— Конечно, госпиталь. У нас люди мрут, как мухи. И бывает так, что помочь совсем нечем. А там все есть: и медикаменты, и инструменты.
— Обещаю вам при штурме городка СС выделить специальный отряд для захвата госпиталя. Все, что удастся добыть, поступит в ваше распоряжение как начальника санитарной службы русского отряда.
Алексей Иванович с довольным видом потирает руки:
— О, вот тогда мы развернемся. Всех больных из ревира перетащим в госпиталь, всех подкормим, вылечим…
Этот разговор происходил за полгода до освобождения. Мы мечтали и верили, что все то, ради чего рискуем жизнью, не спим по ночам, тревожимся и волнуемся, все это обязательно произойдет. Эти мечты и вера жили рядом с нами в тесных, холодных бараках и помогали нам!
Эта вера особенно нужна была нашим товарищам, которые работали в карантинном лагере, — Пайковскому, Бердникову и другим.
Под ударами двух фронтов сжималась гитлеровская Германия. По стране метались эшелоны с узниками концлагерей. С запада и востока их свозили в центр, и многие тысячи их попадали в Бухенвальд. В других лагерях они прошли «селекцию», их отобрали как годных для работы. Но, Бухенвальд с 24 августа, когда были до основания разрушены его заводы, перестал быть рабочим лагерем. Под бомбежками перестали существовать и многие его филиалы. Оставалось одно
— уничтожать сотни, тысячи, десятки тысяч ставших ненужными рабов рейха. Да и что это были за рабочие! В своих полосатых костюмах на «рыбьем меху» они прошли или проехали пол-Германии. Часто по нескольку дней бывали без еды и пищи. У них уже совсем не оставалось сил, и их отправляли в крематорий десятками, сотнями. А там эсэсовцы оборудовали специальное помещение, из которого эти еще живые жертвы попадали прямо в горящие печи.
Каждую ночь сквозь открытые окна бараков слышался хруст гравия под тележками труповозов. А заключенных все гнали и гнали. И все эти многие тысячи проходили через карантинный лагерь. Бараки не вмещали всех узников. Рядом с блоками выстроился палаточный городок. И повсюду трупы, трупы, трупы…
В таких условиях работали наши товарищи. И не только помогали тем, кому еще не поздно помочь, не только старались поддержать в них моральный духи политически информировать их, но и приобщить к подпольной работе.
Как бы ни было трудно, но к началу зимы малая бригада все-таки существовала. В ней было три батальона, в каждой роте — по четыре взвода, а во взводе — по четыре отделения. Состав командиров и комиссаров очень сильный. А бойцов бригада насчитывала более 400.
Карантинцы не прибеднялись, за счет товарищей жить не хотели и даже оружие добывали сами. У них в бригаде был для этого незаменимый человек — Александр Филиппович Базилевский. Он словно был создан для того, чтобы командовать ротой управления и снабжения. Снабжал свою бригаду Александр Филиппович очень напористо, активно, но, конечно, не без осторожности. И ничто, годное для дела, не проходило мимо его рук. Работал Базилевский в эсэсовском гараже, ремонтировал машины и правильно рассуждал: если в кузовах или кабинах находилось оружие, неизвестно кем забытое, то зачем его оставлять там? А оружие нет-нет, да и попадалось и в деталях, и це ликом. Как его спрятать? Этому не надо было учить Александра Филипповича. Как его пронести в лагерь? Это он тоже умел.
А еще в карантинном лагере при штубендистах одного из блоков жил мальчишка Женька. Был он лет десяти, круглый сирота, верткий, сноровистый, хитрый. Эсэсовцы использовали его в тире, он подносил им оружие. Сергей Пайковский, разумеется, знал, что для Женьки это — большой риск, и все-таки поручил ему таскать из тира патроны. Он рассчитывал при этом: «Женька так мал, что эсэсовцы не заподозрят его и не станут обыскивать». А кроме того, надеялся на его смекалку и проворность. И правда, Женька ни разу не попадался.
Командиры подразделений ухитрялись даже проходить со своими бойцами боевой устав пехоты, методы партизанской борьбы. Комиссар Бердников заботился о политическом просвещении воинов. Это он получал из Центра сводки Информбюро и делал так, чтобы они доходили до всех. Он писал воззвания, проводил беседы, разъяснения.
Весь лагерь, понимая отчаянное положение узников карантинного отделения, старался помочь лишними порциями баланды и хлеба, посылая туда медиков, спасая людей от смерти, если оставалась хоть тень надежды.
Так Бухенвальд приближался к 1945 году…
Глава 13. Кто кого!
До сих пор удивительно: эсэсовцы так и не набрели на след подпольной организации. Конечно, они подозревали, что она существует, подозревали, что в лагере есть оружие, потому время от времени устраивали обыски, аресты, перемещение наиболее активных заключенных в другие лагеря или свои филиалы. Но все-таки на жилу они не напали. Не представляли ни размаха деятельности, ни количества спрятанного оружия, ни числа хитроумных ухищрений, направленных против них. В чем причина этого? Почему они подчас бывают столь беспечны и позволяют нам пользоваться их простотой? Или они уж так презирают нас, считают настолько ниже себя, что потеряли всякую бдительность? Но этого же не может быть. Они знают, что в лагере заключены многие функционеры Коммунистической партии Германии, прошедшие школу подполья. Общаясь с ними на работах и внутри лагеря, они видели, что это люди умные, твердые, дисциплинированные. Они знали, что в лагере много советских военнопленных и политических заключенных.
А решительность и храбрость русских были известны многим из них по фронту.
Или они были так уверены в своей силе, что считали нас совершенно деморализованными порядком Бухенвальда? И опять нет. Они же не могли не видеть, что гитлеровский рейх трещит по швам.
Эту загадку я не разрешил и в те времена в лагере, не разрешил и теперь. Как бы там ни было, многотысячная армия сопротивления существовала в Бухенвальде до 11 апреля 1945 года и знала о каждом шаге, о каждом намерении комендатуры. И не удивительно. В кабинете коменданта и его адъютанта были скрытно вмонтированы микрофоны, и потому, даже все самые секретные разговоры теряли мгновенно свою секретность. Эти микрофоны были установлены еще задолго до нашего появления немецкими антифашистами. Политический отдел лагеря имел прямую телефонную связь с веймарским гестапо. Телефоны, как известно, имеют провод, и кабели их проходят под землей, в ходах отопления. А среди заключенных были инженеры связи, монтеры, и, конечно, разговоры с веймарским отделением, распоряжения гестапо тут же становились известными подпольщикам. Поэтому, если отдавался приказ формировать транспорт и такие-то номера включить обязательно, именно эти номера оказывались или больными и нетранспортабельными (если нужно, им даже делались срочные операции), или умершими и сожженными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57