их самих не
было видно, но о них знаешь по отражению света от их дрожащих крылышек.
Она попыталась сконцентрироваться, сфокусировать свои умственные
щупальца на одном из маленьких танцующих изображений, удержать его
настолько, чтобы понять, что это такое. Как будто издалека, как будто
происходило с другим человеком, она чувствовала, как пот струится по ее
лицу. И крепче закрыла глаза, чтобы картина в ее мозгу стала четче.
Изображение прояснилось, но они по-прежнему дрожали и прыгали,
по-прежнему шел блеск от дрожащих крыльев, смазывая туманные смутные
картины. Бесполезно, подумала она; она попыталась продвинуться еще дальше,
насколько хватало сил, но была отброшена. Что-то было внутри, что-то
необычное, но она не смогла разглядеть его.
Она упала вперед, повернулась на бок, все еще оставаясь в позе
эмбриона. Открыла глаза и сквозь пелену увидела склонившегося над ней
Кашинга.
Мэг прошептала:
- Я в порядке, сынок. Там что-то есть, но я не смогла ухватить его.
Он приподнял ее:
- Хорошо, Мэг. Ты сделала, что могла.
- Если бы у меня был мой хрустальный шар, - шептала она.
- Хрустальный шар?
- Да. Я оставила его дома. Никогда не верила в него.
- Ты думаешь, он помог бы тебе?
- Может быть. Он помогал мне сосредоточиться.
Остальные стояли вокруг, следя за ними. Энди подошел поближе, вытянул
шею и фыркнул. Мэг похлопала его по носу.
- Он всегда беспокоится обо мне, - сказала она. - Думает, что его
работа - заботиться обо мне. - Оттолкнувшись от Кашинга, она села. - Дай
мне немного времени. Я попробую еще раз.
- Не нужно.
- Попробую. Отряд был прав. Там что-то есть.
Большие каменные стены возвышались на фоне безоблачного неба -
прочные, насмешливые, враждебные. Высоко в небе неподвижно висела большая
птица, казавшаяся точкой.
- Жуки, - сказала она. - Миллионы маленьких жуков. Копошатся. Жужжат.
Как муравьи или как пауки, как мошки. Все время движутся. Приводят в
замешательство.
Элин произнесла своим резким холодным голосом:
- Я могу помочь.
- Дорогая, держись подальше от этого, - заметила Мэг. - Мне хватает
своих неприятностей.
Она снова встала на колени, приняв прежнюю позу.
- Последний раз, - сказала она. - Самый последний. Если не получится
на этот раз, значит, конец.
На этот раз было легче. Не нужно было проходить сквозь камень и
металл. Она немедленно оказалась среди пауков и мошек. На этот раз мошки
образовывали символы, она их видела, но неясно и не понимая, хотя ей
казалось, что понимание уже совсем рядом. Если бы только подойти ближе,
если бы как-то замедлить танец этих мошек, остановить спешку пауков, она
смогла бы понять. В них должна быть цель и должна быть причина суеты.
Должен быть смысл в том рисунке, что они плетут. Она постаралась
приблизиться, и на мгновение безумный танец замедлился, и она ощутила
счастье, такое глубокое и чистое, что оно было как физический шок.
Сладость этого счастья поглотила ее. Но даже в этот момент она знала, что
здесь что-то неладно, во всем этом есть что-то аморальное, незаконное -
нельзя испытывать такое счастье. И в тот же момент она поняла, что
неверно. Она инстинктивно поняла, что это искусственное счастье,
синтетическое счастье; ее движущийся ощупью мозг уловил сложную систему
символов, объясняющих это счастье. Все это промелькнуло в такое короткое
время, что его невозможно было измерить; затем счастье исчезло, и хотя оно
было синтетическим, все вокруг стало мрачным, холодным, пустым, хотя
пространство по-прежнему было населено миллиардом миллиардов насекомых,
которые не были настоящими насекомыми; просто ее человеческий мозг
воспринимал их как насекомых. Со стоном она искала утраченное счастье,
фальшивое, но необходимое. Но она ничего не могла найти в окружающей ее
тусклости. С жалобным стоном она потянулась за счастьем, но оно
ускользнуло.
Издалека, из другого мира послышался голос, который она когда-то
знала, но теперь не могла узнать.
- Вот, Мэг, твой хрустальный шар.
Она ощутила жесткость и округлость шара в своих руках; слегка открыв
глаза, она увидела его полированную яркость, отражающую лучи утреннего
солнца.
Другой разум ворвался в ее мозг - холодный, резкий, острый, темный
разум, кричащим в торжестве и ликовании, как будто произошло то, чего он
давно ждал; в то же время разум этот как бы откатывался в ужасе от
реальности, которую не знал в течение столетий, которую совсем забыл,
утратил всякую надежду найти ее.
