— Нас «выпасли» на базаре. Возможно, Рахим. Так открыто торговать мехами можно только стуча в контору. Сдал одного-двух в месяц — и работай на здоровье. Девчонка на вокзале классная попалась, шлюшка, но умница какая! Я ей дал червонец — и она все сделала. Подвела к водиле вокзальному, тот и отвез меня за шапку в Мамлютку. А куда деваться — могли все потерять!
Алику казалось, что я способен пожалеть о шапке.
— Еще и четвертак сдачи дал. А в Мамлютке билетов нет, хоть вешайся… Ну, хорошо то, что хорошо кончается.
Вдвоем дорога показалась не такой долгой. Вот и родной вокзал. И тут впервые меня кольнула мысль о Гураме… Ладно, прорвемся.
— До завтра. — Я пожал Алику руку, — созвонимся. Пусть рухлядь пока у тебя.
Алик направился было к такси, но внезапно остановился.
— А вдруг что — кому отвечать? Давай-ка, забирай свою долю. Поехали ко мне.
Из рассказов Алика я знал, что его отец военный, мать преподает в институте. И действительно — в доме достаток бросался в глаза. Все добротно, дорого и на многие годы. Ценное дерево, хрусталь, текинские ковры…
Мы разделили шапки, и тут зазвонил телефон.
— Мама, я приехал. Хорошо, что позвонила. Что? Давно? Ну ладно, не переживай, все нормально. До вечера.
Алик положил трубку, покусывая губу.
— Приходили уже, нами интересовались. Наверное, Гурамовы штучки. Надо шапки побыстрее толкнуть.
На улице я долго ловил такси. Да, эти тысячи они нам просто так не отдадут. Возле подъезда моего дома околачивался Венька Глист, забулдыга и неисчерпаемый кладезь анекдотов.
— Привет, Димуля! Приплыл-таки в родные края! Не грех и спрыснуть такое дело. Пока ты туда-сюда, я за бутылочкой смотаюсь. Есть разговор.
Безобидный Глист за бутылку мог выдать точную информацию.
Дома все оказалось по-прежнему. Чисто и уютно, но как-то убого. Этакое семейное однозарплатное гнездышко советского человека. Но родное, что ни говори. Вот и Венька — звонок в дверь. На всякий случай я глянул в кругляшок глазка.
— Заходи, чего растрезвонился. Давай на кухню, там и покурить можно.
Разлили, Глист махнул полстакана и сразу же начал рассказывать.
— Ты, Дима, влип в историю. Приезжали какие-то деляги, сказали, что достанут и на морском дне. Лучше тебе объявиться самому.
— Разберусь. Какие быстрые… И тебе дело найдется. Есть товар на сдачу…
Лицо Глиста приобрело значительное выражение.
— Сука буду… Помнишь Марину? Она на рынке работает, в комиссионном. Там сдается все, что угодно. Сейчас можем и ехать. А еще лучше — вечерком поужинаем где-нибудь вместе. Я вас познакомлю.
— Завтра в семь у «Центрального», но смотри — пропьешь дело, сам будешь виноват.
Веня бросил грустый взгляд на бутылку.
— Ну, ладно, будь. Завтра в семь.
Поистине, будущее для нас темно! Кто мог предугадать, что стройная блондинка, ожидавшая меня у «Центрального» вместе с угодливым Глистом, меньше чем через год станет моей женой!
Выпили изрядно. Оркестр наяривал лезгинку. Хрустальные люстры мутно сияли в табачном дыму. Марина оказалась девушкой неглупой. Что ее могло связывать с опустившимся Глистом, который через час набрался до полной немоты? Меня, впрочем, тоже покачивало. Полчаса ловили такси. Все попытки избавиться от Глиста ни к чему не привели. Наконец, частник за червонец развез нас по домам. Записка с Марининым телефоном лежала в кармане брюк, подбрасывая пищу воображению.
Утром в голове гудели похмельные колокола. Пришлось поправляться портвейном. Я с трудом дотащился на разболтанном троллейбусе до рынка.
В магазине Марина беседовала с двумя кавказцами в кожаных куртках. Заметив меня, она приветливо кивнула, сыны снежных гор смерили меня тяжелыми темными взглядами, туго ворочая коротко стриженными головами на налитых шеях. Я, тут же подошел.
— Мариночка, я вчера толковал насчет товара. Так вот, есть хорошие шапки…
— Ага, так ты парень деловой! — девушка лукаво улыбнулась. — Вот, как говорится, какая любовь! Ладно, давай свои шапки и паспорт. Сунешь по трешке за каждую товароведу.
Марина продала по двести за штуку. Мы стали завсегдатаями в «Центральном», от спиртного начали пошаливать почки.
Довольно скоро мы оказались с Мариной у меня дома, в крохотной комнатушке, половину которой занимала старая деревянная кровать. Я называл ее «каравелла». На тумбочке стояла бутылка с двумя рюмками, а прямо на полу — старый магнитофон, который работал, когда ему хотелось.
В первую ночь у нас ничего не получилось. И чем нежнее были прикосновения Марины, тем больший стыд и страх накатывали на меня…
— Ну глупый, ну чего ты мечешься, — тихонько смеялась она, — мне и так хорошо!
Но я действительно был в ужасе. Импотент! В моем возрасте! Впрочем, вскоре оказалось, что мои страхи безосновательны. Жаркие губы Марины, ее тугие груди с острыми сосками, душистая паутина ее волос — все это вернуло мне радость. Мои руки бродили по ее телу, я растворялся, таял, меня больше не было, — был тугой сгусток сияющего синего света.
Случалось, Марина плакала у меня в объятиях.
— Что будет с нами? — тихо всхлипывая, спрашивала она.
— Ничего, прорвемся.
— Давай поженимся!
— Давай…
А почему бы и нет — думал я. В этом мире так нужна близкая душа. Но как прожить без денег?
Днем телефон Алика не отвечал, а вечером мать позвала его только после настойчивых расспросов: кто звонит, почему, откуда?
— Шапки мать продала знакомым, а меня перехвати ли дружки Гурама — придется все же отдавать деньги. Тебе лучше на время спрятаться. Ох, все ребра болят…
Для разговора я взял «перцовку». «Домашний» Алик показался мне жалким и растерянным. Но разговор получился любопытный. Алик достал из папки на столе пачку фотографий с изображениями каких-то стендов, досок почета, экранов соцсоревнований и тому подобной чуши.
— Мы живем в стране невиданных возможностей, это для тебя, надеюсь не новость? — Я ухмыльнулся. — Не мне тебе объяснять, что проще — сляпать монументальную доску почета или детский сад, повесить наградную ленту на грудь механизатора или прибавить ему зарплату. На то есть синекура третьих секретарей, отделы пропаганды и агитации. Работка не пыльная, но и здесь надо отчитываться, отрабатывать оклады и премии. А следовательно — давай наглядную агитацию на видное место. Ибо именно на это, и чаще всего только на это, кладет глаз любая комиссия.
Я понимал к чему клонит мой собеседник.
— Но это же чеканка, шрифты, литье! Как ты все это тебе представляешь?
— Сапоги, конечно, должен тачать сапожник. Таких сапожников немало, у них есть формы, прессы, заготовки. Но есть и еще важный момент: найти заказчика, заключить с ним договор и — самое главное — убедить заплатить за все это. Работать выгоднее всего на селе — там деньги живые и довольно скромные требования к качеству.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39