– Откуда я знаю? Мы же еще не там.
Гильденстерн.
– Тогда что мы делаем тут, спрашиваю я себя.
Розенкранц.
– В самом деле.
Гильденстерн.
– Я думаю, надо двигаться.
Розенкранц.
– Несомненно.
Гильденстерн.
– Правильно, лучше двигаться.
Розенкранц (с воодушевлением).
– Точно! (Пауза.) Куда?
Гильденстерн.
– Вперед.
Розенкранц (идя вперед, к рампе).
– А. (Нерешительно.) В какую сторону? (Он оборачивается.) С какой стороны мы пришли?
Гильденстерн.
– Стоп, давай все по порядку… Пробуждение. Какой-то тип барабанит в ставни. Какой-то рассвет, нас окликают по имени. Письмо, приказ… Новый рекорд в орлянку. Никто не встречает… Мы покинуты… Чтоб самим выбрать путь… И есть какое-то направление… Надо подумать.
Розенкранц (встревоженно, прислушивается).
– Слушай… Слушай…
Гильденстерн.
– Ну?
Розенкранц.
– Я слышу – кажется, я слышал – это музыка.
Гильденстерн встает.
Гильденстерн.
– Где?
Розенкранц.
– Словно оркестр. (Озирается и смущенно улыбается.) Звучало словно оркестр. Барабаны.
Гильденстерн.
– Ну и что?
Розенкранц (успокаиваясь).
– Наверно, почудилось.
Гильденстерн.
– «Красное, синее и зеленое – реально. Желтое – мистика». Общее место. Плюнь и забудь.
Розенкранц (на краю сцены).
– Может – гром. Как барабаны…
К концу нижеследующего монолога действительно становятся слышны звуки оркестра.
Гильденстерн.
– Человек, прерывающий свое путешествие из одного места в другое в третьем месте, лишённом названия, отличительных признаков, населения и вообще значения, видит единорога, который пересекает его тропинку и исчезает в лесу. Это поразительно уже само по себе; но известны случаи еще более таинственных встреч – и – уж во всяком случае, есть масса способов объяснить это просто как фантазию. Но – «Господи, – восклицает вдруг человек, оказавшийся рядом, – я, кажется, сплю, потому что я видел единорога». Что сообщает происходящему уже довольно тревожный оттенок. Третий же свидетель уже не просто усиливает тревогу – он как бы расширяет реальность происходящего, растягивает ее, делает ее тоньше; а четвертый свидетель – еще тоньше, и чем больше свидетелей, тем скорей это становится столь же тонким, как реальность, или тем, что называется общественным мнением… «Смотрите! Смотрите! – восклицает толпа. – Лошадь со стрелой во лбу! Какой-то охотник принял ее за оленя».
Розенкранц (возбужденно).
– Я убежден, что это оркестр.
Гильденстерн (устало).
– А он убежден, что это оркестр.
Розенкранц.
– Идут!
Гильденстерн (в последнюю минуту перед появлением новых персонажей, грустно).
– Жалко, что не единорог. Было бы лучше, если б единороги.
Появляются актеры в количестве шести человек, включая мальчика Альфреда; двое толкают и катят перед собой тележку, полную костюмов и других принадлежностей; с ними – барабанщик, трубач, флейтист. Глава группы – 1-й актер – без инструмента. Он первым замечает Розенкранца и Гильденстерна и поднимает руку.
Актер.
– Сто-ой!
Труппа поворачивается и останавливается.
(Радостно.) Публика!
Розенкранц и Гильденстерн приподнимаются.
– Не двигайтесь!
Они садятся. Он любовно их разглядывает.
– Превосходно. Чудно! Хорошо, что мы подвернулись.
Розенкранц.
– Для кого? Для нас?
Актер.
– Будем надеяться, что так. Однако – встретить двух джентльменов на дороге – впрочем, нельзя же их встретить вне дороги.
