Женщина, как завороженная, склонилась над милым созданием, она просто онемела от изумления. Однако любопытство и материнский инстинкт вернули ей дар речи.
- Боже милостивый! - воскликнула она, протягивая руки, чтобы взять ребенка. - Боже милостивый! Что за прелестная малютка! И должно быть, из хорошей семьи! Клянусь богом, можете на меня положиться. А посмотрите, какой мех. А кружева чего стоят! Вы когда-нибудь видали такое? Откуда у вас это дитя? Вот бедняжка-то! Сейчас я покормлю ее. Нет, это не краснокожий ребенок...
Женщина, похоже, вошла во вкус и решила поахать вволю, однако муж оборвал ее излияния.
Не обращая на них ни малейшего внимания, индеец развернул голубую шкуру, как бы распеленав ребенка. Он собрался снять с него рубашонку, но это не сразу удалось ему, - под ней оказалось еще четыре, крошка была укутана, подобно кокону. В конце концов, индеец потерял терпение и, прибегнув к помощи ножа, распорол все слои материи, а затем протянул обнаженного ребенка хозяйке.
- Сущий дьявол! - вскричала женщина, вырывая ребенка из его рук.
- Стой, - сказал краснокожий. Он вперил холодный взгляд на шею младенца, - на ней была золотая цепочка с медальоном.
Ни слова не говоря, хозяйка сдернула цепочку, бросила ее в лицо индейцу и решительно двинулась к кровати.
- Черт сидит в этой бабе! - пробормотал хозяин, опасаясь излишней горячности своей жены.
Наступила напряженная тишина.
- Краснокожий воин, - произнес, наконец, незваный гость, - будет бобрами платить за молоко для своей маленькой дочки. Но то, что было им найдено, должно быть ему возвращено. И чтобы дверь была открыта, когда он придет за ребенком.
- Да уж, прямее не скажешь, - сказал хозяин. - Конечно, я не разорюсь и как-нибудь прокормлю ребенка, хотя у меня и своих предостаточно. Но ведь должны же объявиться родители? Или, допустим, о младенце узнает его белый отец? Что тогда?
Индеец выдержал паузу и размеренно отчеканил:
- Мать не придет никогда. Ночь темна, буря не стихает, утром не найти следов краснокожих воинов. До вигвама отца далеко. Если он услышит о ребенке, значит, ему нашептал о нем мой бледнолицый брат. И если отец возьмет это дитя, то краснокожий воин снимет скальп с голов детей моего бледнолицего брата.
- Тогда забирай его назад, я не хочу ввязываться в эту историю, решительно возразил хозяин.
Индеец выхватил из-за пояса нож и выразительно посмотрел в сторону полога, в недрах которого исчез младенец.
- Мы постараемся, чтобы никто о нем не узнал, - заголосила женщина.
Индеец убрал нож с тем же спокойствием, с каким его обнажил.
- У краснокожих пересохли глотки, - сказал он.
Из-под полога донеслось бормотание с горячим пожеланием, чтобы каждая капля крови обернулась для кровожадного пса ядом.
Хозяин же, не слишком ободренный мрачным пожеланием супруги, ловко орудовал у стойки, дабы исполнить волю своих гостей. Вождь одним глотком осушил полстакана виски, после чего стали угощаться и его спутники.
Когда было опорожнено с полдюжины бутылок, вождь поднялся, откинул полог кровати и надел ребенку на шею коралловое ожерелье, которое он извлек из своего вампума.
- Мускоги [северная ветвь огромного племени криков; к моменту описываемых событий мускоги обитали на территории теперешних штатов Алабама, Джорджия и Теннесси] еще повидаются со своей дочкой, - сказал индеец, не сводя глаз с девочки, одетой в новую фланелевую рубашонку; она безмятежно прильнула к груди кормилицы.
Вождь напоследок еще раз пристально посмотрел на обеих, в полном молчании двинулся к двери и вместе со своими воинами исчез в темноте ночи.
- Буря миновала... - хозяин ухитрился разглядеть, как индейцы, крадучись, спустились к берегу Кусы и сели в свои березовые каноэ.
- Скажи, ради бога, кто этот краснокожий дьявол? - перебила его жена.
- Помалкивай, дуреха, пока язык при тебе, а краснокожие за Кусой.
С этими словами он запер дверь и приблизился к кровати, где его жена кормила грудью чужое дитя.
- Бедная крошка, - сказал он, - если б ты могла, то поведала нам такое, от чего волосы встают дыбом. Краснокожие черти охотились за скальпами, это и слепому ясно. Только вот, где они были? Если маленько пощипали испанцев, я убиваться не буду, а если... - он повалился на постель, не договорив, но прежде чем его сморил сон, прошло не менее часа. События этой ночи, по-видимому, надолго лишили его покоя.
