– Что ж, власть на то она и власть, ей права даны...
Потом пошли съезды. Решали – как жить?
– Гайки, гайки надо закручивать! – убеждал Троцкий. – Чтобы рабочие хорошо работали, надо им создать хорошие условия: свести в трудовые армии, поставить командиров, продумать наказания.
По ходу дела он сцепился со Сталиным. Но настоящей борьбы не получилось. Время было не то, решал не бронепоезд, а аппарат, тот самый который голосует и исключает. Троцкого исключили из партии, а потом вообще выслали из страны.
Борясь со Сталиным, бывший нарком не учел, что характер у грузина не мед. Бывший семинарист уничтожил сперва тех кто помогал Троцкому, потом тех кто не помогал ему самому.
– А где он теперь живет? – спросил как-то вождь народов у приближенных. – В Турции? В Норвегии?
– Давно уже в Мексику ухлестнул змея, – объяснили приближенные. – Особняк купил троцкист, бетонной стеной обнес, автоматчики на каждом углу. Покушений боится.
– Покушений? Как интересно, – удивился вождь.
Через пол года проникший к Троцкому человек пробил ему голову ледорубом. Ледоруб был маленький, специально изготовленный так, чтобы его можно было пронести незаметно привязанным к ноге.
Мексиканские власти отдали убийцу под суд. Суд приговорил его к двадцати годам тюрьмы. Судьи хотя и были все сплошь с высоким образованием, но в децимациях не разбирались. Что касается обстоятельств убийства, то они до сих пор тайна. Скорее всего где то был список и там фамилия Троцкого стояла десятой.
74. РАДЕК
Журналист Карл Радек родился в Польше. С юных лет он с пылом отдался революционной деятельности. Знал много языков и особенно охотно писал прокламации, призывающие к восстанию.
Меньше всего тогда для восстаний подходила Россия. Вместо нее виделись объятые пожарами Берлин и Вена, красные флаги, на улицах вооруженные отряды, на телеграфных лентах приветствия от рабочих Чикаго и Лондона.
Однако, пожар неожиданно вспыхнул в Петрограде. Позвали друзья – Троцкий и Бухарин. Пришлось мчаться туда.
Вместо прокламаций нужда оказалась в статьях. Теоретических, осмысляющих суть катаклизма: Россия мнилась фитилем, подложенным к главной пороховой бочке – Европе. Мешало незнание языка. Приходилось писать по-немецки. В редакции "Правды" с ним всегда работало два-три переводчика.
Когда из Берлина сообщили: и у нас назревают события, – был послан с заданием: "поднять и разжечь!". Рот фронт. Вир зинд партайзольдатен. Москва нас поддержит...
Для поддержки Москва бросила Тухачевского с целой армией. Правда, идти тому надо было через Польшу. Поэтому приказ командарма кончался словами: "Даешь Варшаву! Даешь Берлин!"
Однако, получилось неважно: поляки во главе с Пилсудским разбили армию, одна кавдивизия даже залетела в Восточную Пруссию, где и сдалась в плен.
Когда восстание в Берлине было подавлено, пришлось возвращаться в Москву ни с чем. Снова редакция "Правды". Снова статьи. Но теперь против вчерашних друзей. "Вырвем змеиное жало у Троцкого! Никакой пощады двурушникам!"... Очень любопытно.
Когда подоспели процессы 37-го года, замели и Радека. На первом же допросе он сказал следователям:
– Да вы что? Разве так фальсифицируют! Что тут у вас Бухарин и Серебряков лепечут? А мои признания – разве это признания! Давайте я вам их сам напишу. Круче надо, круче: да, да, собирались убить, взорвать, продать англичанам и японцам... Вот теперь лучше!
Когда трибунал всем объявил расстрел, а ему десятку, Радек уходил из зала подпрыгивая и улыбаясь. Он считал, что выкрутился и тут.
Радовался он рано. Его расстреляли в лагере. Сколько дней он выгодал, не знает никто.
Сейчас пишут: "Была уничтожена железная когорта".
Все правильно. Когорта. Только насчет "железная" мнения историков расходятся.
75. ПИСАРЬ И КОМАНДАРМ
Однажды к командарму-один Буденному привели пленного.
– В овсах захватили, – доложил комэска. – Еле дышал. Снаряд около него разорвался. Слова не вытянешь.
Пурпурный мак цвел вокруг коней, ветер клонил девственную рожь. Солнце катилось, как отрубленная голова. Пленный от ужаса еле дышал.
– Обшарить его!
Из кармана вытащили удостоверение.
– Бабель, – прочитали бойцы. – Из дивизионной газеты. Писарь у Павлюченко. Свой.
На пленного полили водой. Он раскрыл глаза, вытащил из кармана очки и замычал.
