ГЛАВА XXVI
Как-то на лодочной верфи играли двое мальчишек, играли, пока на забор не вспрыгнула кошка. Мальчишки немедленно затеяли охоту, погнали кошку через линию и на насыпи набрали полные карманы отличных разноцветных камней. Кошка удрала от них, нырнув в густую траву, но камни они не выбросили. Такой камушек может пригодиться в любую минуту. Они спустились к Консервному Ряду и швырнули камень в рифленое железо одного из цехов. В окно конторы выглянуло испуганное лицо; увидев мальчишек, человек бросился наружу, но у них ноги оказались быстрее. Он еще не добежал до двери, а мальчишки уже лежали в траве, спрятавшись за бревно, валявшееся на пустыре. Он бы их за сто лет не нашел.
– Спорим, он хоть всю жизнь ищи, не найдет, – сказал Джон.
Но никто их не искал, и скоро им стало скучно лежать в траве. Они встали и пошли вдоль Консервного Ряда. Долго глядели в окно лавки Ли Чонга, страстно мечтая о плоскогубцах, ножовке, касках строителей и бананах. Потом перешли улицу и сели на нижнюю ступеньку Западной биологической.
– Знаешь, говорят у этого дядьки стоят бутылки с мертвыми человечками.
– Какими человечками? – спросил Уиллард.
– Обыкновенными, которые еще не родились.
– Врешь, – сказал Уиллард.
– А вот и не вру. Знаешь сына Спрейгов? Он сам видел. Говорит, они маленькие-премаленькие, у них ручки, ножки и даже глаза.
– А волосы? – спросил Уиллард.
– Он про волосы не говорил.
– А ты бы спросил его. Врет он все.
– Смотри, чтобы он тебя не услышал, – сказал Джон
– А ты пойди повтори ему, что я сказал. Я его не боюсь. И тебя не боюсь. Я никого не боюсь. Понял?
Джон не отвечал.
– Понял, говорю?
– Нет, – ответил Джон. – Я думаю, может, пойти спросить этого парня, правда, что у него в бутылках мертвецы. Может, он их нам покажет, если они у него есть?
– А его нет дома, – ответил Уиллард. – Видишь, его машины нет. Куда-то уехал. Я думаю, это все брехня. И этот Спрейг все тебе набрехал. Брехун он. И ты брехун.
Такой уж был скучный день. Ничего интересного, и Уиллард стал задираться.
– Ты еще и трус, да, трус. Понял?
Джон не отвечал. Тогда Уиллард сменил тактику.
– А где твой старик? – обычным тоном спросил он.
– Умер, – ответил Джон.
– Умер? Что-то я не слыхал. А от чего умер?
Какой-то миг Джон молчал. Он знал, что Уиллард знает от чего, но не мог этого сказать, тогда драки не избежишь, а он боялся Уилларда.
– Он покончил… убил сам себя.
– Да? – лицо у Уилларда вытянулось. – А как покончил?
– Съел крысиного яду.
– Он что, решил, что он крыса? – загоготал Уиллард.
Джон улыбнулся шутке самую малость.
– Конечно, он считал себя крысой, – кричал Уиллард. – Он, наверное, не ходил, а ползал – вот так, гляди, Джон! И нос морщил вот так, гляди! А хвост у него был длинный-предлинный! – Уиллард зашелся от хохота. – Лучше бы он нашел крысоловку и сунул туда голову! – Теперь уже хохотали оба. Уиллард своего добился. – А как он выглядел? – Новая шутка. – Вот так? – он скосил глаза, оскалил рот и вывалил наружу язык.
– Он весь день мучился, – сказал Джон. – Умер ночью. Ему было очень больно.
– Зачем это он?
– Не мог найти работу, – сказал Джон. – Почти год искал. И что смешно, знаешь? Наутро пришел человек и сказал, что отцу есть работа.
– А я думаю, он считал себя крысой, – Уиллард повторил шутку, но даже у него самого она больше не имела успеха.
Джон встал, сунул руки в карманы. И вдруг увидел блестящую монетку на дне канавы, он кинулся туда, протянул руку, но Уиллард оттолкнул его и схватил монету из-под ноги у Джона.
– Я первый увидел, – крикнул Джон. – Отдай!
– Так я тебе и отдал, – сказал Уиллард. – Пойди лучше съешь крысиного яда. Понял?
ГЛАВА XXVII
Мак с ребятами – Добродетель, Милосердие, Красота. Вот они сидят в Королевской ночлежке, а доброе их влияние, точно круги по воде от брошенного камня, расходятся по всему Консервному Ряду и дальше – до Пасифик-гроув, в Монтерей и даже за холм в долину Кармел.
– На этот раз, – сказал Мак, – мы должны сделать все, чтобы он был на вечеринке. Если его не будет, не будет и вечеринки.
– А где мы устроим праздник? – спросил Джонс.
Мак откинулся со стулом назад, так что спинка стула уперлась в стену, и обвил ногами передние ножки.
– Я сам все время об этом думаю, –сказал он, – конечно, можно было бы пригласить всех сюда, но тогда никакого сюрприза не будет. К тому же Док любит свой дом. У него там музыка.
Мак, нахмурившись, посмотрел на ребят.
– Не знаю, кто тогда сломал проигрыватель, – сказал он. – Но если кто-нибудь в этот раз дотронется до него, своими руками убью.
– По-моему, надо праздновать у него, – сказал Хьюги.
Никто никому не говорил про день рождения, как-то потихоньку узналось само собой. И никого не звали. Но собирались прийти все. У каждого в памяти двадцать седьмое октября было обведено красным. А раз день рождения, то должны быть подарки.
Взять хотя бы «Медвежий стяг». Все его обитательницы хоть один раз, да наведывались в лабораторию за советом, медицинской помощью или просто побыть в обществе мужчины, который дружит с тобой просто так. И все они видели, чем застлана его постель – старым выцветшим одеялом, на котором оставили следы лисохвост и репейник, да и сама земля; Док брал его во все свои путешествия. Если появлялись деньги, Док покупал новое оборудование. Ему в голову не приходило купить себе новое одеяло. И девочки Доры решили сшить для него шелковое лоскутное одеяло неописуемой красоты. А поскольку лоскутки были когда-то шелковыми комбинациями и вечерними платьями, то одеяло переливалось розовым, сиреневым, лимонным и светло-вишневым цветами. Девочки шили его перед полуднем и после обеда, до прихода рыбаков с сейнеров. Объединенные работой, они перестали ссориться и дуться друг на друга, что постоянно бывает в доме греха.
Ли Чонг достал из своих запасов целую гирлянду шутих длиной двадцать пять футов и большую корзину луковиц китайских лилий. По его мнению, без этих вещей не мог обойтись ни один настоящий праздник.
У Сэма Мэллоя была своя теория антикварных вещей. Он считал, что старая мебель, стекло, керамика, не представлявшие в свое время ценности, по прошествии лет приобретают ореол старины и цена их вырастает стократ сравнительно с реальной стоимостью и пользой. Он видел однажды стул, который продали за пятьсот долларов. Сэм коллекционировал части древних автомобилей и был уверен, что придет день, когда за его коллекцию ему дадут баснословные деньги и выставят ее на черном бархате в лучших музеях. Сэм долго думал о дне рождения, потом осмотрел свои сокровища, хранившиеся в большом запертом ящике позади котла. И решил подарить Доку один из самых лучших своих образцов – шатун и поршень от «чалмерса» 1916 года. Он чистил и полировал эти железки, пока они не засверкали, как старинные доспехи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41