Ну, сколько ты с этих
домушников снял? Тысячу, две, три? Ты же - исполнитель, тебе по таким
копейкам играть - только квалификацию терять. Зачем тебе домушники
понадобились?
- Мне они ни к чему.
- Ну, хватит, Вадик. Поломался малость, блатную свою честь защитил,
теперь говори. А то Косой скажет. Ему с тобой делить нечего, а разговорчив
с нами он всегда. Так зачем тебе эти домушники понадобились?
- Мне лично они ни к чему, - со значением заявил Клок, оттенив "мне".
- Слава богу, до дела добрались, - с удовлетворением отметил
Ларионов. - Так кому же они понадобились? Кому в домушниках нужда? На кого
ты работал, Вадик?
Ничего не случилось. Все идет нормально. Вадик забросил ногу на ногу,
кинул спину на ребристый заворот скамьи, вольно разбросал руки и начал
издалека:
- В октябре я в Сочи бархатный сезон обслуживал. За полтора месяца
взял прилично, устал, правда, сильно и потому решил домой поездом
возвращаться, думал, отосплюсь, отдохну в пути, тем более, что с курортов
народ домой пустой едет. СВ, естественно, вагон-ресторан, коньячок мой
любимый, "Двин". Еду, о смысле жизни задумываюсь.
И гражданин один, скромный такой, сосед по СВ и ресторану,
приблизительно тем же занимается. Следует сказать, что гражданин этот не
один был, при нем человечек вертелся, но его вроде и не было.
К концу дня гражданину этому надоело, видимо, мировой скорби
предаваться, и он сам - заметь, сам! - предложил в картишки перекинуться.
Как ты понимаешь - не мог я отказаться. Сели втроем: я, он и человек этот,
он при нем вроде холуя. Удивил он меня. Вроде чистый фрайер, но слишком
легко большие бабки отдает. До Москвы я его серьезно выпотрошил, но
расставались мы, улыбаясь. Он мне телефончик оставил, просил звонить как
можно чаще. Благодарил за науку. Ну, иногда я ему звоню, встречаемся в
"Якоре", любимое его место - "Якорь", обедаем, разговоры разговариваем.
- Последний разговор - о домушниках? - перебил Ларионов.
- Ага, - легко согласился Вадик. - Просил подходящего человечка
подыскать, по возможности, не нашего, не московского.
- Зачем он ему - не говорил?
- Он не говорил, а я не спрашивал. Не знаешь - свидетель, знаешь -
соучастник.
- Про скок у коллекционера Палагина по хазам не слыхал ничего?
- Говорили что-то.
- А ты рекомендованного тобой ростовского гастролера с этим делом не
соединял?
- Это уж ваша работа - соединять.
- Ты, как всегда, прав. Вот я тебя с этой кражей и соединю.
- Не соединишь, Алексеевич, я тебе на свободе нужен. - Вадик
окончательно раскололся и поэтому окончательно обнаглел.
- Нужен. Пока нужен, - двусмысленно подтвердил Ларионов и потребовал:
- Нарисуй-ка мне этого гражданина в профиль и анфас.
- Леонид Михайлович Берников. Телефон Ж-2-14-16. Живет на
Котельнической набережной, серый такой дом у Таганского моста.
Генеральский.
Сведения Ларионов не записывал, он их запоминал. Настроение
улучшилось. Он поднялся со скамьи, подмигнул Вадику, усмехнулся:
- Кончил дело - гуляй смело. А не вернуться ли нам, Вадик, в Дом
кино, шарики с устатку покатать?
- Я тут Ромку Петровского встретил. Он тебе не нужен? - вставая,
предложил Вадик, как бы отстегивая Ларионову премиальные за душевное
поведение.
- О чем толковали? - без особого интереса поинтересовался Ларионов.
- Да вроде ни о чем. Топтался он на месте, намеки делал, хотел о
чем-то спросить, но так и не спросил ни о чем.
- На что намекал, вокруг чего топтался?
- Как бы походя вопросик закинул насчет того, знаю ли я человека при
деньгах, который эти деньги вложить хочет. Я ему прямо в лоб: что
предлагаешь? Он посмеялся, рукой махнул, мол, так, отдаленная перспектива.
- Ну, тогда ближайшая перспектива у него - два года за нарушение
паспортного режима. У него ведь Москва минус сто. Встретишь его, так и
скажи.
- От своего имени? - изволил пошутить Вадик.
- От моего имени, от имени московской милиции, как тебе удобнее. Ну
что, пошли?
- Берегись, Алексеич, раскую я тебя на все четыре копыта. Год будешь
мне алименты от своей милицейской зарплаты отстегивать!
Лики музыкальных гениев по стенам, лица знакомых интеллигентов в
рядах, и Курт Зандерлинг с Бетховеном в обнимку. Ах, хорошо! Роман Казарян
прикрыл глаза. Красивым голосом Всеволод Аксенов ритмично излагал
последний монолог, и взрывами врывалась музыка.
