— ворчит Король мудаков. — Я прихожу сюда, помогаю тебе разобраться. Я проделываю “восьмерки” мозгами, чтобы вывести из затруднения моего хренового комиссара, а он вместо благодарности не находит ничего лучшего как сказать, что он удивляется!
Он берет меня за руку.
— Хочешь, я скажу тебе как мужчина мужчине?
— Попробуй, мой козлик, я согласен.
— В этот раз — это несчастный случай.
— Откуда такая уверенность?
— Потому что в этот раз, похоже, речь идет о преступлении в закрытом помещении и потому что — ты меня извини! — в преступления в закрытом помещении я не верю. В романах Тата Грисби, Руа-Викера, Симэ-Нона такое возможно. Но в жизни этого не бывает, потому что это невозможно.
— А остальные преступления, великий хитрец?
— Какие остальные?
— Два первых преступления. Там ведь речь идет как раз об убийствах, а не о несчастных случаях.
— Согласен, но, смотри, ведь там же помещения не были закрытыми.
Никто не видел убийцу, но там были окна и двери. Здесь же обе двери закрыты изнутри! Отсюда и мое заключение: несчастный случай! А теперь, если тебе так хочется, ломай голову над вопросами “почему”, “как” и “зачем” он не выключил двигатель, а я лучше пойду сыграю в белот.
Я хлопаю его по плечу.
— Спасибо, Толстый! Я принимаю твою версию о несчастном случае. Ну а если это убийство, то, по крайней мере, руки у меня будут развязаны!
Глава 12
Я сообщаю Старику берюрианские заключения, выдав их за свои. Стриженый их отметает.
— Вы в самом деле надеетесь всучить журналистам подобную ерунду?
— Однако, господин директор…
— А публика, Сан-Антонио, за кого вы ее принимаете? В настоящий момент все кандидаты от Белькомба мертвы, а вы собираетесь пустить щуку в реку! Я вам говорю, что речь идет о серии убийств, совершенных кровавым маньяком! Я хочу получить убийцу! Ведь есть же хоть один убийца во всех этих делах, да или нет?!
— Вне всякого сомнения, есть, господин директор!
Он переходит на крик, от которого лопнул бы страдивариус:
— Так вот, найдите его! И поскорее!
Дзинь! Он повесил трубку. Подать рапорт об отставке в подобный момент не очень пристойно. Так поступил бы трус, но не я. И все же мне хотелось бы написать его на пергаменте и дать его Старику — пусть подавится!
Около двенадцати тридцати, когда я глотаю одно за другим виски в ближайшем от комиссариата бистро, какой-то инспектор сообщает мне, что из Парижа только что звонил Ляплюм. Он вроде бы напал на след человека, звонившего графу в момент его смерти. Он свяжется со мной после обеда. Это известие проливает немного бальзама мне на сердце.
Вновь появляются Берюрье и Морбле. Они выглядят сверхвозбужденными. Морбле, который уже отоспался после своей первой попойки, кажется, вполне созрел для второй. На этот раз они набрасываются на марочный аперитив “Чинзано”. Молитесь за них!
— У нас для тебя есть блестящая идея! — объявляет Его Величество.
— Не может быть! — притворяюсь я удивленным. — Две в один день, и ты еще жив?
— Угомонись со своими намеками, это серьезно.
Унтер-офицер вторит ему:
— Очень серьезно.
Берю осушает свой стакан, держит какое-то время пойло во рту, чтобы лучше его почувствовать. При этом он производит звук, подобный шуму ножной ванны. Потом проглатывает вино и заявляет:
— Знаешь новость?
— Нет, — говорю я. — Они появляются здесь так быстро, что я отказался за ними следить.
— Политические партии решили не выставлять больше кандидатов, пока не поймают убийцу.
— Я их где-то понимаю. Откуда это тебе известно? Он извлекает из кармана спецвыпуск газеты “Белькомбежская мысль”. Спецвыпуск состоит из одного листка, не очень лестного для полиции. Мне бросается в глаза заголовок, написанный крупными, как на крыше аэропорта, буквами:
«Граждане! Хватит уже!»
Очень плохо, когда заглавие начинается со слова “граждане” на первой полосе газеты. Текст, который за ним следует, представляет собой пузырек купороса, выплесканный в лицо полиции. “Белькомбежская мысль” называет нас бездарями и другими далеко не любезными именами.
Она сообщает, что политические партии приняли решение не выставлять других кандидатов до раскрытия совершенных преступлений.
— Ну а где же ваша блестящая идея? — спрашиваю я.
— Это моя идея, — заявляет Морбле.
Берю хмурится.
— Не будь сектантом, Пополь! Она пришла к нам обоим!
— Обоим, но сначала одному, потом другому! — насмешливо замечает Морбле.