Этот неожиданный разум устремился к ее мозгу, отчаянно цеплялся за
нее в поисках безопасности, боясь остаться в одиночестве, снова окунуться
во тьму и холод. И, цепляясь за ее мозг, этот новый разум тоже устремился
в рой сверкающих крыльев и волосатых лап, и тут же крылья и лапы исчезли,
пауки и мошки исчезли, и из общей неуверенности и смятения возник порядок,
который ошеломлял не менее, чем пауки и мошки. Порядок этот потрясал,
потому что был недоступен пониманию.
Но вот значение его прояснилось, значение - догадка, значение -
предположение, туманное и отрывочное, но прочное и реальное в этих
отрывках и тумане. Мозг Мэг улавливал эти отрывки, как человек, слушающий
разговор в столь быстром темпе, что воспринимает лишь одно слово из
двадцати. Но за всеми этими отрывками она уловила общее - сумму знаний,
которая охватывала всю вселенную, все вопросы, которые можно задать и на
которые можно ответить.
Мозг ее отшатнулся от этой массы ответов, и она открыла глаза.
Хрустальный шар выпал из ее рук, скатился по коленям и ударился о каменную
мостовую. Она увидела что это не хрустальный шар, а кожух мозга робота,
который Ролло носил в своей сумке. Она протянула руку коснулась кожуха,
погладила его, ужасаясь тому, что сделала.
Разбудить его, дать понять, что он не один, пробудить надежду - какая
жестокость! Разбудить на мгновение, потом снова погрузить во тьму и
одиночество, коснуться на мгновение и затем уйти. Она подняла кожух и
прижала к груди, как мать ребенка.
- Ты не один, - сказала она ему. - Я с тобой. - Она не знала,
говорила ли она это вслух. И на мгновение снова ощутила мозг, больше не
холодный и одинокий, почувствовала вспыхнувшую дружбу и благодарность.
Открылась большая металлическая дверь. В ней стоял робот, больше и
массивнее Ролло, но похожий на него.
- Меня зовут Древний и Почтенный. Не хотите ли войти? Мне нужно
поговорить с вами.
23
Они сидели за столом в комнате, где Кашинг и Элин впервые встретили
Д.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
было видно, но о них знаешь по отражению света от их дрожащих крылышек.
Она попыталась сконцентрироваться, сфокусировать свои умственные
щупальца на одном из маленьких танцующих изображений, удержать его
настолько, чтобы понять, что это такое. Как будто издалека, как будто
происходило с другим человеком, она чувствовала, как пот струится по ее
лицу. И крепче закрыла глаза, чтобы картина в ее мозгу стала четче.
Изображение прояснилось, но они по-прежнему дрожали и прыгали,
по-прежнему шел блеск от дрожащих крыльев, смазывая туманные смутные
картины. Бесполезно, подумала она; она попыталась продвинуться еще дальше,
насколько хватало сил, но была отброшена. Что-то было внутри, что-то
необычное, но она не смогла разглядеть его.
Она упала вперед, повернулась на бок, все еще оставаясь в позе
эмбриона. Открыла глаза и сквозь пелену увидела склонившегося над ней
Кашинга.
Мэг прошептала:
- Я в порядке, сынок. Там что-то есть, но я не смогла ухватить его.
Он приподнял ее:
- Хорошо, Мэг. Ты сделала, что могла.
- Если бы у меня был мой хрустальный шар, - шептала она.
- Хрустальный шар?
- Да. Я оставила его дома. Никогда не верила в него.
- Ты думаешь, он помог бы тебе?
- Может быть. Он помогал мне сосредоточиться.
Остальные стояли вокруг, следя за ними. Энди подошел поближе, вытянул
шею и фыркнул. Мэг похлопала его по носу.
- Он всегда беспокоится обо мне, - сказала она. - Думает, что его
работа - заботиться обо мне. - Оттолкнувшись от Кашинга, она села. - Дай
мне немного времени. Я попробую еще раз.
- Не нужно.
- Попробую. Отряд был прав. Там что-то есть.
Большие каменные стены возвышались на фоне безоблачного неба -
прочные, насмешливые, враждебные. Высоко в небе неподвижно висела большая
птица, казавшаяся точкой.
- Жуки, - сказала она. - Миллионы маленьких жуков. Копошатся. Жужжат.
Как муравьи или как пауки, как мошки. Все время движутся. Приводят в
замешательство.
Элин произнесла своим резким холодным голосом:
- Я могу помочь.
