же! Я и сам расчленю тебя!"
Я плохо помню дальнейшее. Я лишь помню, как протянул копье ему
навстречу. После этого все скрылось в тумане. Когда мозг мой прояснился, я
стоял, покрытый кровью, медведь лежал на земле, а из его горла торчало мое
копье.
Запрет кончился. Убив один раз, я смог убивать еще. Я вытопил жир из
старого гризли и разыскал песчаный ручей. Несколько дней я провел там,
протирая песком ржавые места и смазывая себя жиром. С тех пор я всегда
смазываю себя. Запас жира у меня не выходит. Тут много медведей.
Но я до сих пор не спросил, кто ты. Конечно, если ты хочешь сказать.
Многие не хотят говорить, кто они. Но ты пришел один и спас меня, а я не
знаю, кого благодарить.
- Я Том Кашинг. И не нужно благодарить. Пойдем отсюда. Тут поблизости
лагерь. Ты захватил все свое?
- У меня только мешок и копье. Есть еще нож, но он по-прежнему в
ножнах.
- Теперь, когда ты свободен, что ты собираешься делать?
- У меня нет никаких планов. И не было никогда. Я просто брожу без
всякой цели. Иногда это меня беспокоит - отсутствие цели. Если бы мне
указали цель, я бы с благодарностью принял ее. Может, ты разделишь со мной
свою цель, друг? Я перед тобой в долгу.
- Ты ничего мне не должен, - сказал Кашинг, - но цель у меня есть.
Можем поговорить об этом.
10
Деревья окружали плоскую вершину большого холма, вглядываясь в ночь,
как смотрели много столетий, в холод и жару, в дождь и сушь, днем и ночью,
летом и холодной зимой. Над восточным горизонтом взошло солнце, и его
теплые лучи коснулись деревьев. Деревья в священном экстазе и
благодарности приняли тепло и свет, которые они чувствовали с тех пор, как
много лет назад появились их первые ростки, чтобы выполнять задачу.
Они воспринимали тепло и свет, впитывали и усваивали их. Они знали
легкий утренний ветерок и радовались ему, знали ответный шелест своих
листьев. Они приспособились к использованию жары, к тому небольшому
количеству воды, которое могли дать скалы: местность была сухой, и воду
нужно было использовать разумно. И они смотрели, они продолжали смотреть.
И они видели все происходящее. Видели лису, возвращавшуюся в нору на
рассвете; сову, возвращавшуюся домой, полуослепленную утренним светом (она
слишком задержалась на охоте); мышь, с писком спасавшуюся от нападения
лисы или совы; видели гризли на высохшей равнине, великого повелителя сей
земли, который не терпел никакого вмешательства в свои дела, в том числе и
вмешательства странных двуногих прямоходящих существ, которых изредка
видели Деревья; видели большую и хищную птицу, плывущую высоко в воздухе,
голодную, но уверенную, что до конца дня получит добычу.
Деревья знали структуру снежинки, химизм дождевой капли, молекулярный
рисунок ветра. Они осознавали свое товарищество с травами, другими
деревьями и кустами, с яркими цветами прерий, которые пышно расцветали
каждую весну; товарищество с птицами, вьющими гнезда на их ветвях; они
знали о каждом муравье, жуке и бабочке.
Они грелись на солнце и говорили друг с другом не для того, чтобы
обмениваться информацией (хотя могли и это), а просто, чтобы пообщаться.
Над ними, на плоской вершине холма, возвышались древние здания,
рисуясь на фоне яркого, без единого облачка, неба.
11
Небольшой костер не давал дыма. Мэг, склонившись над ним, пекла хлеб.
Ролло сидел, погрузившись в ритуал смазывания; дурно пахнущий жир он
держал в бутылке, сделанной из тыквы. Энди переступил с ноги на ногу,
отгоняя хвостом мух и уделяя серьезное внимание пучкам травы, росшей тут и
там. Невдалеке журчала невидимая река. Всходило солнце, день обещал быть
жарким, но здесь, под покровом деревьев, было еще прохладно.
- Ты говоришь, сынок, - сказала Мэг, - что в отряде было только
двадцать человек?
- Примерно, - ответил Кашинг. - Думаю, не больше.
- Вероятно, разведывательный отряд. Выслан к городу, чтобы определить
размещение племен. Может, нам стоит немного задержаться здесь. Тут уютно,
и нас здесь не найдут.
Кашинг покачал головой.
- Нет, мы двинемся вечером. Если орда движется на восток, а мы на
запад, то мы скоро от них избавимся.
Она кивком указала на робота:
- А он?
- Если захочет, пойдет с нами. Я еще не говорил с ним об этом.
- Я ощущаю в вашем путешествии цель и необходимость, - сказал Ролло.
- Даже и не зная этой цели, я с радостью присоединяюсь к вам. Горжусь тем,
что могу сослужить хоть небольшую службу. Мне не нужен сон, и я могу
сторожить, пока остальные спят. У меня острое зрение, я быстр и могу
разведывать местность. Я много лет провел в дикой местности и хорошо знаю
ее. И продукты мне не нужны: я питаюсь солнечной энергией. Два солнечных
дня дают мне запас энергии на месяц. И я хороший товарищ - никогда не
устаю от разговоров.
- Верно, - согласился Кашинг, - он болтает не переставая с той
минуты, как я его нашел.
- Раньше мне приходилось говорить с собой, - сказал Ролло. - Плохо,
когда не с кем поговорить.
Лучший год я провел, когда много лет назад наткнулся в скалистых
горах на старика, который нуждался в помощи. Он болел странной болезнью,
от которой скрипели суставы, и если бы я случайно не наткнулся на него, он
не пережил бы зимы; когда наступили холода, он не мог охотиться и добывать
дрова, чтобы отапливать свою хижину. Я оставался с ним и приносил ему
добычу и дрова, и поскольку он изголодался по разговорам не меньше меня,
мы говорили с ним всю зиму; он рассказывал о великих событиях, в которых
принимал участие или был свидетелем; вероятно, далеко не все в его
рассказах было правдой, но меня это и не беспокоило: мне нужна была не
правда, а разговор. А я рассказывал ему, немного приукрашивая, о своей
жизни со времен Катастрофы. В начале лета, когда ему стало легче, он
отправился в какое-то место, на "рандеву", как он говорил, с такими же,
как он сам. Он просил меня пойти с ним, но я отказался, потому что, по
правде говоря, не испытывал больше любви к людям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41