Вернее, оно не было окончательным:
убедившись в деловых способностях сына, она отдала бы ему капитал, ну, не
весь, хотя бы часть, но не сейчас... Растранжирит деньги и сам потом
пожалеет. Она, конечно, не бросит Карла на произвол судьбы, слава богу, на
счету уже около трех миллионов долларов - им двоим хватит...
Внимательно посмотрела на сына - гордый и независимый. Эта мысль
принесла удовлетворение, хотя, конечно, поведение Карла вызывало
раздражение.
А Карл сидел, уставившись в пол, и не знал, что сказать. Он принял
решение отречься от отцовских денег, поскольку от них на расстоянии пахло
преступлением: каждый порядочный человек отказался бы от них, а Карл
считал себя порядочным, более того, прогрессивным, иначе и быть не могло -
он работал в либеральной бернской газете, вел театральные обозрения и,
говорят, добился явных успехов на этом поприще: в театрах с ним считались,
даже побаивались его острых рецензий. Но Карл сам себе не признался, что
подтолкнуло его к сегодняшнему разговору с матерью. Вернее, он знал, что -
перспектива получить двадцать миллионов марок. Именно эта цифра была
написана на клочке бумаги, вложенном в отцовское письмо, которое Карл
получил однажды одновременно с сенсационным известием прессы об аресте
Франца Ангеля. В конверте также лежала записка: отец просит Карла
сохранить этот клочок бумажки - и все.
Тогда Карл не придал значения этому письму. Равнодушно посмотрел:
напечатанные на машинке три фамилии, пометки карандашом через весь листок.
"Наверно, деловая бумага", - подумал он. Немного удивился, почему
отец прислал ее именно ему, ведь раньше никогда не посвящал сына в свои
дела.
Карл спрятал письмо в стол и вспомнил о нем позже, когда процесс
приближался к концу и стали известны некоторые подробности отцовской
поездки в Австрию. Выяснилось, Франц Ангель нацелился на спрятанные в
"Альпийской крепости" фюрера эсэсовские сокровища. И не без успеха.
Журналисты пронюхали, что он со своими подручными нашел контейнер с
секретными документами главного управления имперской безопасности, среди
которых находились списки так называемых "троек".
Карл и раньше слыхал об этих "тройках". В конце сорок четвертого года
эсэсовцы переправили часть награбленных ценностей в Швейцарию, положив
значительные суммы на шифрованные счета. Каждый член "тройки" знал две
цифры из шести. И больше ничего! Списки "троек" в одном экземпляре
хранились у шефа главного управления имперской безопасности
обергруппенфюрера СС Эрнста Кальтенбруннера.
Одну из этих "троек" знал только бернский журналист Карл Хаген.
Сомнений не было - отец успел изъять из контейнера документ и переслать
его сыну.
Карл догадался об этом, сидя в редакции и читая очередной репортаж о
процессе. Поняв, что имеет ключ к эсэсовским сокровищам, разволновался.
Во-первых, мелькнула мысль: грязные деньги, необходимо немедленно сообщить
об этом, отдать их. Но сразу остановил себя: шифрованный счет... Банк -
государство в государстве, он пошлет ко всем чертям того, кто не назовет
все шесть цифр. Банк не интересует, кто положил деньги. Каждый из
"тройки", обозначенной в списке, привлечет Карла к ответственности, только
посмеется над ним: выдумка, бред, клевета!
Карл бросил работу и поспешил домой. С нетерпением вынул из конверта
бумажку. Прочитал:
"Рудольф Зикс;
Людвиг Пфердменгес;
Йоахим Шлихтинг".
И наискосок (сейчас Карл понял) рукою Кальтенбруннера:
"20 миллионов марок. Юлиус Бар и Кo"
Юлиус Бар и Кo. Одна из самых солидных банковских контор в Цюрихе. И
двадцать миллионов марок! Казалось, протяни руку и получишь...
Карл сидел, курил и, казалось, ни о чем не думал. Призрак миллионов
маячил перед ним, дразнил, убаюкивал, обещал неизведанные, какие-то совсем
новые ощущения, хотелось сразу что-то предпринять и одновременно лень было
подняться с кресла, блаженная истома наполнила его. Так бывает: радость
ошеломляет, расслабляет, в такие минуты из человека можно вытянуть какое
угодно обещание. Он посмеется над заклятым врагом и простит даже
коварство.
Вдруг одна мысль поразила Карла. Она была такой элементарной, что
Карл даже рассердился на себя. И действительно, стал уже строить розовые
замки, протянул руку за миллионами, а вдруг первого же из списка -
Рудольфа Зикса - уже нет в живых?