Вот он финал. Ах, хорошо, ах, хорошо! Хорошо вспомнить, что можно
испытать наслаждение от музыки, хорошо ощущать себя в душевном единении с
теми, кто вместе с тобой испытывает это наслаждение, хорошо сидеть в
кресле с закрытыми глазами и просто слушать. Все. Конец Эгмонту, конец
первому отделению.
Роман открыл глаза. Поднялся с кресла. В шестом ряду, справа, вставал
Миша Мосин. Роман направился к нему.
- Ромочка! - обрадовался Миша Мосин. - Сколько зим, сколько лет!
Гуляли в фойе, разговаривали об искусстве.
Идя в Большой зал консерватории, Казарян полагал, что после первого
отделения возьмет Мишу Мосина под руку и выведет на улицу Герцена, где
задаст ему ряд интересующих его, Казаряна, и Московский уголовный розыск
вопросов. Но пожалел и этого не сделал. Не Мосина пожалел. Во втором
отделении была Девятая. Договорились встретиться после концерта.
Кончилось все. Ослабленные и невнимательные, они закуривали в
скверике, в котором еще не поселился размахивающий руками Чайковский.
Подбежала дамочка в очках, схватила Мосина за рукав, защебетала оживленно.
- Мосенька, сегодня Курт был неподражаем, не правда ли?
- Иначе и не могло быть. Он с нами прощался, Лялечка.
- Это не трепотня, Мося, это действительно так? - жалостно спросила
дамочка.
- Это действительно так. Днями Курт Зандерлинг навсегда уезжает от
нас в ГДР, - торжественно доложил Мосин.
- Горе-то какое! - деловито огорчилась дамочка, поцеловала Мосина в
щеку, подхватила на лету падавшие от удара о мосинский нос очки и убежала.
- Миня, а почему тебя Мосей стали звать? - поинтересовался Роман.
- Ты с успехом мог бы задать другой вопрос: Мося, а почему тебя Миней
назвали? - раздраженно ответил Мосин. - Но мне кажется, что ты отлавливал
меня не для того, чтобы задать этот вопрос. А совсем-совсем другой. По
палагинскому делу. Так?
- Проницателен ты, Миня.
- Профессия такая.
- А какая у тебя профессия?
- Юрист, Рома.
- Не юрист, а юрисконсульт фабрики канцтоваров "Светоч". Это не
профессия и даже не должность. Это крыша, голубок мой.
Мося засмеялся и смеялся долго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
домушников снял? Тысячу, две, три? Ты же - исполнитель, тебе по таким
копейкам играть - только квалификацию терять. Зачем тебе домушники
понадобились?
- Мне они ни к чему.
- Ну, хватит, Вадик. Поломался малость, блатную свою честь защитил,
теперь говори. А то Косой скажет. Ему с тобой делить нечего, а разговорчив
с нами он всегда. Так зачем тебе эти домушники понадобились?
- Мне лично они ни к чему, - со значением заявил Клок, оттенив "мне".
- Слава богу, до дела добрались, - с удовлетворением отметил
Ларионов. - Так кому же они понадобились? Кому в домушниках нужда? На кого
ты работал, Вадик?
Ничего не случилось. Все идет нормально. Вадик забросил ногу на ногу,
кинул спину на ребристый заворот скамьи, вольно разбросал руки и начал
издалека:
- В октябре я в Сочи бархатный сезон обслуживал. За полтора месяца
взял прилично, устал, правда, сильно и потому решил домой поездом
возвращаться, думал, отосплюсь, отдохну в пути, тем более, что с курортов
народ домой пустой едет. СВ, естественно, вагон-ресторан, коньячок мой
любимый, "Двин". Еду, о смысле жизни задумываюсь.
И гражданин один, скромный такой, сосед по СВ и ресторану,
приблизительно тем же занимается. Следует сказать, что гражданин этот не
один был, при нем человечек вертелся, но его вроде и не было.
К концу дня гражданину этому надоело, видимо, мировой скорби
предаваться, и он сам - заметь, сам! - предложил в картишки перекинуться.
Как ты понимаешь - не мог я отказаться. Сели втроем: я, он и человек этот,
он при нем вроде холуя. Удивил он меня. Вроде чистый фрайер, но слишком
легко большие бабки отдает. До Москвы я его серьезно выпотрошил, но
расставались мы, улыбаясь. Он мне телефончик оставил, просил звонить как
можно чаще. Благодарил за науку. Ну, иногда я ему звоню, встречаемся в
"Якоре", любимое его место - "Якорь", обедаем, разговоры разговариваем.
- Последний разговор - о домушниках? - перебил Ларионов.
- Ага, - легко согласился Вадик. - Просил подходящего человечка
подыскать, по возможности, не нашего, не московского.
- Зачем он ему - не говорил?
- Он не говорил, а я не спрашивал. Не знаешь - свидетель, знаешь -
соучастник.
