Пращники, лучники, метатели дротиков окружали
тучей походных застав вытянувшуюся вдоль Евфрата колонну. А
сзади еще был обоз и особые отряды, охранявшие его. Аргираспиды
терялись в этом суровом многообразии.
Армия грузно двинулась вниз по течению Евфрата. В переходе от
лагеря находились пригодные для переправы броды, которые охранял
предавшийся стратегу сатрап Верхней Месопотамии Амфимах. Войск у
него было немного, но врагов пока не опасался ни кто: Птолемей
воевал только на море, Селевк еще не решил, на чью сторону
стать, Антигон же задержался у Тарса.
Поэтому отряды шли неспешно и шумно. Их вид, вызвавший поначалу
у Калхаса возбужденное - словно перед грозой - состояние,
постепенно становился более спокойным, расслабленным.
После полудня стратег занял место перед сакаскинами,
двигавшимися во главе колонны. Теперь его сопровождала целая
свита, среди которой выделялся полугрек-полумакедонянин Филипп,
командовавший в лагере в отсутствие Эвмена. Статный, седеющий
мужчина, немногим старше стратега, он, как заметил Калхас,
принадлежал к таким же почитателям Кардийца, что и Дотим.
Обращаясь к стратегу, он почтительно склонял голову, а когда тот
отвечал, блестел глазами и раздувал ноздри, словно горячий
жеребец. В его преданности было что-то неистовое и безрассудное.
Калхасу такая горячность показалась даже чрезмерной и не
приличествующей человеку, начальствовавшему над большим
количеством войск. Но наблюдать за ней ему было приятно. Вокруг
пастуха начинали происходить большие события. Эвмен, Иероним
словно стали выше, величественней, армия выглядела могуче, и
самого себя Калхас ощущал по-другому, чем неделю назад. Сознание
важной, большой ответственности накладывало на всех отпечаток
приподнятости и внутренней собранности.
Аркадянину хотелось, чтобы Гиртеада видела сейчас и его, и всех
остальных. Но время, когда они свободно разъезжали вокруг
расположения войск, кончилось. Гиртеада осталась в обозе,
там же, где были и остальные женщины, где была и сама жена
стратега.
Ее привезли в лагерь за несколько дней до автократора. Утром
Калхас мельком видел эту женщину. Несмотря на долгую разлуку с
мужем, она вела себя сдержанно, держалась в стороне. Но ее
совиные, широко открытые светло-голубые глаза внимательно
рассматривали окружение мужа. Дотим попытался завести с ней
разговор - женщина, приветливо улыбнувшись ему, ответила
кратко, односложно. Она была осторожна - то ли хотела
подчеркнуть свое положение жены стратега, то ли стремилась
разобраться в новых соратниках Эвмена.
Чем дальше на запад уходили горы, тем пустыннее становилась
местность. Только берег Евфрата отвлекал глаз нескончаемыми
рощами тополей, плакучих ив, лавра, сквозь которые иногда
проглядывали заводи, словно копьями утыканные сухими стеблями
камыша. Зимние, понурые рощи были все же живыми, не то что
пустая, выжженная степь, раскрывавшаяся между горами и рекой.
Ближе к вечеру небо на юге затянула белесая хмарь. Оттуда
потянуло глиной, песком и безнадежной серой сухостью.
- Опять ветер,- сказал Филипп.- Иногда здесь бывают
настоящие пылевые бури.
- Может, остановить армию? - предложил кто-то из
военачальников.
- Не надо,- после некоторого раздумья произнес
стратег.- Будем надеяться, что до бури дело не дойдет.
Хмарь сгущалась, темнела. Калхасу чудилось в ее глубине
скручивание каких-то гигантских волокон. Медленно, медленно она
затягивала небосвод, и вместе с ней пастуха начали окатывать
волны тревоги. Фыркали кони, до свиты стратега стали доноситься
беспокойные голоса сакаскинов. Воины не останавливались, но все
бессознательно замедлили шаг.
- Скоро мы подойдем к лагерю Амфимаха,- попытался
успокоить свиту Филипп.
- По-моему, буря придет гораздо быстрее,- буркнул
Эвмен.- Останавливайте армию.
Пока свита передавала его приказ, Калхас заметил впереди неясное
движение. Оно расширялось и приближалось, охватывая весь южный
горизонт. Оно было и его не было - на армию неслось что-то
невесомое.
Ветер! Его выдала долина Евфрата. Совершенно беззвучно - так
быстро неслись могучие невидимые крылья - рощи по берегам реки
склонялись перед ним, и эта волна в несколько мгновений достигла
войска.
Конь под Калхасом встал на дыбы. Иероним упал и барахтался на
земле, пытаясь выбраться из-под копыт испуганных лошадей. Пастух
натягивал поводья до рези в ладонях, а кто-то серый, прозрачный,
пришедший с юга, наваливался на него, толкая назад, вбок,
вперед. Ветер гудел в мириады воинских труб, он срывал с
деревьев листья, ломал ветви, вздымал к небу тучи пыли.
