Когда я заговариваю с ним, он только ухмыляется в ответ. И ты бы
посмотрел, какой довольный у него при этом бывает вид. Он скалит серые
беззубые десны, а мне так и кажется, что вот сейчас он протянет скрюченную
руку и погладит меня по волосам. Знаешь, как я его называю? Харон. Что,
говорю, Хароша, хреново тебе тут? Но он только улыбается - улыбается, а
глаза у самого мутные, как стоячая вода. И, Господи, грязный-то он какой,
зарос весь. И не борода у него, а этакая, знаешь, белесая щетина по
щекам... Я думаю, это какой-нибудь отшельник: раскольник или еще
что-нибудь, хотя я никогда раньше не слыхал, чтобы раскольники прятались в
таких пещерах. Живет он в каменной халупе на берегу широкой подземной
реки, над которой стоит сплошной туман; у него есть лодка, настоящая
лодка, огромная и черная. И тяжелая, как будто тоже из камня. Я было
попросил его перевезти меня на другой берег. Сначала он не понимал,
склабился добродушно. Тогда я объяснил руками и гляжу, дошло до старика:
помрачнел вдруг, склабиться перестал и в халупу свою убрался... - Брат
замолчал, а потом проговорил переменившимся голосом: - Но я все же хочу
посмотреть, что там такое, на том берегу. И, кажется, я нашел одно
средство... уж теперь-то он не сможет мне отказать..."
Он резко поднялся: "Ну, с Богом, что ли?"
И вот теперь брат молча шел впереди, освещая тесные стены фонариком,
круглое желтое пятно скакало из стороны в сторону, повторяя его движения.
И неожиданно оно соскользнуло со стены в провал, рассеялось в пустоте, а
затем прочертило резкую дугу и ударило мне в глаза. Я отвернулся и
заслонил лицо ладонью, в глазах у меня запрыгали разноцветные пятна. Брат
торопливо опустил фонарик, а потом совсем выключил его.
Мы стояли в огромной каменной полости, своды которой исчезали далеко
наверху; справа величественно текла подземная река; молочный туман
покрывал ее непроницаемой завесой; от черной воды тянуло пробирающей
насквозь сыростью. На берегу, возле зловещего красного костра, скрючившись
и протянув к огню руки, сидел пещерник.
Заслышав наши шаги, он поднял голову - увидал брата, беззубо
ухмыльнулся и, торопливо поднявшись, заковылял к нам. Это был древний, но
еще крепкий старик. На его плечах, обнажая выпирающие ключицы, висела
рваная мешковина с дырами для рук. Голые руки и торчащие ноги были
жилистыми и необыкновенно тонкими. Он стоял перед нами, любовно глядя на
брата и словно бы совсем не замечая меня.
- Скучал без меня, Хароша? - ласково проговорил брат, тоже так и
умывая его взглядом. - А я тебе гостинца принес. Пожрать я тебе принес,
Хароша. Любишь пожрать-то? Лю-бишь, по глазам вижу, что любишь.
Мы подошли к костру, и брат начал выгружать одну за другой из рюкзака
банки с тушенкой, буханки хлеба.
- Счас закусим перед дорожкой, - говорил он, вскрывая банку с
говядиной карманным ножом и густо накладывая на краюху черного хлеба
влажно поблескивающие куски. - Держи, - он протянул горбушку старику, тот
осторожно принял ее в ладони, понюхал широкими ноздрями и вдруг, легко
вскочив на жилистые ноги, проворно побежал к видневшейся неподалеку
хижине, сложенной из каменных обломков.
- Куда это он? - спросил я.
Брат пожал плечами. Вскоре старик вернулся, но уже с пустыми руками.
Так же проворно он уселся на свое место и снова преданно уставился на
брата. Серые его, как вареная резина, губы были растянуты в довольную
ухмылку.
- А у меня для тебя еще кое-что есть, - преувеличенно громко, как
глухому, сказал брат, вытирая рот и доставая что-то из кармана брюк. -
Взгляни-ка, - он взял левую руку старика и горстью согнул ему деревянные
пальцы, которые тотчас распрямились.
На темной ладони старика лежал еще более темный тяжелый кружок.
Некоторое время старик непонимающе смотрел на него с застывшей довольной
усмешкой на мертвых губах, затем его ухмылка стала слегка натянутой,
словно бы выразив недоумение. Медленно, медленно пробивалось понимание в
мутных, давно умерших глазах. Улыбка сошла с его лица. Старик поднял
взгляд на брата. Но теперь в них не было и следа былой ласковости или
любопытства. Они были неподвижны и непроницаемы, как камни. И они были
холодны, как вечность или священный долг. Он сжал ладонь и, поднявшись во
весь рост, пошел к лодке. Неожиданно он показался мне огромным и могучим
со спины, его густая черная тень от костра выросла неимоверно впереди него
и первой достигла лодки, вскарабкалась через ее высокий борт и затаилась
там, поджидая брата.