— Пополь, если ты и дальше будешь так себя вести, ты об этом пожалеешь! — предсказывает Здоровило. — Я не из тех жентельменов, которые тянут одеяло на себя, но на этот раз я уверен, что идея пришла нам обоим одновременно!
— Да объясните ли вы, наконец, в чем дело, Зевс вас побери! взрываюсь я.
— Ну так вот! — говорят они хором.
И замолкают, воинственно поглядывая друг на друга, а затем синхронно и поспешно произносят:
— Ты позволишь?
Торопясь, пока Морбле пытается вдохнуть глоток кислорода, Берю выпаливает:
— Я выставляю свою кандидатуру, приятель!
— Выставляешь куда?
— На выборы. А Пополь, здесь присутствующий, будет моим заместителем.
Пока я прихожу в себя от потрясения, подобного эффекту щепотки перца в нос, Его Величество продолжает:
— Надо же из этого положения как-то выходить, так? Раз уж этот чокнутый решил убивать любых кандидатов, то он попытается убрать и меня. Только, чтобы прикончить меня, надо не забыть пораньше встать и надеть вместо нижнего белья пуленепробиваемый жилет!
Я с трудом прихожу в себя. Заплетающимся языком я произношу:
— Значит, ты выставляешь себя…
— Да, месье.
— Это гениальная идея, — решительно заявляет Морбле. — И для вас, и для нас всех, полицейских, какая реклама! Какая реабилитация в глазах общественности! Рядовой инспектор приносит себя в жертву безумству мрачного убийцы!
— Не рядовой, а главный инспектор! — громогласно поправляет Берю.
— Пусть главный, если тебе нравится, — соглашается Морбле. Преодолев первоначальную растерянность, я изучаю нелепое предложение не то чтобы на свежую, но на ясную голову.
— А почему бы и нет, — неожиданно принимаю я решение. — Запомни этот день, Берю, это великий, блистательный день в твоей жизни. А теперь давайте сделаем то, что необходимо делать в этих случаях.
— Для начала, — заявляет Толстый, — я пойду в типографию заказать плакаты.
— Я помогу тебе их написать, — обещает Морбле. — Я всегда отличался хорошим слогом. Достаточно тебе сказать, что местный учитель там, где я в последнее время работал, зачитывал ученикам мои рапорты, чтобы заинтересовать их в учебе!
"Белькомбежцы и белькомбежки! Мы не те, за которых нас обычно принимают! Подтверждением этого является то, что я, главный инспектор Александр-Бенуа Берюрье, бросаю вызов белькомбежскому убийце, выставляя свою кандидатуру у вас на выборах!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Он берет меня за руку.
— Хочешь, я скажу тебе как мужчина мужчине?
— Попробуй, мой козлик, я согласен.
— В этот раз — это несчастный случай.
— Откуда такая уверенность?
— Потому что в этот раз, похоже, речь идет о преступлении в закрытом помещении и потому что — ты меня извини! — в преступления в закрытом помещении я не верю. В романах Тата Грисби, Руа-Викера, Симэ-Нона такое возможно. Но в жизни этого не бывает, потому что это невозможно.
— А остальные преступления, великий хитрец?
— Какие остальные?
— Два первых преступления. Там ведь речь идет как раз об убийствах, а не о несчастных случаях.
— Согласен, но, смотри, ведь там же помещения не были закрытыми.
Никто не видел убийцу, но там были окна и двери. Здесь же обе двери закрыты изнутри! Отсюда и мое заключение: несчастный случай! А теперь, если тебе так хочется, ломай голову над вопросами “почему”, “как” и “зачем” он не выключил двигатель, а я лучше пойду сыграю в белот.
Я хлопаю его по плечу.
— Спасибо, Толстый! Я принимаю твою версию о несчастном случае. Ну а если это убийство, то, по крайней мере, руки у меня будут развязаны!
Глава 12
Я сообщаю Старику берюрианские заключения, выдав их за свои. Стриженый их отметает.
— Вы в самом деле надеетесь всучить журналистам подобную ерунду?
— Однако, господин директор…
— А публика, Сан-Антонио, за кого вы ее принимаете? В настоящий момент все кандидаты от Белькомба мертвы, а вы собираетесь пустить щуку в реку! Я вам говорю, что речь идет о серии убийств, совершенных кровавым маньяком! Я хочу получить убийцу! Ведь есть же хоть один убийца во всех этих делах, да или нет?!
— Вне всякого сомнения, есть, господин директор!
Он переходит на крик, от которого лопнул бы страдивариус:
— Так вот, найдите его! И поскорее!
Дзинь! Он повесил трубку. Подать рапорт об отставке в подобный момент не очень пристойно. Так поступил бы трус, но не я. И все же мне хотелось бы написать его на пергаменте и дать его Старику — пусть подавится!