Перекрывая грохот, Эвмен и Филипп приказали свите спуститься
с лошадей. Сакаскины уже сделали это; спрыгивая на землю, Калхас
заметил, что вся армия садится, прикрываясь от ветра щитами и
конскими телами. Он вспомнил о Гиртеаде, и им овладел страх за
нее, но ужасное, грандиозное зрелище, неожиданно открывшееся им,
заставило пастуха забыть обо всем.
Огромная, неизвестно откуда взявшаяся колонна, нет, огромная
змея стягивала небо и землю. То иссиня-черная, то
пепельно-синяя, она изгибалась и шла, шла на север. Тучи, вслед
за ветром наполнившие небо, вращались вокруг нее, скрывая
верхушку, а внизу тянулись клубы развороченной почвы. Ветер
начал ежемгновенно меняться, забивая уши, нос пылью, захлестывая
лицо полами одежд. Стон шел от земли - словно смерч высасывал
из нее соки. Калхас был уверен, что он уничтожит всю армию, но,
когда колосс приблизился к ним, стало ясно, что он идет по
другому берегу Евфрата. Смерч метался из стороны в сторону,
угрожающе приседал, наклонялся к людям, но проходил мимо. На
краткий страшный миг потоки воздуха потянули их туда, к
вертящейся, растирающей все в пыль громаде. И вдруг они
кончились. Внезапно налетевшая буря прекратилась так же
неожиданно. Еще громыхала вдали колонна - змея, еще проносились
в воздухе то ли всполошенные птицы, то ли листья пальм, то ли
комья земли, но ветер начал стихать.
Страх стихал вместе с ним, сердце распирало облегчение и смех.
Свита отряхивала нарядные одежды, Иероним кряхтел, потирая
ушибленный при падении бок, сзади доносилось приглушенное
обильной пылью бряцание доспехов и оружия - армия собиралась
двигаться дальше.
Вот только пыль. Она стояла в воздухе, местами столь густо, что
закрывала местность непроницаемым облаком. Калхас чувствовал,
как медленно и знакомо начинают неметь его ребра. Он не успел
еще разобраться в своем состоянии, а рука уже потянулась к
стратегу и дернула того за полу гиматия.
- Что произошло?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
тучей походных застав вытянувшуюся вдоль Евфрата колонну. А
сзади еще был обоз и особые отряды, охранявшие его. Аргираспиды
терялись в этом суровом многообразии.
Армия грузно двинулась вниз по течению Евфрата. В переходе от
лагеря находились пригодные для переправы броды, которые охранял
предавшийся стратегу сатрап Верхней Месопотамии Амфимах. Войск у
него было немного, но врагов пока не опасался ни кто: Птолемей
воевал только на море, Селевк еще не решил, на чью сторону
стать, Антигон же задержался у Тарса.
Поэтому отряды шли неспешно и шумно. Их вид, вызвавший поначалу
у Калхаса возбужденное - словно перед грозой - состояние,
постепенно становился более спокойным, расслабленным.
После полудня стратег занял место перед сакаскинами,
двигавшимися во главе колонны. Теперь его сопровождала целая
свита, среди которой выделялся полугрек-полумакедонянин Филипп,
командовавший в лагере в отсутствие Эвмена. Статный, седеющий
мужчина, немногим старше стратега, он, как заметил Калхас,
принадлежал к таким же почитателям Кардийца, что и Дотим.
Обращаясь к стратегу, он почтительно склонял голову, а когда тот
отвечал, блестел глазами и раздувал ноздри, словно горячий
жеребец. В его преданности было что-то неистовое и безрассудное.
Калхасу такая горячность показалась даже чрезмерной и не
приличествующей человеку, начальствовавшему над большим
количеством войск. Но наблюдать за ней ему было приятно. Вокруг
пастуха начинали происходить большие события. Эвмен, Иероним
словно стали выше, величественней, армия выглядела могуче, и
самого себя Калхас ощущал по-другому, чем неделю назад. Сознание
важной, большой ответственности накладывало на всех отпечаток
приподнятости и внутренней собранности.
Аркадянину хотелось, чтобы Гиртеада видела сейчас и его, и всех
остальных. Но время, когда они свободно разъезжали вокруг
расположения войск, кончилось. Гиртеада осталась в обозе,
там же, где были и остальные женщины, где была и сама жена
стратега.