И брат, как завороженный, пошел за ней следом.
- Что ты ему дал? - крикнул я, чувствуя ватную слабость во всем теле.
Брат на мгновение остановился, непонимающе поглядел на меня - так,
словно видел впервые, - смутное воспоминание тенью проскользнуло по его
лбу, он неуверенно поднял руку, словно бы для того, чтобы ухватить его, но
остановился на полпути и с таким же недоумением поглядел на свою
приподнятую руку.
- Что ты ему дал? - повторил я в отчаянии, и это на мгновение вывело
его из замешательства.
- Обол. Просто медный обол, - ответил он торопливо и поспешил за
стариком.
Он помог ему столкнуть тяжелую лодку в воду и запрыгнул в нее следом.
- Эй, - крикнул я и побежал к ним. - Я с тобой.
Но брат только нетерпеливо махнул рукой.
На лодке не было весел, и старик не сделал ни одного движения, - и
все же она, словно бы сама по себе, отчалила от берега и поплыла в густой
туман. Последнее, что я увидел, - это широкая неподвижная спина старика,
сидевшего на корме: когда брат исчез в тумане, она еще некоторое время
темным пятном виднелась далеко впереди. Потом пропала и она.
Я остался один. Я вернулся к костру и стал ждать.
Ожидание становилось тягостным. Угли в костре уже едва тлели, а
черная речная гладь, охваченная туманом, оставалась пустой. Я начал
думать, что больше никогда не увижу своего брата. Неожиданно в тумане
появилось темное пятно. Ну, слава Богу, это была лодка! Я вскочил и
подбежал к самой воде, напряженно вглядываясь в туман. Лодка приближалась.
И точно так же - сначала я увидел широкую неподвижную спину старика,
сидевшего на носу, и лишь потом... Нет, наверное, это мне только
показалось. Мне почудилось, что в лодке всего один человек. Он сидел
неподвижно на носу лодки, и это был старик.
Лодка ткнулась в берег. Старик вышел из нее. Брата не было. Старик,
не оборачиваясь, пошел к своей хижине. Я тупо смотрел ему в спину. До меня
никак не могло дойти, что же произошло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
посмотрел, какой довольный у него при этом бывает вид. Он скалит серые
беззубые десны, а мне так и кажется, что вот сейчас он протянет скрюченную
руку и погладит меня по волосам. Знаешь, как я его называю? Харон. Что,
говорю, Хароша, хреново тебе тут? Но он только улыбается - улыбается, а
глаза у самого мутные, как стоячая вода. И, Господи, грязный-то он какой,
зарос весь. И не борода у него, а этакая, знаешь, белесая щетина по
щекам... Я думаю, это какой-нибудь отшельник: раскольник или еще
что-нибудь, хотя я никогда раньше не слыхал, чтобы раскольники прятались в
таких пещерах. Живет он в каменной халупе на берегу широкой подземной
реки, над которой стоит сплошной туман; у него есть лодка, настоящая
лодка, огромная и черная. И тяжелая, как будто тоже из камня. Я было
попросил его перевезти меня на другой берег. Сначала он не понимал,
склабился добродушно. Тогда я объяснил руками и гляжу, дошло до старика:
помрачнел вдруг, склабиться перестал и в халупу свою убрался... - Брат
замолчал, а потом проговорил переменившимся голосом: - Но я все же хочу
посмотреть, что там такое, на том берегу. И, кажется, я нашел одно
средство... уж теперь-то он не сможет мне отказать..."
Он резко поднялся: "Ну, с Богом, что ли?"
И вот теперь брат молча шел впереди, освещая тесные стены фонариком,
круглое желтое пятно скакало из стороны в сторону, повторяя его движения.
И неожиданно оно соскользнуло со стены в провал, рассеялось в пустоте, а
затем прочертило резкую дугу и ударило мне в глаза. Я отвернулся и
заслонил лицо ладонью, в глазах у меня запрыгали разноцветные пятна. Брат
торопливо опустил фонарик, а потом совсем выключил его.
Мы стояли в огромной каменной полости, своды которой исчезали далеко
наверху; справа величественно текла подземная река; молочный туман
покрывал ее непроницаемой завесой; от черной воды тянуло пробирающей
насквозь сыростью. На берегу, возле зловещего красного костра, скрючившись
и протянув к огню руки, сидел пещерник.