- Дорогая, держись подальше от этого, - заметила Мэг. - Мне хватает
своих неприятностей.
Она снова встала на колени, приняв прежнюю позу.
- Последний раз, - сказала она. - Самый последний. Если не получится
на этот раз, значит, конец.
На этот раз было легче. Не нужно было проходить сквозь камень и
металл. Она немедленно оказалась среди пауков и мошек. На этот раз мошки
образовывали символы, она их видела, но неясно и не понимая, хотя ей
казалось, что понимание уже совсем рядом. Если бы только подойти ближе,
если бы как-то замедлить танец этих мошек, остановить спешку пауков, она
смогла бы понять. В них должна быть цель и должна быть причина суеты.
Должен быть смысл в том рисунке, что они плетут. Она постаралась
приблизиться, и на мгновение безумный танец замедлился, и она ощутила
счастье, такое глубокое и чистое, что оно было как физический шок.
Сладость этого счастья поглотила ее. Но даже в этот момент она знала, что
здесь что-то неладно, во всем этом есть что-то аморальное, незаконное -
нельзя испытывать такое счастье. И в тот же момент она поняла, что
неверно. Она инстинктивно поняла, что это искусственное счастье,
синтетическое счастье; ее движущийся ощупью мозг уловил сложную систему
символов, объясняющих это счастье. Все это промелькнуло в такое короткое
время, что его невозможно было измерить; затем счастье исчезло, и хотя оно
было синтетическим, все вокруг стало мрачным, холодным, пустым, хотя
пространство по-прежнему было населено миллиардом миллиардов насекомых,
которые не были настоящими насекомыми; просто ее человеческий мозг
воспринимал их как насекомых. Со стоном она искала утраченное счастье,
фальшивое, но необходимое. Но она ничего не могла найти в окружающей ее
тусклости. С жалобным стоном она потянулась за счастьем, но оно
ускользнуло.
Издалека, из другого мира послышался голос, который она когда-то
знала, но теперь не могла узнать.
- Вот, Мэг, твой хрустальный шар.
Она ощутила жесткость и округлость шара в своих руках; слегка открыв
глаза, она увидела его полированную яркость, отражающую лучи утреннего
солнца.
Другой разум ворвался в ее мозг - холодный, резкий, острый, темный
разум, кричащим в торжестве и ликовании, как будто произошло то, чего он
давно ждал; в то же время разум этот как бы откатывался в ужасе от
реальности, которую не знал в течение столетий, которую совсем забыл,
утратил всякую надежду найти ее.
Этот неожиданный разум устремился к ее мозгу, отчаянно цеплялся за
нее в поисках безопасности, боясь остаться в одиночестве, снова окунуться
во тьму и холод. И, цепляясь за ее мозг, этот новый разум тоже устремился
в рой сверкающих крыльев и волосатых лап, и тут же крылья и лапы исчезли,
пауки и мошки исчезли, и из общей неуверенности и смятения возник порядок,
который ошеломлял не менее, чем пауки и мошки. Порядок этот потрясал,
потому что был недоступен пониманию.
Но вот значение его прояснилось, значение - догадка, значение -
предположение, туманное и отрывочное, но прочное и реальное в этих
отрывках и тумане. Мозг Мэг улавливал эти отрывки, как человек, слушающий
разговор в столь быстром темпе, что воспринимает лишь одно слово из
двадцати. Но за всеми этими отрывками она уловила общее - сумму знаний,
которая охватывала всю вселенную, все вопросы, которые можно задать и на
которые можно ответить.
Мозг ее отшатнулся от этой массы ответов, и она открыла глаза.
Хрустальный шар выпал из ее рук, скатился по коленям и ударился о каменную
мостовую. Она увидела что это не хрустальный шар, а кожух мозга робота,
который Ролло носил в своей сумке. Она протянула руку коснулась кожуха,
погладила его, ужасаясь тому, что сделала.
Разбудить его, дать понять, что он не один, пробудить надежду - какая
жестокость! Разбудить на мгновение, потом снова погрузить во тьму и
одиночество, коснуться на мгновение и затем уйти. Она подняла кожух и
прижала к груди, как мать ребенка.
- Ты не один, - сказала она ему. - Я с тобой. - Она не знала,
говорила ли она это вслух. И на мгновение снова ощутила мозг, больше не
холодный и одинокий, почувствовала вспыхнувшую дружбу и благодарность.
Открылась большая металлическая дверь. В ней стоял робот, больше и
массивнее Ролло, но похожий на него.
- Меня зовут Древний и Почтенный. Не хотите ли войти? Мне нужно
поговорить с вами.
23
Они сидели за столом в комнате, где Кашинг и Элин впервые встретили
Д.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41