Около двенадцати тридцати, когда я глотаю одно за другим виски в ближайшем от комиссариата бистро, какой-то инспектор сообщает мне, что из Парижа только что звонил Ляплюм. Он вроде бы напал на след человека, звонившего графу в момент его смерти. Он свяжется со мной после обеда. Это известие проливает немного бальзама мне на сердце.
Вновь появляются Берюрье и Морбле. Они выглядят сверхвозбужденными. Морбле, который уже отоспался после своей первой попойки, кажется, вполне созрел для второй. На этот раз они набрасываются на марочный аперитив “Чинзано”. Молитесь за них!
— У нас для тебя есть блестящая идея! — объявляет Его Величество.
— Не может быть! — притворяюсь я удивленным. — Две в один день, и ты еще жив?
— Угомонись со своими намеками, это серьезно.
Унтер-офицер вторит ему:
— Очень серьезно.
Берю осушает свой стакан, держит какое-то время пойло во рту, чтобы лучше его почувствовать. При этом он производит звук, подобный шуму ножной ванны. Потом проглатывает вино и заявляет:
— Знаешь новость?
— Нет, — говорю я. — Они появляются здесь так быстро, что я отказался за ними следить.
— Политические партии решили не выставлять больше кандидатов, пока не поймают убийцу.
— Я их где-то понимаю. Откуда это тебе известно? Он извлекает из кармана спецвыпуск газеты “Белькомбежская мысль”. Спецвыпуск состоит из одного листка, не очень лестного для полиции. Мне бросается в глаза заголовок, написанный крупными, как на крыше аэропорта, буквами:
«Граждане! Хватит уже!»
Очень плохо, когда заглавие начинается со слова “граждане” на первой полосе газеты. Текст, который за ним следует, представляет собой пузырек купороса, выплесканный в лицо полиции. “Белькомбежская мысль” называет нас бездарями и другими далеко не любезными именами.
Она сообщает, что политические партии приняли решение не выставлять других кандидатов до раскрытия совершенных преступлений.
— Ну а где же ваша блестящая идея? — спрашиваю я.
— Это моя идея, — заявляет Морбле.
Берю хмурится.
— Не будь сектантом, Пополь! Она пришла к нам обоим!
— Обоим, но сначала одному, потом другому! — насмешливо замечает Морбле.
— Пополь, если ты и дальше будешь так себя вести, ты об этом пожалеешь! — предсказывает Здоровило. — Я не из тех жентельменов, которые тянут одеяло на себя, но на этот раз я уверен, что идея пришла нам обоим одновременно!
— Да объясните ли вы, наконец, в чем дело, Зевс вас побери! взрываюсь я.
— Ну так вот! — говорят они хором.
И замолкают, воинственно поглядывая друг на друга, а затем синхронно и поспешно произносят:
— Ты позволишь?
Торопясь, пока Морбле пытается вдохнуть глоток кислорода, Берю выпаливает:
— Я выставляю свою кандидатуру, приятель!
— Выставляешь куда?
— На выборы. А Пополь, здесь присутствующий, будет моим заместителем.
Пока я прихожу в себя от потрясения, подобного эффекту щепотки перца в нос, Его Величество продолжает:
— Надо же из этого положения как-то выходить, так? Раз уж этот чокнутый решил убивать любых кандидатов, то он попытается убрать и меня. Только, чтобы прикончить меня, надо не забыть пораньше встать и надеть вместо нижнего белья пуленепробиваемый жилет!
Я с трудом прихожу в себя. Заплетающимся языком я произношу:
— Значит, ты выставляешь себя…
— Да, месье.
— Это гениальная идея, — решительно заявляет Морбле. — И для вас, и для нас всех, полицейских, какая реклама! Какая реабилитация в глазах общественности! Рядовой инспектор приносит себя в жертву безумству мрачного убийцы!
— Не рядовой, а главный инспектор! — громогласно поправляет Берю.
— Пусть главный, если тебе нравится, — соглашается Морбле. Преодолев первоначальную растерянность, я изучаю нелепое предложение не то чтобы на свежую, но на ясную голову.
— А почему бы и нет, — неожиданно принимаю я решение. — Запомни этот день, Берю, это великий, блистательный день в твоей жизни. А теперь давайте сделаем то, что необходимо делать в этих случаях.
— Для начала, — заявляет Толстый, — я пойду в типографию заказать плакаты.
— Я помогу тебе их написать, — обещает Морбле. — Я всегда отличался хорошим слогом. Достаточно тебе сказать, что местный учитель там, где я в последнее время работал, зачитывал ученикам мои рапорты, чтобы заинтересовать их в учебе!
"Белькомбежцы и белькомбежки! Мы не те, за которых нас обычно принимают! Подтверждением этого является то, что я, главный инспектор Александр-Бенуа Берюрье, бросаю вызов белькомбежскому убийце, выставляя свою кандидатуру у вас на выборах!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36