Я как раз углядел в левом нижнем углу белую этикетку Смиховского, ухватил Кабанчика за рукав и мягко, но решительно потянул его обратно.
— Стой, где стоишь… Э-э-э… Девушка, пожалуйста, нам «Старопрамен». Да, да, то самое. Четыре.
Серега заглядывал мне через плечо и нервничал.
— Ты чего там покупаешь? Давай «Гессера» возьмем. Я пил когда-то. Хорошее пиво.
— На кой тебе далась эта кружка? Да и денег не хватит…
— Это — тоже не дешевое.
— Оно-то как раз своих денег стоит.
— Открыть? — спросила продавщица.
— Да, спасибо… Нет, только две, эти пока не надо. Мы подхватили по бутылке, положили остальные в сумку и выбранись на улицу.
— М-м! — Серега отхлебнул и сделал круглые глаза. — Хорошее пиво!
— А то! — ухмыльнулся я. — Настоящее чешское. Его у нас по лицензии разливают.
Кабан прищурился на этикетку.
— Старо… Как? «Старопраген»?
— «Старопрамен».
— Да, такого пива можно много выпить, — признал Серега и полез за сигаретой. — Жалко только, дорогое.
— Плевать. Я скоро все равно отпускные получу.
— Ты что, с ума сошел? Ты же говоришь, что увольняешься. Какие отпускные?
— Такие. Я отпуск отгулять не успел, даже — два. Пошли поищем лавочку.
Лавочка нашлась поблизости, в парке возле оперного театра. Мы доцедили все четыре бутылки, полюбовались на солнышко сквозь стремительно редеющие кроны деревьев, после чего прошедшая мимо бабушка опять перевела наш разговор на прежние рельсы.
— Послушай, — начал Серега, — ты же умный человек, университет кончал. Как ты вообще можешь верить во всю эту чушь? В этих инопланетян, в такие вот бредовые придумки, как эта, со старухами… А?
— А я и не верю, — беззаботно отозвался я, глядя на памятник Ленину. Две бутылки пива как-то незаметно вывели невзгоды и заботы дня за скобки. — Я просто упражняю мозги. Интересно бывает порой поразмыслить о чем-то таком… необычном. А знаешь, что я сейчас подумал?
— Что?
— Что мы, наверное, не первые до этого додумались. Хармс, помнится, старух тоже недолюбливал. То они из окна у него выпадают, то он описывает целый дом, где тридцать шесть старух…
— Сорок четыре, — поправил меня Серега.
— Это чижей было сорок четыре, а старух — тридцать шесть! — сердито рявкнул я. — Не знаешь — не перебивай. Чокнутый такой рассказик, «Рыцари» называется. Чего еще… А! Есть у Хармса рассказ, так и называется — «Старуха». Там эта старуха все время к нему в комнату пролезть пыталась, потом пролезла и загнулась. Только как-то странно загнулась, будто отключилась. А он все время боялся, что она опять включится, и все хотел добить ее крокетным молотком…
— И что он с ней сделал? — Кабан с интересом подался вперед.
— Положил в чемодан и увез на вокзал, — ответил я, подумал и добавил: — А чемодан там у него украли.
— Хармс был психом, — безапелляционно заявил на это Серега.
— Хармс был гением, — поправил его я. Потом подумал и подытожил:
— Хармс был гениальным психом.
Серега сделал жест: «Не спорю», и мы обменялись рукопожатием.
— Нет, ну все равно. — Мысли Кабанчика, похоже, тоже поменяли направление. — Допустим, что ты прав: все так и есть, и по улицам под видом старушек бродят эти… роботы пришельские. Бродят, ездят в транспорте и это… собирают материал. Как бы ты их от людей отличил?
— Да леший знает, — отмахнулся я. — Никак. Не знаю как. Если инопланетяне не дураки, они должны были предусмотреть, чтоб их нельзя было отличить от людей. Не будешь же ты, в самом деле, их булавкой колоть! Да и, если уколешь и они закричат, как ты поймешь, на самом деле им больно или они только притворяются для виду?
— Ну ты и садист… А если не булавкой?
— А чем?
— Магнитом…
— Гм, — сказал я и проводил взглядом очередную старушку. — Магнитом — можно. Но и тогда, наверное, ничего не получится. Магнит так глубоко железо не почует, разве что большой, которым в порту металлолом разгружают. Вот им — да, наверное, получилось бы.
Бабулька в бежевом плаще, крутившаяся все это время неподалеку, вдруг переменила курс и решительно пошла на сближение с нашей скамейкой. Не знаю, как Сереге, а мне почему-то сделалось не по себе. Мы как-то оба враз умолкли и теперь в гробовой тишине наблюдали за ее приближением.
Старушка подошла вплотную, некоторое время глядела на нас со строгой лаской в выцветших глазах, потом заговорила:
— Бутылочки вам не нужны?
— А?! — Я аж подпрыгнул от неожиданности. Старушка отшатнулась.