– На писаря он, четырехглазый, конечно похож, – рассуждал командарм. – А вдруг шпион? Может его на всякий случай?.. Революция чистеньких не любит... Ну, да ладно, пусть живет. Колесников, веди в бригаду!
Он закурил. Конный казак с развернутым знаменем стал впереди лавы. Колесников тронул жеребца. Рука у комбригады была на перевязи. Она лежала у него на груди, как младенец.
В наготе полей поднялись первые дома Кракова.
– К вечеру возьмем, – сказал Буденный.
Краков не взяли. Разбитые под Варшавой армии отступали, как отступала наполеоновская гвардия. Вместо зимнего снега убитых покрывала июльская пыль.
Об этом всем писарь написал потом книгу. Он написал о девственной ржи, отрубленной голове солнца и нищете галицийских деревень. Заодно он написал, как расстреливали пленных поляков и как, останавливаясь на постой, рубили шашками хозяйским гусям шеи.
– Клевета! – заявил командарм-один, прочитав книгу.
Это он повторил в двух газетных статьях.
Бабелю статьи вышли боком. Его могилу ищут до сих пор.
76. ЖЕНА АДМИРАЛА
Когда в 17-м году революционные матросы взяли в свои руки власть на Черноморском флоте, они первым делом решили поставить на свое место командующего флотом Колчака.
– Пускай саблю сдаст, – решил комитет. – Все равно она у него в шкафу висит. Надо будет на парад надеть, выдадим под расписку.
Сабля была не простая – Георгиевская. Ее Колчак получил за мужество при обороне Порт-Артура.
Когда явились забирать саблю, Александр Васильевич, вышел на палубу, поцеловал саблю и бросил ее в море.
– Ну, надо же до чего он чувствительный! – обиделись матросы. – Раз так, мы ему хвост прижмем.
Прижать не успели. Адмирал направил в Петроград Временному правительству телеграмму: "...считаю себя настолько оскорбленным, что командовать таким флотом считаю ниже своего достоинства".
– Без работы не останусь, – рассуждал Колчак. В начале службы он плавал в тропических морях, а затем с кучкой храбрецов отправился на лодке в Ледовитый океан искать пропавшую экспедицию барона Толя. Следы экспедиции нашлись на заснеженном острове Беннета.
– Они погибли, – доложил, вернувшись Колчак. За этот поиск Географическое общество наградило его большой золотой медалью.
Но ни капитану ни географу работы не было. Пришлось работать инженером на железной дороге в Манчжурии.
Миловидная Аннушка познакомилась с ним еще до того, в Петербурге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Потом пошли съезды. Решали – как жить?
– Гайки, гайки надо закручивать! – убеждал Троцкий. – Чтобы рабочие хорошо работали, надо им создать хорошие условия: свести в трудовые армии, поставить командиров, продумать наказания.
По ходу дела он сцепился со Сталиным. Но настоящей борьбы не получилось. Время было не то, решал не бронепоезд, а аппарат, тот самый который голосует и исключает. Троцкого исключили из партии, а потом вообще выслали из страны.
Борясь со Сталиным, бывший нарком не учел, что характер у грузина не мед. Бывший семинарист уничтожил сперва тех кто помогал Троцкому, потом тех кто не помогал ему самому.
– А где он теперь живет? – спросил как-то вождь народов у приближенных. – В Турции? В Норвегии?
– Давно уже в Мексику ухлестнул змея, – объяснили приближенные. – Особняк купил троцкист, бетонной стеной обнес, автоматчики на каждом углу. Покушений боится.
– Покушений? Как интересно, – удивился вождь.
Через пол года проникший к Троцкому человек пробил ему голову ледорубом. Ледоруб был маленький, специально изготовленный так, чтобы его можно было пронести незаметно привязанным к ноге.
Мексиканские власти отдали убийцу под суд. Суд приговорил его к двадцати годам тюрьмы. Судьи хотя и были все сплошь с высоким образованием, но в децимациях не разбирались. Что касается обстоятельств убийства, то они до сих пор тайна. Скорее всего где то был список и там фамилия Троцкого стояла десятой.
74. РАДЕК
Журналист Карл Радек родился в Польше. С юных лет он с пылом отдался революционной деятельности. Знал много языков и особенно охотно писал прокламации, призывающие к восстанию.
Меньше всего тогда для восстаний подходила Россия. Вместо нее виделись объятые пожарами Берлин и Вена, красные флаги, на улицах вооруженные отряды, на телеграфных лентах приветствия от рабочих Чикаго и Лондона.
Однако, пожар неожиданно вспыхнул в Петрограде. Позвали друзья – Троцкий и Бухарин. Пришлось мчаться туда.
Вместо прокламаций нужда оказалась в статьях. Теоретических, осмысляющих суть катаклизма: Россия мнилась фитилем, подложенным к главной пороховой бочке – Европе. Мешало незнание языка. Приходилось писать по-немецки. В редакции "Правды" с ним всегда работало два-три переводчика.
