Вопрос : Какими конкретными мотивами вы объяснили свою просьбу?
Пеньковский : Ничего я не объяснял по этому вопросу. Это было сделано несознательно.
И генерал, не удержавшись, заключил чтение одним лишь словом, каллиграфически выведенным на маленьком листке: «враг ».
«Мой любимый!
Вообще-то слово «мой» к понятию «любимый», наверное, неприложимо, поскольку любовь добра и принадлежит всему человечеству, а «моей» может быть кукла, авторучка, шапочка. «Мой кот, шарф, шкаф, вклад в сберкассу». Умом я это понимаю, но дрянное чувство собственности, подчеркивание своего права владения, ничего не могу поделать с собой, все мы, бабы, одинаковые.
Ты себе не представляешь, как я обрадовалась твоей длиннющей телеграмме о проблемах восточной медицины, я отвечу, только чуть позже, ладно?
О чем тебе рассказать? Про то, о чем я мечтаю? Во-первых, ты и сам об этом знаешь, а потом, верных слов не подберешь; хотя я к словам отношусь сдержанно — к этому приучила профессия; разговариваешь с пациентом, вертишь его перед рентгеном, видишь в легких сетчатые дыры, то есть рак в последней стадии, понимаешь, что бедняге осталось жить считанные недели, и ведь ничего — рождаются какие-то слова, складываются во фразы, ничего не попишешь: врачебная этика, обязана хранить спокойствие, шутить и улыбаться, причем не натянутой, заданной улыбкой, какой обмениваются воспитанные супруги после очередной ссоры, чтобы дети, упаси бог, ничего не заметили, а настоящей, искренней даже. Знаешь, раковые больные обостренно чувствительны, постоянно ощущаешь внутреннюю напряженность, общаясь с ними: только б не открыть себя, только б оставить человеку два гроша надежды…
Здесь, кстати, в открытом кинотеатре показывали этот старый итальянский фильм; когда я была маленькой, училась, кажется в пятом классе, эта картина казалась поразительной, выворачивающей душу, а сейчас совсем другое ощущение; жаль, ничто так быстро не стареет, как женщина и кино. Я даже выдвинула рабочую версию: и фильм, и я, женщина, все-таки поначалу живем чувством. Логика куда более долговечна, согласись. Она сильна до той поры, пока на смену существующей доктрине не приходит качественно новая; естественная замена старого новым; а с чувством все сложнее и непонятнее, потому что оно неподвластно логике и подчиняется своим законам, увы, часто физиологическим.
…Море шумит за окном, шуршит галька, луна как пятак, повсюду в барах слышна музыка, а я сижу в номере и сочиняю послание — только для того, чтобы родилось ощущение твоего соприсутствия. Мы ведь с тобою ни разу вместе не отдыхали, Виталик, ни разу за восемь лет. Я заранее соглашаюсь с твоим доводом, что и это очень хорошо: во время разлук аккумулируется нежность. Но ведь я понуждаю себя соглашаться с этим, причем не без труда, потому что чем дальше, тем отчетливее ощущаю в себе такую женщину, которая очень хочет иметь детей, похожих на тебя, ездить с тобою на море, видеть тебя чаще, и ничего я с этим не могу поделать, хотя знаю, что у тебя совсем особый взгляд на все эти дела, да и на наши отношения тоже.
По утрам я стала долго рассматривать свое лицо в зеркале: тридцать шесть лет, для женщины это немало. Помнишь, Пушкин писал о какой-то из своих подруг: она старуха, ей уже двадцать шесть лет. Бррр, страшно!
Три дня назад на катере примчался Вова Гумба с друзьями и утащил меня на Золотой Берег; конечно же, в доме пахнет дымом, суетятся женщины в черном, жарится козлятина, на столе рыба пяти сортов, сыр с гор, тосты за тебя и Степанова особенно красивые, прекрасные грузинские песни, а после Вова читал на абхазском монолог короля Лира — озноб пробирает, как здорово.
Был еще какой-то гость из Москвы; он подсел ко мне и начал говорить о сюрреализме, обсуждал вопрос, будут ли читать Шекспира в будущем веке, потом перешел на обсуждение новинок американского кино, пригласил на просмотры: оставьте телефон, я за вами заеду; Алябрик тут как тут, обнял его, сказал, что звонят из Сухуми; вернулись они через десять минут, гость больше ко мне не подсаживался и избегал смотреть в мою сторону — горцы умеют постоять за подругу того, кого они чтут.
Да, Виталик, пожалуйста, позвони санитарке Марии Ивановне, пусть она зайдет ко мне в квартиру и польет цветы, я совсем забыла ей написать в памятке. Пожалуйста, извини эту мою просьбу, но по телевидению говорят — в Москве стало жарко, больно представлять, как мои цветы медленно умирают на подоконниках и балконе от пыльного, бензинового солнцепека…
Скажи, когда я уезжаю на море, ты меня хоть немножко ревнуешь?
…Вчера приехали Коноваловы, всем семейством ходят на корты, играют замечательно, тебе с ними не равняться, ты стал играть без азарта. Почему?
В своей телеграмме ты спрашивал меня о докторше, которая делает чудеса с помощью таджикских трав. Видимо, она говорила тебе о персо-таджикско-индийской медицине? Пожалуйста, подожди у нее лечиться, пока я не вернусь в Москву. Дело в том, что медицина всего Востока основывалась на тайне тибетского врачевания, поскольку оно является началом всех начал восточной диагностики, терапии и фармакологии. Еще в одиннадцатом веке в Тибете была завершена «Большая энциклопедия» под названием «Данджур». Состояла она из двухсот двадцати пяти томов (мы тогда уже не были язычниками, кстати). Из всего этого многотомья шесть книг целиком посвящено медицине. И там — пожалуйста, не верь своей врачихе — никакого древнеафинского влияния не было. А главным сочинением по тибетской медицине является «Чжуд-ши», которое написал врач Цо-чжэд-Шонну, или иначе Кумарадживака. И основан этот трактат на древней индийской книге медицины, а на тибетский язык переведен в конце семисотых годов прошлого тысячелетия. Наиболее известные медицинские школы в Тибете существовали при тамошних монастырях — дацанах. Ламы занимались тем, что, путешествуя в одиночестве, отыскивали самые пахучие, благословенные луга, которые становились их тайной, растворялись в блаженстве общения с природой, и только после того, как к ним приходило вдохновение от общения с прекрасным, они начинали сбор цветов, трав, кореньев, почек и побегов деревьев… Первая книга медицины, обосновавшая тибетскую терапию, диагностику, профилактику и фармакологию, называлась «Вайдурья-онбо» и описывала фармакологическое действие не только трав, но и драгоценных металлов, камней, земли, а также лекарств, приготовленных из животных или образованных соками (мумиё). В ней, между прочим, говорилось, что растение бар-ба-да, которое можно найти на горных лугах Тибета и в Гималаях, лечит воспалительные процессы, интоксикацию и инфекции, сопровождающиеся жаром. Спустя три столетия в тибетской книге «Чжуд-ши» это же растение рекомендовалось в том случае, если у человека повысилась температура от яда (то есть та же интоксикация).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95