(Спокойней.) Я ее не представляю. Пытаюсь вообразить – наше прибытие – какой-нибудь там небольшой порт – дороги – жителей, объясняющих, как проехать, – лошадей на дороге… и мы скачем весь день и всю ночь, и потом дворец и английский король… так это было бы, если по-нормальному, – но ничего не выходит – в моем сознании пустота… Мы соскальзываем с карты.
Гильденстерн.
– Да… да… (Собираясь с мыслями.) Но ты никогда ничему не веришь, пока оно не случается. А ведь уже столько случилось. Нет, что ли?
Розенкранц.
– Мы тонем во времени, хватаясь за соломинки. И что хорошего в кирпиче для утопающего?
Гильденстерн.
– Ну-ну, не заводись, осталось уже недолго.
Розенкранц.
– Лучше б уж просто смерть… Может, по-твоему, смерть быть кораблем?
Гильденстерн.
– Нет, нет, нет… Смерть – это… нет. Пойми. Смерть – это последнее отрицание. Небытие. Ты же не можешь не быть на корабле.
Розенкранц.
– Мне не часто случалось быть на корабле.
Гильденстерн.
– Да нет, если что тебе часто и случалось, так это быть не на корабле.
Розенкранц.
– Лучше б я уже умер. (Прикидывает высоту.) Могу прыгнуть за борт. Суну им в колесо палку.
Гильденстерн.
– Похоже, они рассчитывают на это.
Розенкранц.
– Тогда остаюсь. Что тоже палка. В ихнее колесо. (Мечется в бессильной ярости.) Отлично, отлично. Ни о чем не спрашиваем, ни в чем не сомневаемся. Исполняем, и все. Но где-то должен быть предел, и мне бы хотелось, чтоб в протоколе было отмечено, что я не верю в Англию. Благодарю вас. (Задумывается.) А если она даже и существует, все равно выйдет только еще одна бессмыслица.
Гильденстерн.
– Не понимаю почему?
Розенкранц (яростно).
– Он же не поймет, о чем мы толкуем! Что мы ему скажем?
Гильденстерн.
– Мы скажем: ваше величество, мы прибыли.
Розенкранц (царственно).
– Кто вы такие?
Гильденстерн.
– Мы – Розенкранц и Гильденстерн.
Розенкранц (рявкает).
– Впервые слышу ваши имена.
Гильденстерн.
– Да, мы люди маленькие…
Розенкранц (царственно и брезгливо).
– Что привело вас?
Гильденстерн.
– Полученные нами указанья…
Розенкранц.
– Впервые слышу…
Гильденстерн (гневно).
– Не перебивай! (Покорно.) Мы прибыли из Дании.
Розенкранц.
– Что вам угодно?
Гильденстерн.
– Ничего – мы доставляем Гамлета…
Розенкранц.
– Это кто?
Гильденстерн (раздраженно).
– Вы слышали о нем…
Розенкранц.
– О, я слышал о нем достаточно и не желаю с этим связываться.
Гильденстерн.
– Но…
Розенкранц.
– Заваливаетесь сюда, как в свой кабак, и ожидаете, что я приму любого сумасшедшего, от которого вы хотите избавиться из-за кучи непроверенных…
Гильденстерн.
– У нас письмо…
Розенкранц вырывает у него письмо и вскрывает его.
Розенкранц (деловито).
– Так… понятно… понятно… Что ж, это, пожалуй, подтверждает вашу версию – распоряжение короля Дании – по разным соображениям – заботясь о благополучии Дании и Англии тоже – по прочтении данного письма, не откладывая – я должен отрубить Гамлету голову…
Гильденстерн вырывает у него письмо, Розенкранц вырывает у него письмо обратно. Гильденстерн отпускает только половину письма. Они читают его одновременно, потом расходятся.
Пауза.
Они оба стоят на просцениуме, лицом к залу.
Солнце садится. Скоро стемнеет.