Ее привезли в лагерь за несколько дней до автократора. Утром
Калхас мельком видел эту женщину. Несмотря на долгую разлуку с
мужем, она вела себя сдержанно, держалась в стороне. Но ее
совиные, широко открытые светло-голубые глаза внимательно
рассматривали окружение мужа. Дотим попытался завести с ней
разговор - женщина, приветливо улыбнувшись ему, ответила
кратко, односложно. Она была осторожна - то ли хотела
подчеркнуть свое положение жены стратега, то ли стремилась
разобраться в новых соратниках Эвмена.
Чем дальше на запад уходили горы, тем пустыннее становилась
местность. Только берег Евфрата отвлекал глаз нескончаемыми
рощами тополей, плакучих ив, лавра, сквозь которые иногда
проглядывали заводи, словно копьями утыканные сухими стеблями
камыша. Зимние, понурые рощи были все же живыми, не то что
пустая, выжженная степь, раскрывавшаяся между горами и рекой.
Ближе к вечеру небо на юге затянула белесая хмарь. Оттуда
потянуло глиной, песком и безнадежной серой сухостью.
- Опять ветер,- сказал Филипп.- Иногда здесь бывают
настоящие пылевые бури.
- Может, остановить армию? - предложил кто-то из
военачальников.
- Не надо,- после некоторого раздумья произнес
стратег.- Будем надеяться, что до бури дело не дойдет.
Хмарь сгущалась, темнела. Калхасу чудилось в ее глубине
скручивание каких-то гигантских волокон. Медленно, медленно она
затягивала небосвод, и вместе с ней пастуха начали окатывать
волны тревоги. Фыркали кони, до свиты стратега стали доноситься
беспокойные голоса сакаскинов. Воины не останавливались, но все
бессознательно замедлили шаг.
- Скоро мы подойдем к лагерю Амфимаха,- попытался
успокоить свиту Филипп.
- По-моему, буря придет гораздо быстрее,- буркнул
Эвмен.- Останавливайте армию.
Пока свита передавала его приказ, Калхас заметил впереди неясное
движение. Оно расширялось и приближалось, охватывая весь южный
горизонт. Оно было и его не было - на армию неслось что-то
невесомое.
Ветер! Его выдала долина Евфрата. Совершенно беззвучно - так
быстро неслись могучие невидимые крылья - рощи по берегам реки
склонялись перед ним, и эта волна в несколько мгновений достигла
войска.
Конь под Калхасом встал на дыбы. Иероним упал и барахтался на
земле, пытаясь выбраться из-под копыт испуганных лошадей. Пастух
натягивал поводья до рези в ладонях, а кто-то серый, прозрачный,
пришедший с юга, наваливался на него, толкая назад, вбок,
вперед. Ветер гудел в мириады воинских труб, он срывал с
деревьев листья, ломал ветви, вздымал к небу тучи пыли.
Перекрывая грохот, Эвмен и Филипп приказали свите спуститься
с лошадей. Сакаскины уже сделали это; спрыгивая на землю, Калхас
заметил, что вся армия садится, прикрываясь от ветра щитами и
конскими телами. Он вспомнил о Гиртеаде, и им овладел страх за
нее, но ужасное, грандиозное зрелище, неожиданно открывшееся им,
заставило пастуха забыть обо всем.
Огромная, неизвестно откуда взявшаяся колонна, нет, огромная
змея стягивала небо и землю. То иссиня-черная, то
пепельно-синяя, она изгибалась и шла, шла на север. Тучи, вслед
за ветром наполнившие небо, вращались вокруг нее, скрывая
верхушку, а внизу тянулись клубы развороченной почвы. Ветер
начал ежемгновенно меняться, забивая уши, нос пылью, захлестывая
лицо полами одежд. Стон шел от земли - словно смерч высасывал
из нее соки. Калхас был уверен, что он уничтожит всю армию, но,
когда колосс приблизился к ним, стало ясно, что он идет по
другому берегу Евфрата. Смерч метался из стороны в сторону,
угрожающе приседал, наклонялся к людям, но проходил мимо. На
краткий страшный миг потоки воздуха потянули их туда, к
вертящейся, растирающей все в пыль громаде. И вдруг они
кончились. Внезапно налетевшая буря прекратилась так же
неожиданно. Еще громыхала вдали колонна - змея, еще проносились
в воздухе то ли всполошенные птицы, то ли листья пальм, то ли
комья земли, но ветер начал стихать.
Страх стихал вместе с ним, сердце распирало облегчение и смех.
Свита отряхивала нарядные одежды, Иероним кряхтел, потирая
ушибленный при падении бок, сзади доносилось приглушенное
обильной пылью бряцание доспехов и оружия - армия собиралась
двигаться дальше.
Вот только пыль. Она стояла в воздухе, местами столь густо, что
закрывала местность непроницаемым облаком. Калхас чувствовал,
как медленно и знакомо начинают неметь его ребра. Он не успел
еще разобраться в своем состоянии, а рука уже потянулась к
стратегу и дернула того за полу гиматия.
- Что произошло?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42