Заслышав наши шаги, он поднял голову - увидал брата, беззубо
ухмыльнулся и, торопливо поднявшись, заковылял к нам. Это был древний, но
еще крепкий старик. На его плечах, обнажая выпирающие ключицы, висела
рваная мешковина с дырами для рук. Голые руки и торчащие ноги были
жилистыми и необыкновенно тонкими. Он стоял перед нами, любовно глядя на
брата и словно бы совсем не замечая меня.
- Скучал без меня, Хароша? - ласково проговорил брат, тоже так и
умывая его взглядом. - А я тебе гостинца принес. Пожрать я тебе принес,
Хароша. Любишь пожрать-то? Лю-бишь, по глазам вижу, что любишь.
Мы подошли к костру, и брат начал выгружать одну за другой из рюкзака
банки с тушенкой, буханки хлеба.
- Счас закусим перед дорожкой, - говорил он, вскрывая банку с
говядиной карманным ножом и густо накладывая на краюху черного хлеба
влажно поблескивающие куски. - Держи, - он протянул горбушку старику, тот
осторожно принял ее в ладони, понюхал широкими ноздрями и вдруг, легко
вскочив на жилистые ноги, проворно побежал к видневшейся неподалеку
хижине, сложенной из каменных обломков.
- Куда это он? - спросил я.
Брат пожал плечами. Вскоре старик вернулся, но уже с пустыми руками.
Так же проворно он уселся на свое место и снова преданно уставился на
брата. Серые его, как вареная резина, губы были растянуты в довольную
ухмылку.
- А у меня для тебя еще кое-что есть, - преувеличенно громко, как
глухому, сказал брат, вытирая рот и доставая что-то из кармана брюк. -
Взгляни-ка, - он взял левую руку старика и горстью согнул ему деревянные
пальцы, которые тотчас распрямились.
На темной ладони старика лежал еще более темный тяжелый кружок.
Некоторое время старик непонимающе смотрел на него с застывшей довольной
усмешкой на мертвых губах, затем его ухмылка стала слегка натянутой,
словно бы выразив недоумение. Медленно, медленно пробивалось понимание в
мутных, давно умерших глазах. Улыбка сошла с его лица. Старик поднял
взгляд на брата. Но теперь в них не было и следа былой ласковости или
любопытства. Они были неподвижны и непроницаемы, как камни. И они были
холодны, как вечность или священный долг. Он сжал ладонь и, поднявшись во
весь рост, пошел к лодке. Неожиданно он показался мне огромным и могучим
со спины, его густая черная тень от костра выросла неимоверно впереди него
и первой достигла лодки, вскарабкалась через ее высокий борт и затаилась
там, поджидая брата.
И брат, как завороженный, пошел за ней следом.
- Что ты ему дал? - крикнул я, чувствуя ватную слабость во всем теле.
Брат на мгновение остановился, непонимающе поглядел на меня - так,
словно видел впервые, - смутное воспоминание тенью проскользнуло по его
лбу, он неуверенно поднял руку, словно бы для того, чтобы ухватить его, но
остановился на полпути и с таким же недоумением поглядел на свою
приподнятую руку.
- Что ты ему дал? - повторил я в отчаянии, и это на мгновение вывело
его из замешательства.
- Обол. Просто медный обол, - ответил он торопливо и поспешил за
стариком.
Он помог ему столкнуть тяжелую лодку в воду и запрыгнул в нее следом.
- Эй, - крикнул я и побежал к ним. - Я с тобой.
Но брат только нетерпеливо махнул рукой.
На лодке не было весел, и старик не сделал ни одного движения, - и
все же она, словно бы сама по себе, отчалила от берега и поплыла в густой
туман. Последнее, что я увидел, - это широкая неподвижная спина старика,
сидевшего на корме: когда брат исчез в тумане, она еще некоторое время
темным пятном виднелась далеко впереди. Потом пропала и она.
Я остался один. Я вернулся к костру и стал ждать.
Ожидание становилось тягостным. Угли в костре уже едва тлели, а
черная речная гладь, охваченная туманом, оставалась пустой. Я начал
думать, что больше никогда не увижу своего брата. Неожиданно в тумане
появилось темное пятно. Ну, слава Богу, это была лодка! Я вскочил и
подбежал к самой воде, напряженно вглядываясь в туман. Лодка приближалась.
И точно так же - сначала я увидел широкую неподвижную спину старика,
сидевшего на носу, и лишь потом... Нет, наверное, это мне только
показалось. Мне почудилось, что в лодке всего один человек. Он сидел
неподвижно на носу лодки, и это был старик.
Лодка ткнулась в берег. Старик вышел из нее. Брата не было. Старик,
не оборачиваясь, пошел к своей хижине. Я тупо смотрел ему в спину. До меня
никак не могло дойти, что же произошло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20