— Бутылки, говорю, сдавать не будете? — уже гораздо более сварливым тоном осведомилась она.
Тут Серега не выдержал и самым неприличным образом заржал. Старушка смотрела на нас как на сумасшедших.
— Не будем, бабушка, не будем! — наконец сказал миролюбиво он, в два глотка допил остатки пива и протянул бабке пустую бутылку. — Держи.
Я, в свою очередь, проделал то же самое. Бабка сложила четыре трофея в сумку и потащилась дальше по дорожкам, заглядывая в урны и под лавки и время от времени тревожно оглядываясь на нас. Серега смотрел ей вслед, потом хлопнул себя по лбу.
— Слу-ушай! — оживился он. — А ведь они, наверное, радиоволны излучают.
— Пожалуй, — согласился я. — Должны же они как-нибудь общаться.
— А у тебя же приемник в плейере. Давай проверим!
— Ну, это вряд ли, — засомневался я. — Даже если я их и услышу, как я отличу их передачу от…
— Какая передача? При чем тут передача! Должен же он хоть какие-то помехи поймать! Доставай.
То ли пиво подействовало, то ли усталость, но спорить сил у меня уже не было. Я полез в карман, достал свой старый «Сони Вокмэн», перевел переключатель в положение «радио», сунул в уши поролоновые пуговки наушников и некоторое время вслушивался в шорохи и трески. Изредка что-то прорывалось, но это были голоса или музыка на соседних станциях.
— Ничего не слышно, — констатировал я.
— Это FM. Попробуй на средних волнах.
— А, точно. Ага. Так, так… — Я подкрутил колесико настройки. — Где тут у нас средние волны?
Шум помех я зацепил случайно и совершенно неожиданно. Я вытаращился на проходящую мимо бабушку, и, по мере того как она удалялась и стихали помехи в моей «Соньке», я чувствовал, как растут в моей душе тревога и слепое беспокойство. Вероятно, у меня так резко изменилось выражение лица, что Серега все понял без слов. Я поспешно сорвал наушники.
— Что? — Серега встрепенулся и потянулся забрать у меня плейер. — Поймал? Поймал?
— Да погоди ты…
— Дай послушать!
— Нечего там слушать, — сварливо отозвался я, отдергивая плейер и путаясь в проводах. — Одна старушка еще ничего не значит. Надо проверить…
И мы начали проверять. Мы сунули по наушнику в ухо, как делают влюбленные, и теперь, завидев очередную бредущую бабушку, пристраивались ей в хвост и с мрачным видом шли за нею по дорожке, вырывая плейер друг у дружки и лихорадочно крутя настройку приемника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
— Стой, где стоишь… Э-э-э… Девушка, пожалуйста, нам «Старопрамен». Да, да, то самое. Четыре.
Серега заглядывал мне через плечо и нервничал.
— Ты чего там покупаешь? Давай «Гессера» возьмем. Я пил когда-то. Хорошее пиво.
— На кой тебе далась эта кружка? Да и денег не хватит…
— Это — тоже не дешевое.
— Оно-то как раз своих денег стоит.
— Открыть? — спросила продавщица.
— Да, спасибо… Нет, только две, эти пока не надо. Мы подхватили по бутылке, положили остальные в сумку и выбранись на улицу.
— М-м! — Серега отхлебнул и сделал круглые глаза. — Хорошее пиво!
— А то! — ухмыльнулся я. — Настоящее чешское. Его у нас по лицензии разливают.
Кабан прищурился на этикетку.
— Старо… Как? «Старопраген»?
— «Старопрамен».
— Да, такого пива можно много выпить, — признал Серега и полез за сигаретой. — Жалко только, дорогое.
— Плевать. Я скоро все равно отпускные получу.
— Ты что, с ума сошел? Ты же говоришь, что увольняешься. Какие отпускные?
— Такие. Я отпуск отгулять не успел, даже — два. Пошли поищем лавочку.
Лавочка нашлась поблизости, в парке возле оперного театра. Мы доцедили все четыре бутылки, полюбовались на солнышко сквозь стремительно редеющие кроны деревьев, после чего прошедшая мимо бабушка опять перевела наш разговор на прежние рельсы.
— Послушай, — начал Серега, — ты же умный человек, университет кончал. Как ты вообще можешь верить во всю эту чушь? В этих инопланетян, в такие вот бредовые придумки, как эта, со старухами… А?
— А я и не верю, — беззаботно отозвался я, глядя на памятник Ленину. Две бутылки пива как-то незаметно вывели невзгоды и заботы дня за скобки. — Я просто упражняю мозги. Интересно бывает порой поразмыслить о чем-то таком… необычном. А знаешь, что я сейчас подумал?
— Что?
— Что мы, наверное, не первые до этого додумались. Хармс, помнится, старух тоже недолюбливал. То они из окна у него выпадают, то он описывает целый дом, где тридцать шесть старух…
— Сорок четыре, — поправил меня Серега.
