Зубчатые тени Кастелло незаметно удлинялись, вытягиваясь по поросшим травой каменным плитам, а сэр Джулиан слушал, комментировал и задавал вопросы, словно «заманил» меня на эту террасу лишь затем, чтобы послушать жизнеописание посредственной молодой актрисы, которая в жизни не играла ничего, кроме вторых ролей.
Какой-то легкий звук вдруг остановил меня и заставил резко обернуться. Я напрочь забыла про Макса Гейла и не слышала, как он снова вышел из дома, но он был тут, сидел на балюстраде, откуда все было прекрасно слышно. И долго ли он уже так сидел, я не имела ни малейшего представления.
Только тогда я заметила, что уже начало смеркаться. Штраф был уплачен сполна, настало время уходить домой, но вряд ли я могла начать прощаться буквально через несколько секунд после того, как заметила присутствие Макса Гейла. Сперва надо было отдать дань приличиям.
Я обернулась к нему.
– А вы ездили утром полюбоваться шествием, мистер Гейл?
– Я? Да, я там был. Видел вас в городе. Вы заняли хорошее место?
– Я стояла на Эспланаде, возле самого угла Дворца.
– Все это... довольно трогательно, не находите?
– Очень. – Я улыбнулась. – Вы как музыкант должны были оценить оркестры.
Он засмеялся, и я сразу увидела в нем отражение его отца.
– Еще как. А когда все четыре играют разом, это и вправду нечто.
– Лейтмотив для твоей «Бури», Макс, – сказал ему отец. – «Этот остров полон звуков».
Макс усмехнулся.
– Пожалуй. Хотя даже я постеснялся бы воспроизвести иные из них.
Сэр Джулиан повернулся ко мне.
– Мой сын пишет музыку к киноверсии «Бури».
– В самом деле? Как замечательно! Сдается мне, вы приехали для этого в самое подходящее место. Поэтому вы и выбрали Корфу после того, как утопили вашу книгу в Стратфорде, сэр Джулиан?
– Не совсем так... скорее, игра случая. Я знаю этот остров вот уже тридцать лет, и у меня тут живут друзья. Но все-таки приятное совпадение, что Максу досталась эта работа, как раз когда мы обосновались здесь.
– Так вы действительно думаете, будто это остров Просперо?
– А почему бы нет? – ответил вопросом на вопрос Джулиан Гейл, а Макс добавил:
– Ну вот, началось.
Я удивленно поглядела на него.
– А что я такого сказала?
– Ничего. Решительно ничего. Но если вы предлагаете человеку объяснить теорию, которую он вынашивает уже столько недель, то должны приготовиться к лекции, и, судя по блеску в глазах моего отца, теперь вас уже ничего не спасет.
– Но мне бы так хотелось ее выслушать! Кроме того, ведь ваш отец способен при желании заставить даже телефонный справочник звучать как «Война и мир», а уж его личная теория о «Буре» должна быть и впрямь чем-то особенным. Не обращайте на него внимания, сэр Джулиан! Так почему вы считаете, что Корфу подходит на роль острова Просперо?
– Вы изумительная молодая леди, – сказал сэр Джулиан, – и если вам взбредет в голову вырвать мои розы с корнями и унести прочь, я пошлю Адони вам помочь. Нет, по зрелому размышлению, лучше пошлю Макса. Ему будет полезно немножко позаниматься настоящей работой, вместо того чтобы слоняться вокруг в этом лунатическом трансе, в котором, по-моему, живут все музыканты... Кто это сказал, что настоящий мудрец не тот, кто требует, чтобы что-то доказали перед тем, как он в это поверит, а тот, кто готов верить во что угодно, пока это не окажется неправдой? – Не знаю, но на мой слух это звучит определением провидца или гения.
– Все розы, – с чувством заявил сэр Джулиан. – Слышишь, Макс? Моя теория касательно «Бури» – это теория провидца или гения.
– Само собой, – откликнулся сын.
Он все еще сидел на балюстраде, прислонившись к каменной вазе в углу.
Я украдкой изучала его лицо, ища сходство с отцом, но, кроме каких-то самых общих признаков и иногда случайного выражения, ничего не находила. Глаза – черные, а не серые, и глубже посаженные, рот – прямее, все черты менее подвижны. Мне показалось, что в этом лице – в слабых черточках меж бровей, в форме губ – таится какая-то нервозность, а подчеркнутая невыразительность всего, что Гейл-младший говорил и делал, могла объясняться его старанием контролировать свои порывы или просто избежать подражания отцовскому обаянию. Там, где сэр Джулиан, по-видимому, чисто автоматически пускал в ход все свои чары, Макс свои отбрасывал. Мне показалось, что он даже стремится не нравиться, тогда как его отец, сознательно или бессознательно, обладал типично актерским желанием, чтобы его все любили.