Карл поколебался немного и сжег список: эти фамилии все равно навечно
врезались в память.
В тот вечер он заглянул в журналистский клуб. Сидел, сгорбившись, над
столиком, тупо смотрел, как тают в стакане кубики льда. Эта мысль -
Рудольф Зикс погиб или умер - сидела где-то в уголках мозга. Карл думал:
это принесет ему облегчение, если Зикс и на самом деле умер, и так было
трудно жить дальше, зная, что отец - палач, а тут еще перспектива
эсэсовских миллионов... Разве можно назвать человека порядочным, если он
протягивает за ними руку?
Карл был уверен: многие из тех, кто сидел за соседними столиками, пил
коктейли, танцевал, только посмеялись бы над его сомнениями: человеку
привалило счастье, а он колеблется! Но разве это не кража: прийти в банк,
назвать шесть цифр и получить двадцать миллионов марок?
Возможно, все они сошлись бы на одном: человеку улыбнулось счастье.
Да и он сам так настраивал себя: судьба, и только. Неисповедимы пути
господни, каждому свое, и все равно через год или даже меньше деньги
пропадут: с момента, когда их положили, уже пройдет двадцать лет, а
ценности, что лежат на шифрованном счету и за которыми на протяжении
двадцати лет никто не явился, остаются собственностью банка.
Да и зачем позволять ожиревшему Юлиусу Бару с компанией присвоить еще
двадцать миллионов?
С того вечера прошло уже немало времени - Франца Ангеля под нажимом
общественности казнили, мать успела приобрести на Женевском озере
пансионат и с головой ушла в дела, а Карл все еще колебался. Теперь
сомнения уже меньше мучили его: он не унаследовал от отца ничего, даже
фамилии, а бумажка с "тройкой" могла попасть в руки кому-нибудь, да и
вообще, если даже все из "тройки" живы и удастся их разыскать, захотят ли
они назвать две свои цифры - ведь их, наверное, предупредили, что эти
цифры являются тайной "третьего рейха".
Итак, дело с запиской представлялось сомнительным, однако, как ни
странно, сама эта сомнительность привлекала Карла, как привлекают полные
тревог и лишений дальние дороги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
убедившись в деловых способностях сына, она отдала бы ему капитал, ну, не
весь, хотя бы часть, но не сейчас... Растранжирит деньги и сам потом
пожалеет. Она, конечно, не бросит Карла на произвол судьбы, слава богу, на
счету уже около трех миллионов долларов - им двоим хватит...
Внимательно посмотрела на сына - гордый и независимый. Эта мысль
принесла удовлетворение, хотя, конечно, поведение Карла вызывало
раздражение.
А Карл сидел, уставившись в пол, и не знал, что сказать. Он принял
решение отречься от отцовских денег, поскольку от них на расстоянии пахло
преступлением: каждый порядочный человек отказался бы от них, а Карл
считал себя порядочным, более того, прогрессивным, иначе и быть не могло -
он работал в либеральной бернской газете, вел театральные обозрения и,
говорят, добился явных успехов на этом поприще: в театрах с ним считались,
даже побаивались его острых рецензий. Но Карл сам себе не признался, что
подтолкнуло его к сегодняшнему разговору с матерью. Вернее, он знал, что -
перспектива получить двадцать миллионов марок. Именно эта цифра была
написана на клочке бумаги, вложенном в отцовское письмо, которое Карл
получил однажды одновременно с сенсационным известием прессы об аресте
Франца Ангеля. В конверте также лежала записка: отец просит Карла
сохранить этот клочок бумажки - и все.
Тогда Карл не придал значения этому письму. Равнодушно посмотрел:
напечатанные на машинке три фамилии, пометки карандашом через весь листок.
"Наверно, деловая бумага", - подумал он. Немного удивился, почему
отец прислал ее именно ему, ведь раньше никогда не посвящал сына в свои
дела.
Карл спрятал письмо в стол и вспомнил о нем позже, когда процесс
приближался к концу и стали известны некоторые подробности отцовской
поездки в Австрию. Выяснилось, Франц Ангель нацелился на спрятанные в
"Альпийской крепости" фюрера эсэсовские сокровища. И не без успеха.
Журналисты пронюхали, что он со своими подручными нашел контейнер с
секретными документами главного управления имперской безопасности, среди
которых находились списки так называемых "троек".