- Про скок у коллекционера Палагина по хазам не слыхал ничего?
- Говорили что-то.
- А ты рекомендованного тобой ростовского гастролера с этим делом не
соединял?
- Это уж ваша работа - соединять.
- Ты, как всегда, прав. Вот я тебя с этой кражей и соединю.
- Не соединишь, Алексеевич, я тебе на свободе нужен. - Вадик
окончательно раскололся и поэтому окончательно обнаглел.
- Нужен. Пока нужен, - двусмысленно подтвердил Ларионов и потребовал:
- Нарисуй-ка мне этого гражданина в профиль и анфас.
- Леонид Михайлович Берников. Телефон Ж-2-14-16. Живет на
Котельнической набережной, серый такой дом у Таганского моста.
Генеральский.
Сведения Ларионов не записывал, он их запоминал. Настроение
улучшилось. Он поднялся со скамьи, подмигнул Вадику, усмехнулся:
- Кончил дело - гуляй смело. А не вернуться ли нам, Вадик, в Дом
кино, шарики с устатку покатать?
- Я тут Ромку Петровского встретил. Он тебе не нужен? - вставая,
предложил Вадик, как бы отстегивая Ларионову премиальные за душевное
поведение.
- О чем толковали? - без особого интереса поинтересовался Ларионов.
- Да вроде ни о чем. Топтался он на месте, намеки делал, хотел о
чем-то спросить, но так и не спросил ни о чем.
- На что намекал, вокруг чего топтался?
- Как бы походя вопросик закинул насчет того, знаю ли я человека при
деньгах, который эти деньги вложить хочет. Я ему прямо в лоб: что
предлагаешь? Он посмеялся, рукой махнул, мол, так, отдаленная перспектива.
- Ну, тогда ближайшая перспектива у него - два года за нарушение
паспортного режима. У него ведь Москва минус сто. Встретишь его, так и
скажи.
- От своего имени? - изволил пошутить Вадик.
- От моего имени, от имени московской милиции, как тебе удобнее. Ну
что, пошли?
- Берегись, Алексеич, раскую я тебя на все четыре копыта. Год будешь
мне алименты от своей милицейской зарплаты отстегивать!
Лики музыкальных гениев по стенам, лица знакомых интеллигентов в
рядах, и Курт Зандерлинг с Бетховеном в обнимку. Ах, хорошо! Роман Казарян
прикрыл глаза. Красивым голосом Всеволод Аксенов ритмично излагал
последний монолог, и взрывами врывалась музыка.
Вот он финал. Ах, хорошо, ах, хорошо! Хорошо вспомнить, что можно
испытать наслаждение от музыки, хорошо ощущать себя в душевном единении с
теми, кто вместе с тобой испытывает это наслаждение, хорошо сидеть в
кресле с закрытыми глазами и просто слушать. Все. Конец Эгмонту, конец
первому отделению.
Роман открыл глаза. Поднялся с кресла. В шестом ряду, справа, вставал
Миша Мосин. Роман направился к нему.
- Ромочка! - обрадовался Миша Мосин. - Сколько зим, сколько лет!
Гуляли в фойе, разговаривали об искусстве.
Идя в Большой зал консерватории, Казарян полагал, что после первого
отделения возьмет Мишу Мосина под руку и выведет на улицу Герцена, где
задаст ему ряд интересующих его, Казаряна, и Московский уголовный розыск
вопросов. Но пожалел и этого не сделал. Не Мосина пожалел. Во втором
отделении была Девятая. Договорились встретиться после концерта.
Кончилось все. Ослабленные и невнимательные, они закуривали в
скверике, в котором еще не поселился размахивающий руками Чайковский.
Подбежала дамочка в очках, схватила Мосина за рукав, защебетала оживленно.
- Мосенька, сегодня Курт был неподражаем, не правда ли?
- Иначе и не могло быть. Он с нами прощался, Лялечка.
- Это не трепотня, Мося, это действительно так? - жалостно спросила
дамочка.
- Это действительно так. Днями Курт Зандерлинг навсегда уезжает от
нас в ГДР, - торжественно доложил Мосин.
- Горе-то какое! - деловито огорчилась дамочка, поцеловала Мосина в
щеку, подхватила на лету падавшие от удара о мосинский нос очки и убежала.
- Миня, а почему тебя Мосей стали звать? - поинтересовался Роман.
- Ты с успехом мог бы задать другой вопрос: Мося, а почему тебя Миней
назвали? - раздраженно ответил Мосин. - Но мне кажется, что ты отлавливал
меня не для того, чтобы задать этот вопрос. А совсем-совсем другой. По
палагинскому делу. Так?
- Проницателен ты, Миня.
- Профессия такая.
- А какая у тебя профессия?
- Юрист, Рома.
- Не юрист, а юрисконсульт фабрики канцтоваров "Светоч". Это не
профессия и даже не должность. Это крыша, голубок мой.
Мося засмеялся и смеялся долго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58