Капитан Джон Коупленд - так звали хозяина двора - был из числа скупщиков пушнины, которые вот уже два года как обосновались в земле криков. Скупщики находились под патронатом центрального правительства и защитой местных властей, представляемой так называемыми агентами ближайшего гарнизона. Коупленд переселился сюда из восточной Джорджии. На новом месте семья его стала больше на двух отпрысков, а состояние увеличилось раз в двадцать. Ему, мужчине, еще не достигшему сорока лет, удалось обрести то, что в простонародье именуется достатком. И хотя все его помыслы были направлены на выгодную куплю-продажу шкур, добываемых индейцами, Джон Коупленд не был лишен смутного, почти инстинктивного, но тем более непосредственного и сильного чувства долга, которое вполне могло подвинуть его на жертву шкурных интересов, если бы на карту было поставлено благополучие его страны или рассеянных по лесам сограждан. Взаимоотношения поселенцев с их дикими соседями всегда были напряженными, хотя с годами крики как будто научились ладить с жителями штата Джорджия. Краснокожие не только оказывали всяческие почести эмиссарам центрального правительства и тем самым признавали Большого белого отца, как называли они президента Соединенных Штатов, но даже выказывали готовность принять те новшества, которые предлагали американцы для воспитания гражданской и моральной культуры индейцев. Однако, несмотря на эти добрые знаки было немало трений, которые не могли не стать семенами будущей или уже назревающей распри, - они не укрывались от острого взгляда нашего капитана.
Всевозможные мирные договоры, навязанные индейцам, мало-помалу оставили их без лучшей части исконных владений. А владения эти некогда простирались едва ли не на всю Джорджию и Флориду, равно как и на нынешние Алабаму и Миссисипи. Свою уступку крики восприняли довольно спокойно, хотя нисколько не заблуждались насчет грабительских намерений белых. Они тешились надеждой на мирную и свободную от опеки цивилизаторов жизнь хотя бы в тех пределах, на которые согласились. Какое-то время, особенно в годы войны за независимость и еще десятилетие спустя, их действительно не трогали. Жители Джорджии, будучи не в силах отражать внешнего врага и одновременно возделывать собственные поля, благоразумно рассудили индейцев покуда не тревожить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
- Боже милостивый! - воскликнула она, протягивая руки, чтобы взять ребенка. - Боже милостивый! Что за прелестная малютка! И должно быть, из хорошей семьи! Клянусь богом, можете на меня положиться. А посмотрите, какой мех. А кружева чего стоят! Вы когда-нибудь видали такое? Откуда у вас это дитя? Вот бедняжка-то! Сейчас я покормлю ее. Нет, это не краснокожий ребенок...
Женщина, похоже, вошла во вкус и решила поахать вволю, однако муж оборвал ее излияния.
Не обращая на них ни малейшего внимания, индеец развернул голубую шкуру, как бы распеленав ребенка. Он собрался снять с него рубашонку, но это не сразу удалось ему, - под ней оказалось еще четыре, крошка была укутана, подобно кокону. В конце концов, индеец потерял терпение и, прибегнув к помощи ножа, распорол все слои материи, а затем протянул обнаженного ребенка хозяйке.
- Сущий дьявол! - вскричала женщина, вырывая ребенка из его рук.
- Стой, - сказал краснокожий. Он вперил холодный взгляд на шею младенца, - на ней была золотая цепочка с медальоном.
Ни слова не говоря, хозяйка сдернула цепочку, бросила ее в лицо индейцу и решительно двинулась к кровати.
- Черт сидит в этой бабе! - пробормотал хозяин, опасаясь излишней горячности своей жены.
Наступила напряженная тишина.
- Краснокожий воин, - произнес, наконец, незваный гость, - будет бобрами платить за молоко для своей маленькой дочки. Но то, что было им найдено, должно быть ему возвращено. И чтобы дверь была открыта, когда он придет за ребенком.
- Да уж, прямее не скажешь, - сказал хозяин. - Конечно, я не разорюсь и как-нибудь прокормлю ребенка, хотя у меня и своих предостаточно. Но ведь должны же объявиться родители? Или, допустим, о младенце узнает его белый отец? Что тогда?
Индеец выдержал паузу и размеренно отчеканил:
- Мать не придет никогда. Ночь темна, буря не стихает, утром не найти следов краснокожих воинов. До вигвама отца далеко. Если он услышит о ребенке, значит, ему нашептал о нем мой бледнолицый брат. И если отец возьмет это дитя, то краснокожий воин снимет скальп с голов детей моего бледнолицего брата.