Гильденстерн.
– Ты так думаешь?
Розенкранц.
– Просто, чтоб что-нибудь сказать. (Пауза.) Мы же его друзья.
Гильденстерн.
– С чего ты взял?
Розенкранц.
– Мы провели с ним молодые годы.
Гильденстерн.
– Это они так говорят.
Розенкранц.
– Но мы от этого зависим.
Гильденстерн.
– Конечно, да; но вообще нет. (С легкостью.) Рассмотрим все здраво. Примем, если тебе угодно, что они собираются его убить. Что же, он человек, он смертей, смерть приходит ко всем и т. д., и, следовательно, он в любом случае умрет, раньше или позже. Или – если взглянуть на это дело с социальной точки зрения – он просто человек среди людей, один из многих, и потеря будет в пределах разумного и естественного. И опять же – что такого ужасного в смерти? Как философски заметил Сократ: если мы ничего не знаем о смерти, нелогично ее бояться. Возможно, что это даже… славно. Во всяком случае, избавляешься от бремени жизни, а для праведника – это Небеса и награда. Или взглянуть с другой стороны – мы люди маленькие, всех обстоятельств не знаем, это колесики внутри колесиков, и так далее – и с нашей стороны было бы просто большим нахальством вмешиваться в замыслы судьбы или даже королей. В конце концов, лучшее, что можно нам посоветовать, это оставить все как было. Запечатаем письмо – вот так аккуратно – и все. Сломанная печать будет незаметна, если делать это умеючи.
Розенкранц.
– Но к чему это все?
Гильденстерн.
– Логика тут ни при чем.
Розенкранц.
– Он же ничего нам не сделал.
Гильденстерн.
– Справедливость тоже.
Розенкранц.
– Это ужасно.
Гильденстерн.
– Могло быть хуже. Я уже было стал опасаться. (Облегченно смеется.)
На заднем плане из-за зонта появляется Гамлет. Освещение понемногу слабеет.
Гамлет направляется к фонарю.
Розенкранц.
– Ситуация, как я понимаю, следующая. Мы, Розенкранц и Гильденстерн, знакомые с ним от молодых ногтей, были разбужены человеком в седле, вызваны и прибыли, получили инструкцию выяснить, что с ним стряслось, и доставить кой-какие развлечения вроде пьески, которая была прервана в некотором беспорядке из-за каких-то там нюансов, которые нам непонятны, что произвело в конечном счете сильное – чтоб не сказать убийственное – впечатление на Гамлета, которого мы, в свою очередь, сопровождаем теперь в Англию. Для его же пользы. Так. Теперь все на своих местах.
В глубине сцены Гамлет гасит фонарь. Сцена погружается в темноту. Темнота озаряется лунным светом, в луче которого Гамлет приближается к спящим Розенкранцу и Гильденстерну. Он извлекает у них письмо и удаляется с ним за зонт. Скова вспыхивает фонарь, его свет проникает сквозь ткань зонта. Гамлет возвращается с письмом к спящим, кладет его на место; потом удаляется к себе и гасит фонарь. Наступает утро.
Розенкранц ожидает восхода, лицом к залу. За спиной у него – забавное зрелище: под раскрытым зонтом, удобно расположившись в кресле, покрытый пледом, читая книгу и, возможно, куря, сидит Гамлет. Розенкранц наблюдает, как наступает утро, превращающееся постепенно в яркий полдень.
– Предполагать я ничего не предполагаю. (Встает. Гильденстерн просыпается.) Но ситуация, как я понимаю, следующая. Там – запад, если только мы не сбились с курса, в каковом случае сейчас – ночь; король дал мне столько же, сколько тебе, король дал тебе столько же, сколько мне; король не давал письма мне, король дал письмо тебе; что в письме, мы не знаем; мы везем Гамлета к английскому королю, неизвестно которому, и узнаем это, только когда доберемся;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23