— В наше время, если не идешь в ногу со всеми, то выглядишь жутко устаревшим…
Он перестает водить щеткой и несколько раз прищелкивает языком.
— Странную пасту стали теперь делать… Тебе не кажется, что у нее необычный вкус?
— А чем пахнет твоя? Хлорофиллом?
— Не пойму.
Я беру его тюбик и тщательно осматриваю.
— По-моему, дружище, ты совершил маленькую ошибочку. Это майонез…
Он не теряет спокойствия.
— То-то, я смотрю, от нее хочется есть…
Тут Фелиси приходит нам сообщить, что ресторатор начинает терять терпение. Ему надо купить нечто более существенное, чем бычьи бубенцы, и если он не будет пошевеливаться, то останется ни с чем.
Я толкаю Толстяка, чтобы он поживее убирал свой майонез, и мы в темпе отваливаем.
Приятель Берю везет нас на “прерии”, естественно, зеленого цвета.
Идеальный транспорт для перевозки деталей крупного рогатого скота.
Он извиняется за то, что у его тачки паршивая коробка передач.
Всякий раз, когда он переключает скорость, раздается такой скрежет, будто распиливают металлический мост.
Он резко дергает стартер, и, когда наконец его колымага трогается с места, мы “целуем” лобовое стекло.
Несмотря ни на что, мы все-таки приезжаем на рынок. На нем стоит неописуемый шум. Для “прерии” мы находим место на улице Куэнкампуа.
Его заметили еще четырнадцать водителей, и нас награждают серией эпитетов, заставляющих меня усомниться в будущем человечества.
Ресторатор (вообще-то его фамилия Гродю) уверяет через окошко, что с незапамятных времен справляет на своих сограждан большую нужду, а самое горячее его желание — увидеть их всех лежащими на солнышке с животами, разрезанными от лобка до подбородка.
После этого обмена приветственными речами мы идем в ближайшее кафе выпить первый на сегодня стаканчик мюскаде. Затем Гродю ведет нас к храму этого города съестных припасов, то есть собственно к рынку.
Он там всех знает, и его окликают на каждом шагу. Втянув в плечи свою полнокровную шею, он пробирается сквозь народ, увлекая за собой и нас.
Мы начинаем с самого главного, то есть с бойни. Мамочки! Какое зрелище! Мы едва вошли в дверь, а у меня уже начинается головокружение. Под ярким светом ламп на крюках висят тысячи коров: зарезанных, с содранными шкурами, разделанных… Сильный противный запах мяса перехватывает горло. Лакированные жиром ляжки напоминают старинную мебель. Гродю идет мелкими шажками по рядам, тыкая пальцем в выставленные туши.
Естественно, Берюрье, разбирающийся в мясе примерно также, как я в кибернетике, не может не вставить слово. Заметив половину быка ярко-желтого цвета, он трогает своего приятеля за руку.
— Хороша зверюга, а? — оценивает он животное. Гродю испепеляет его взглядом, полным бесконечного презрения.
— Ты чего, дурак?! — ворчит он. — Эта скотина сдохла от старости.
Если я сделаю тебе из него бифштекс, ты назовешь меня убийцей!
— Тогда почему это продается? — замечает упрямый Берюрье.
— Надо же чем-то снабжать столовые. Ресторатор с сардоническим видом тычет пальцем в престарелое мясо.
— Попробовали бы вы его прожевать! Да лучше зажарить подошву, чем кусок этой скотины! Да этим жиром я свои калоши и то не стал бы натирать!
Униженный Берюрье насупливается.
— Верно, — признает он. — Я не заметил… Он бросается к другой туше.
— А вот эта просто конфетка! — уверяет он.
— Бедный жирдяйчик, — усмехается Гродю. — Да это же вторая половина того же самого быка.
Тут новый член “Прекрасной Утренней Галлии” замолкает. Чтобы придать себе солидности, он начинает ковыряться в носу, причем свои находки благоговейно прикрепляет к своему галстуку.
Лично мне еще хочется спать, а от стойкого запаха тухлятины, стоящего здесь, просто становится плохо.
Мы даем Гродю сделать покупки, после чего Берюрье спрашивает, где он может приобрести нужное ему.
— Минутку, — говорит ресторатор, — нам надо сходить в зал потрохов.
Он расплачивается за полбыка и отдает распоряжение своему рабочему, который должен отвезти его на машине. Затем ведет нас к потрохам!
Тут, ребята, начинается настоящий кошмар! Бойня — это еще цветочки. Чистое место, не очень воздействующее на ваше воображение.
Но зал с отходами бойни — совсем другое дело! Едва переступив порог, я чуть не валюсь в обморок — такая там вонища! Это просто прогулка по аду…
Столица зловония! Супермузей ужасов! Там стоят огромные корзины с рогатыми коровьими головами, показывающими вам язык с довольно любезным видом. В огромных цинковых баках выносятся причиндалы, которые должны обеспечить Берюрье чудесный улов. Горы печени! Гималаи сердец! Фудзияма кишок… Мы идем по крови.
Берюрье, потрясенный этими запахами, с жалким видом поворачивается ко мне.
— Ничего себе! — бормочет он.
Поскольку Господь не обделил меня обонянием, я и сам все прекрасно чувствую.
Гродю, привыкший к этому, прогуливается среди органов, как манекенщица на подиуме.
— Много тебе надо? — спрашивает он.
— Полкило, — заявляет Толстяк. Его друг чуть не падает.
— И ты притащился на рынок из-за полкило этой хреноты?
— Ну… Мне сказали, что тут это дешевле, чем в любом другом месте…
Гродю подзывает продавца и просит взвесить указанный объем “приманки”, необходимой моему достойному заместителю.
Я тем временем осматриваю корзину с головами.
— Знаешь, что можно сделать? — спрашиваю я.
— Нет.
— Завтра первое апреля… Старые традиции забываются. А что, если мы устроим хорошую шутку над Пино? Ярко-красная физиономия Берю освещается.
— А какого рода будет шутка?
— Мы могли бы послать ему коровью голову. Что ты на это скажешь?
Представляешь, он раскрывает дома посылку и оказывается нос к носу с такой харей!
Он в восторге.
— Я плачу половину, — кричит он в порыве энтузиазма.
— Согласен. Давай найдем какую-нибудь повыразительнее… Смотри-ка, а эта немного похожа на тебя… Такой же высунутый язык и глупая улыбка. Берюрье суровеет.
— У тебя очень оскорбительные сравнения, Сан-А. Он осматривает голову, предложенную мной, и качает своей:
— У нее недостаточно большие рога.
— Верно, только этого ей и не хватает до полного сходства с тобой!
— Что это еще за намеки!
Он делает мне страшные глаза. Он прекрасно знает, что я в курсе его несчастья, но не хочет, чтобы слух распространился. Если мадам Берюрье узнает, то может проявить недовольство, от которого пострадает Толстяк.
— Я просто пошутил, — великодушно заявляю я. Он переводит дыхание.
— Погоди, — говорит он. — Гродю выберет нам самую клевую в корзине.
Он делится с ресторатором нашим планом, который тот не находит особо забавным. Ему трудно себе представить, что в принципе съедобной вещью можно воспользоваться, чтобы подшутить над приятелем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28