- Тогда забирай его назад, я не хочу ввязываться в эту историю, решительно возразил хозяин.
Индеец выхватил из-за пояса нож и выразительно посмотрел в сторону полога, в недрах которого исчез младенец.
- Мы постараемся, чтобы никто о нем не узнал, - заголосила женщина.
Индеец убрал нож с тем же спокойствием, с каким его обнажил.
- У краснокожих пересохли глотки, - сказал он.
Из-под полога донеслось бормотание с горячим пожеланием, чтобы каждая капля крови обернулась для кровожадного пса ядом.
Хозяин же, не слишком ободренный мрачным пожеланием супруги, ловко орудовал у стойки, дабы исполнить волю своих гостей. Вождь одним глотком осушил полстакана виски, после чего стали угощаться и его спутники.
Когда было опорожнено с полдюжины бутылок, вождь поднялся, откинул полог кровати и надел ребенку на шею коралловое ожерелье, которое он извлек из своего вампума.
- Мускоги [северная ветвь огромного племени криков; к моменту описываемых событий мускоги обитали на территории теперешних штатов Алабама, Джорджия и Теннесси] еще повидаются со своей дочкой, - сказал индеец, не сводя глаз с девочки, одетой в новую фланелевую рубашонку; она безмятежно прильнула к груди кормилицы.
Вождь напоследок еще раз пристально посмотрел на обеих, в полном молчании двинулся к двери и вместе со своими воинами исчез в темноте ночи.
- Буря миновала... - хозяин ухитрился разглядеть, как индейцы, крадучись, спустились к берегу Кусы и сели в свои березовые каноэ.
- Скажи, ради бога, кто этот краснокожий дьявол? - перебила его жена.
- Помалкивай, дуреха, пока язык при тебе, а краснокожие за Кусой.
С этими словами он запер дверь и приблизился к кровати, где его жена кормила грудью чужое дитя.
- Бедная крошка, - сказал он, - если б ты могла, то поведала нам такое, от чего волосы встают дыбом. Краснокожие черти охотились за скальпами, это и слепому ясно. Только вот, где они были? Если маленько пощипали испанцев, я убиваться не буду, а если... - он повалился на постель, не договорив, но прежде чем его сморил сон, прошло не менее часа. События этой ночи, по-видимому, надолго лишили его покоя.
Капитан Джон Коупленд - так звали хозяина двора - был из числа скупщиков пушнины, которые вот уже два года как обосновались в земле криков. Скупщики находились под патронатом центрального правительства и защитой местных властей, представляемой так называемыми агентами ближайшего гарнизона. Коупленд переселился сюда из восточной Джорджии. На новом месте семья его стала больше на двух отпрысков, а состояние увеличилось раз в двадцать. Ему, мужчине, еще не достигшему сорока лет, удалось обрести то, что в простонародье именуется достатком. И хотя все его помыслы были направлены на выгодную куплю-продажу шкур, добываемых индейцами, Джон Коупленд не был лишен смутного, почти инстинктивного, но тем более непосредственного и сильного чувства долга, которое вполне могло подвинуть его на жертву шкурных интересов, если бы на карту было поставлено благополучие его страны или рассеянных по лесам сограждан. Взаимоотношения поселенцев с их дикими соседями всегда были напряженными, хотя с годами крики как будто научились ладить с жителями штата Джорджия. Краснокожие не только оказывали всяческие почести эмиссарам центрального правительства и тем самым признавали Большого белого отца, как называли они президента Соединенных Штатов, но даже выказывали готовность принять те новшества, которые предлагали американцы для воспитания гражданской и моральной культуры индейцев. Однако, несмотря на эти добрые знаки было немало трений, которые не могли не стать семенами будущей или уже назревающей распри, - они не укрывались от острого взгляда нашего капитана.
Всевозможные мирные договоры, навязанные индейцам, мало-помалу оставили их без лучшей части исконных владений. А владения эти некогда простирались едва ли не на всю Джорджию и Флориду, равно как и на нынешние Алабаму и Миссисипи. Свою уступку крики восприняли довольно спокойно, хотя нисколько не заблуждались насчет грабительских намерений белых. Они тешились надеждой на мирную и свободную от опеки цивилизаторов жизнь хотя бы в тех пределах, на которые согласились. Какое-то время, особенно в годы войны за независимость и еще десятилетие спустя, их действительно не трогали. Жители Джорджии, будучи не в силах отражать внешнего врага и одновременно возделывать собственные поля, благоразумно рассудили индейцев покуда не тревожить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67