Когда из Берлина сообщили: и у нас назревают события, – был послан с заданием: "поднять и разжечь!". Рот фронт. Вир зинд партайзольдатен. Москва нас поддержит...
Для поддержки Москва бросила Тухачевского с целой армией. Правда, идти тому надо было через Польшу. Поэтому приказ командарма кончался словами: "Даешь Варшаву! Даешь Берлин!"
Однако, получилось неважно: поляки во главе с Пилсудским разбили армию, одна кавдивизия даже залетела в Восточную Пруссию, где и сдалась в плен.
Когда восстание в Берлине было подавлено, пришлось возвращаться в Москву ни с чем. Снова редакция "Правды". Снова статьи. Но теперь против вчерашних друзей. "Вырвем змеиное жало у Троцкого! Никакой пощады двурушникам!"... Очень любопытно.
Когда подоспели процессы 37-го года, замели и Радека. На первом же допросе он сказал следователям:
– Да вы что? Разве так фальсифицируют! Что тут у вас Бухарин и Серебряков лепечут? А мои признания – разве это признания! Давайте я вам их сам напишу. Круче надо, круче: да, да, собирались убить, взорвать, продать англичанам и японцам... Вот теперь лучше!
Когда трибунал всем объявил расстрел, а ему десятку, Радек уходил из зала подпрыгивая и улыбаясь. Он считал, что выкрутился и тут.
Радовался он рано. Его расстреляли в лагере. Сколько дней он выгодал, не знает никто.
Сейчас пишут: "Была уничтожена железная когорта".
Все правильно. Когорта. Только насчет "железная" мнения историков расходятся.
75. ПИСАРЬ И КОМАНДАРМ
Однажды к командарму-один Буденному привели пленного.
– В овсах захватили, – доложил комэска. – Еле дышал. Снаряд около него разорвался. Слова не вытянешь.
Пурпурный мак цвел вокруг коней, ветер клонил девственную рожь. Солнце катилось, как отрубленная голова. Пленный от ужаса еле дышал.
– Обшарить его!
Из кармана вытащили удостоверение.
– Бабель, – прочитали бойцы. – Из дивизионной газеты. Писарь у Павлюченко. Свой.
На пленного полили водой. Он раскрыл глаза, вытащил из кармана очки и замычал.
– На писаря он, четырехглазый, конечно похож, – рассуждал командарм. – А вдруг шпион? Может его на всякий случай?.. Революция чистеньких не любит... Ну, да ладно, пусть живет. Колесников, веди в бригаду!
Он закурил. Конный казак с развернутым знаменем стал впереди лавы. Колесников тронул жеребца. Рука у комбригады была на перевязи. Она лежала у него на груди, как младенец.
В наготе полей поднялись первые дома Кракова.
– К вечеру возьмем, – сказал Буденный.
Краков не взяли. Разбитые под Варшавой армии отступали, как отступала наполеоновская гвардия. Вместо зимнего снега убитых покрывала июльская пыль.
Об этом всем писарь написал потом книгу. Он написал о девственной ржи, отрубленной голове солнца и нищете галицийских деревень. Заодно он написал, как расстреливали пленных поляков и как, останавливаясь на постой, рубили шашками хозяйским гусям шеи.
– Клевета! – заявил командарм-один, прочитав книгу.
Это он повторил в двух газетных статьях.
Бабелю статьи вышли боком. Его могилу ищут до сих пор.
76. ЖЕНА АДМИРАЛА
Когда в 17-м году революционные матросы взяли в свои руки власть на Черноморском флоте, они первым делом решили поставить на свое место командующего флотом Колчака.
– Пускай саблю сдаст, – решил комитет. – Все равно она у него в шкафу висит. Надо будет на парад надеть, выдадим под расписку.
Сабля была не простая – Георгиевская. Ее Колчак получил за мужество при обороне Порт-Артура.
Когда явились забирать саблю, Александр Васильевич, вышел на палубу, поцеловал саблю и бросил ее в море.
– Ну, надо же до чего он чувствительный! – обиделись матросы. – Раз так, мы ему хвост прижмем.
Прижать не успели. Адмирал направил в Петроград Временному правительству телеграмму: "...считаю себя настолько оскорбленным, что командовать таким флотом считаю ниже своего достоинства".
– Без работы не останусь, – рассуждал Колчак. В начале службы он плавал в тропических морях, а затем с кучкой храбрецов отправился на лодке в Ледовитый океан искать пропавшую экспедицию барона Толя. Следы экспедиции нашлись на заснеженном острове Беннета.
– Они погибли, – доложил, вернувшись Колчак. За этот поиск Географическое общество наградило его большой золотой медалью.
Но ни капитану ни географу работы не было. Пришлось работать инженером на железной дороге в Манчжурии.
Миловидная Аннушка познакомилась с ним еще до того, в Петербурге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29