— Это чижей было сорок четыре, а старух — тридцать шесть! — сердито рявкнул я. — Не знаешь — не перебивай. Чокнутый такой рассказик, «Рыцари» называется. Чего еще… А! Есть у Хармса рассказ, так и называется — «Старуха». Там эта старуха все время к нему в комнату пролезть пыталась, потом пролезла и загнулась. Только как-то странно загнулась, будто отключилась. А он все время боялся, что она опять включится, и все хотел добить ее крокетным молотком…
— И что он с ней сделал? — Кабан с интересом подался вперед.
— Положил в чемодан и увез на вокзал, — ответил я, подумал и добавил: — А чемодан там у него украли.
— Хармс был психом, — безапелляционно заявил на это Серега.
— Хармс был гением, — поправил его я. Потом подумал и подытожил:
— Хармс был гениальным психом.
Серега сделал жест: «Не спорю», и мы обменялись рукопожатием.
— Нет, ну все равно. — Мысли Кабанчика, похоже, тоже поменяли направление. — Допустим, что ты прав: все так и есть, и по улицам под видом старушек бродят эти… роботы пришельские. Бродят, ездят в транспорте и это… собирают материал. Как бы ты их от людей отличил?
— Да леший знает, — отмахнулся я. — Никак. Не знаю как. Если инопланетяне не дураки, они должны были предусмотреть, чтоб их нельзя было отличить от людей. Не будешь же ты, в самом деле, их булавкой колоть! Да и, если уколешь и они закричат, как ты поймешь, на самом деле им больно или они только притворяются для виду?
— Ну ты и садист… А если не булавкой?
— А чем?
— Магнитом…
— Гм, — сказал я и проводил взглядом очередную старушку. — Магнитом — можно. Но и тогда, наверное, ничего не получится. Магнит так глубоко железо не почует, разве что большой, которым в порту металлолом разгружают. Вот им — да, наверное, получилось бы.
Бабулька в бежевом плаще, крутившаяся все это время неподалеку, вдруг переменила курс и решительно пошла на сближение с нашей скамейкой. Не знаю, как Сереге, а мне почему-то сделалось не по себе. Мы как-то оба враз умолкли и теперь в гробовой тишине наблюдали за ее приближением.
Старушка подошла вплотную, некоторое время глядела на нас со строгой лаской в выцветших глазах, потом заговорила:
— Бутылочки вам не нужны?
— А?! — Я аж подпрыгнул от неожиданности. Старушка отшатнулась.
— Бутылки, говорю, сдавать не будете? — уже гораздо более сварливым тоном осведомилась она.
Тут Серега не выдержал и самым неприличным образом заржал. Старушка смотрела на нас как на сумасшедших.
— Не будем, бабушка, не будем! — наконец сказал миролюбиво он, в два глотка допил остатки пива и протянул бабке пустую бутылку. — Держи.
Я, в свою очередь, проделал то же самое. Бабка сложила четыре трофея в сумку и потащилась дальше по дорожкам, заглядывая в урны и под лавки и время от времени тревожно оглядываясь на нас. Серега смотрел ей вслед, потом хлопнул себя по лбу.
— Слу-ушай! — оживился он. — А ведь они, наверное, радиоволны излучают.
— Пожалуй, — согласился я. — Должны же они как-нибудь общаться.
— А у тебя же приемник в плейере. Давай проверим!
— Ну, это вряд ли, — засомневался я. — Даже если я их и услышу, как я отличу их передачу от…
— Какая передача? При чем тут передача! Должен же он хоть какие-то помехи поймать! Доставай.
То ли пиво подействовало, то ли усталость, но спорить сил у меня уже не было. Я полез в карман, достал свой старый «Сони Вокмэн», перевел переключатель в положение «радио», сунул в уши поролоновые пуговки наушников и некоторое время вслушивался в шорохи и трески. Изредка что-то прорывалось, но это были голоса или музыка на соседних станциях.
— Ничего не слышно, — констатировал я.
— Это FM. Попробуй на средних волнах.
— А, точно. Ага. Так, так… — Я подкрутил колесико настройки. — Где тут у нас средние волны?
Шум помех я зацепил случайно и совершенно неожиданно. Я вытаращился на проходящую мимо бабушку, и, по мере того как она удалялась и стихали помехи в моей «Соньке», я чувствовал, как растут в моей душе тревога и слепое беспокойство. Вероятно, у меня так резко изменилось выражение лица, что Серега все понял без слов. Я поспешно сорвал наушники.
— Что? — Серега встрепенулся и потянулся забрать у меня плейер. — Поймал? Поймал?
— Да погоди ты…
— Дай послушать!
— Нечего там слушать, — сварливо отозвался я, отдергивая плейер и путаясь в проводах. — Одна старушка еще ничего не значит. Надо проверить…
И мы начали проверять. Мы сунули по наушнику в ухо, как делают влюбленные, и теперь, завидев очередную бредущую бабушку, пристраивались ей в хвост и с мрачным видом шли за нею по дорожке, вырывая плейер друг у дружки и лихорадочно крутя настройку приемника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64