Розенкранц.
– То есть?
Актер.
– Во всяком случае, мы встретились, и как раз вовремя
Розенкранц.
– В каком смысле?
Актер.
– Видите ли, мы, так сказать, ржавели, и вы столкнулись с нами в момент нашего – э-э-э-э – упадка. Завтра об эту же пору мы бы уже начисто забыли все, что умели. Мысль, не правда ли? (Щедро смеется.) Пришлось бы вернуться к тому, с чего начали, – к импровизации.
Розенкранц.
– Бродячие акробаты, так, что ли?
Актер.
– Можно и покувыркаться, ежели это вам по вкусу; а поскольку времена таковы… Во всяком случае, за несколько звонких монет можем выдать вам полный набор леденящих кровь сюжетов, героев и трупов – в рифму и так – преимущественно перепетое с итальянского – и вообще – чего не сделаешь за пару звонких – даже в одной монете и то музыка.
Все актеры буквально расцветают и кланяются.
– Трагики, к вашим услугам.
Розенкранц и Гильденстерн встают.
Розенкранц.
– Мое имя Гильденстерн, а это – Розенкранц.
Гильденстерн делает ему замечание.
(Без смущения.) Виноват, его имя Гильденстерн, а Розенкранц – это я.
Актер.
– Очень приятно. Конечно, мы играли и перед большей аудиторией, но ведь и качество тоже кой-чего стоит. Я вас сразу признал…
Розенкранц.
– И кто же мы?
Актер.
–…как собратьев по искусству.
Розенкранц.
– Интересно, а я думал, мы – джентльмены.
Актер.
– Ну, одни считают, что мы для вас, другие, что вы для нас. Это две стороны одной монеты. Или одна сторона – двух, поскольку нас тут так много. (Снова кланяется.) Не аплодируйте слишком громко – этот мир слишком стар.
Розенкранц.
– В чем вы специализируетесь?
Актер.
– Трагедии, сэр. Убийства и разоблачения, общие и частные, развязки как внезапные, так и неумолимые, мелодрамы с переодеванием на всех уровнях, включая философский. Мы вводим вас в мир интриги и иллюзии… клоуны, если угодно, убийцы – мы можем вам представить духов и битвы, поединки, героев и негодяев, страдающих любовников – можно в стихах; рапиры, вампиры или то и другое вместе, во всех смыслах, неверных жен и насилуемых девственниц – за натурализм надбавка, – впрочем, это уже относится к реализму, для которого существуют свои расценки. Что-то я разогнался, а?
Розенкранц (с сомнением).
– Ну, я не знаю.
Актер.
– Мы берем недорого. Чуть больше будет стоить, если вы сами захотите участвовать в действии, – если, конечно, таков ваш вкус и времена таковы, каковы они есть.
Розенкранц.
– А каковы времена?
Актер.
– Никакие.
Розенкранц.
– Плохие?
Актер.
– Неважные. Так что именно вы предпочитаете? (Оборачивается к актерам.) Джентльмены, к делу.
Актеры выстраиваются в неровную линию.
– Ну-с, нравится вам кто-нибудь?
Розенкранц (с сомнением, непонимающе).
– А чего это они?
Актер.
– Дайте волю фантазии. Их ничто не удивит.
Розенкранц.
– И сколько это?
Актер.
– Принять участие?
Розенкранц.
– Посмотреть.
Актер.
–Посмотреть что?
Розенкранц.
– Частное представление.
Актер.
– Частное в каком смысле?
Розенкранц.
– Нас только двое. Разве это достаточно?
Актер.
– В качестве публики – плачевно. В качестве ценителей – идеально.
Розенкранц.
– Ну так сколько?
Актер.
– Десять гульденов.
Розенкранц (ужасаясь).
– Десять гульденов?!
Актер.
– Я хотел сказать – восемь.
Розенкранц.
– За обоих?
Актер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23