Карл и раньше слыхал об этих "тройках". В конце сорок четвертого года
эсэсовцы переправили часть награбленных ценностей в Швейцарию, положив
значительные суммы на шифрованные счета. Каждый член "тройки" знал две
цифры из шести. И больше ничего! Списки "троек" в одном экземпляре
хранились у шефа главного управления имперской безопасности
обергруппенфюрера СС Эрнста Кальтенбруннера.
Одну из этих "троек" знал только бернский журналист Карл Хаген.
Сомнений не было - отец успел изъять из контейнера документ и переслать
его сыну.
Карл догадался об этом, сидя в редакции и читая очередной репортаж о
процессе. Поняв, что имеет ключ к эсэсовским сокровищам, разволновался.
Во-первых, мелькнула мысль: грязные деньги, необходимо немедленно сообщить
об этом, отдать их. Но сразу остановил себя: шифрованный счет... Банк -
государство в государстве, он пошлет ко всем чертям того, кто не назовет
все шесть цифр. Банк не интересует, кто положил деньги. Каждый из
"тройки", обозначенной в списке, привлечет Карла к ответственности, только
посмеется над ним: выдумка, бред, клевета!
Карл бросил работу и поспешил домой. С нетерпением вынул из конверта
бумажку. Прочитал:
"Рудольф Зикс;
Людвиг Пфердменгес;
Йоахим Шлихтинг".
И наискосок (сейчас Карл понял) рукою Кальтенбруннера:
"20 миллионов марок. Юлиус Бар и Кo"
Юлиус Бар и Кo. Одна из самых солидных банковских контор в Цюрихе. И
двадцать миллионов марок! Казалось, протяни руку и получишь...
Карл сидел, курил и, казалось, ни о чем не думал. Призрак миллионов
маячил перед ним, дразнил, убаюкивал, обещал неизведанные, какие-то совсем
новые ощущения, хотелось сразу что-то предпринять и одновременно лень было
подняться с кресла, блаженная истома наполнила его. Так бывает: радость
ошеломляет, расслабляет, в такие минуты из человека можно вытянуть какое
угодно обещание. Он посмеется над заклятым врагом и простит даже
коварство.
Вдруг одна мысль поразила Карла. Она была такой элементарной, что
Карл даже рассердился на себя. И действительно, стал уже строить розовые
замки, протянул руку за миллионами, а вдруг первого же из списка -
Рудольфа Зикса - уже нет в живых?
Карл поколебался немного и сжег список: эти фамилии все равно навечно
врезались в память.
В тот вечер он заглянул в журналистский клуб. Сидел, сгорбившись, над
столиком, тупо смотрел, как тают в стакане кубики льда. Эта мысль -
Рудольф Зикс погиб или умер - сидела где-то в уголках мозга. Карл думал:
это принесет ему облегчение, если Зикс и на самом деле умер, и так было
трудно жить дальше, зная, что отец - палач, а тут еще перспектива
эсэсовских миллионов... Разве можно назвать человека порядочным, если он
протягивает за ними руку?
Карл был уверен: многие из тех, кто сидел за соседними столиками, пил
коктейли, танцевал, только посмеялись бы над его сомнениями: человеку
привалило счастье, а он колеблется! Но разве это не кража: прийти в банк,
назвать шесть цифр и получить двадцать миллионов марок?
Возможно, все они сошлись бы на одном: человеку улыбнулось счастье.
Да и он сам так настраивал себя: судьба, и только. Неисповедимы пути
господни, каждому свое, и все равно через год или даже меньше деньги
пропадут: с момента, когда их положили, уже пройдет двадцать лет, а
ценности, что лежат на шифрованном счету и за которыми на протяжении
двадцати лет никто не явился, остаются собственностью банка.
Да и зачем позволять ожиревшему Юлиусу Бару с компанией присвоить еще
двадцать миллионов?
С того вечера прошло уже немало времени - Франца Ангеля под нажимом
общественности казнили, мать успела приобрести на Женевском озере
пансионат и с головой ушла в дела, а Карл все еще колебался. Теперь
сомнения уже меньше мучили его: он не унаследовал от отца ничего, даже
фамилии, а бумажка с "тройкой" могла попасть в руки кому-нибудь, да и
вообще, если даже все из "тройки" живы и удастся их разыскать, захотят ли
они назвать две свои цифры - ведь их, наверное, предупредили, что эти
цифры являются тайной "третьего рейха".
Итак, дело с запиской представлялось сомнительным, однако, как ни
странно, сама эта сомнительность привлекала Карла, как привлекают полные
тревог и лишений дальние дороги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28