– Собственно, у нас нет никаких строгих доказательств, – говорил тем временем сэр Джулиан, – которые связывали бы этот остров с островом из пьесы, во всяком случае – не больше, чем со Схерией, островом Одиссея и Навсикаи. Но в обоих случаях существуют достаточно сильные традиционные точки зрения, а когда традиция сильна, разумно предположить, что ее хотя бы стоит исследовать.
– Шлиман и Троя, – пробормотал Макс.
– Именно, – согласился сэр Джулиан и вдруг улыбнулся мне, став очень похожим на сына. – Итак, будучи, подобно Шлиману, гением и провидцем и твердо вознамерившись верить, что Корфу и вправду просперовский остров, я принялся искать тому доказательства.
– И нашли?
– Ну, не то чтобы «доказательства». Это слишком сильное слово. Но когда начинаешь вглядываться, находишь всевозможные заманчивые параллели. Начните с простейшего, с описаний природы острова, если вы можете его припомнить.
– По-моему, припоминаю, причем неплохо. Если не ошибаюсь, в этой пьесе ведь дано куда более детальное описание декораций, чем обычно встречаешь у Шекспира, да?
– Я бы сказал, более детальное, чем где-либо, кроме «Венеры и Адониса». Причем описание, которое можно вылущить из пьесы, вполне подходит к этому острову. Сосны, пашни, плодородие – не так-то много из средиземноморских островов по-настоящему плодородны, знаете ли, – пляжи и пещеры, лаймовые рощи около пещеры Просперо... – Он протянул руку, указывая на группку зелено-золотых деревьев, растущих на южном мысу бок о бок с соснами. – Вон, весь утес у виллы Мэннинга порос лаймом, а остров изъеден пещерами, точно соты. Можете возразить, что все это найдется на любом острове, но вот одного там нет – соляных копей, о которых говорит Калибан, помните?
– А здесь есть?
– Да, под Кориссиа, на юге. Они существуют там уже много веков.
– А как насчет земляных орехов и лещины? Они тут растут?
– Лещина несомненно, и земляные орехи тоже, если он подразумевает английский сорт. А если он имеет в виду трюфели – а я в этом почти уверен, – то да, и они тоже.
– А мартышки? – спросила я неуверенно, словно задав вопрос сомнительного вкуса.
Сэр Джулиан отмел мартышек в сторону.
– Мимолетная забывчивость. Перепутал с Бермудами. Без сомнения, Ариэль много рассказывал о своих странствиях, и бедное чудище запуталось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
Какой-то легкий звук вдруг остановил меня и заставил резко обернуться. Я напрочь забыла про Макса Гейла и не слышала, как он снова вышел из дома, но он был тут, сидел на балюстраде, откуда все было прекрасно слышно. И долго ли он уже так сидел, я не имела ни малейшего представления.
Только тогда я заметила, что уже начало смеркаться. Штраф был уплачен сполна, настало время уходить домой, но вряд ли я могла начать прощаться буквально через несколько секунд после того, как заметила присутствие Макса Гейла. Сперва надо было отдать дань приличиям.
Я обернулась к нему.
– А вы ездили утром полюбоваться шествием, мистер Гейл?
– Я? Да, я там был. Видел вас в городе. Вы заняли хорошее место?
– Я стояла на Эспланаде, возле самого угла Дворца.
– Все это... довольно трогательно, не находите?
– Очень. – Я улыбнулась. – Вы как музыкант должны были оценить оркестры.
Он засмеялся, и я сразу увидела в нем отражение его отца.
– Еще как. А когда все четыре играют разом, это и вправду нечто.
– Лейтмотив для твоей «Бури», Макс, – сказал ему отец. – «Этот остров полон звуков».
Макс усмехнулся.
– Пожалуй. Хотя даже я постеснялся бы воспроизвести иные из них.
Сэр Джулиан повернулся ко мне.
– Мой сын пишет музыку к киноверсии «Бури».
– В самом деле? Как замечательно! Сдается мне, вы приехали для этого в самое подходящее место. Поэтому вы и выбрали Корфу после того, как утопили вашу книгу в Стратфорде, сэр Джулиан?
– Не совсем так... скорее, игра случая. Я знаю этот остров вот уже тридцать лет, и у меня тут живут друзья. Но все-таки приятное совпадение, что Максу досталась эта работа, как раз когда мы обосновались здесь.
– Так вы действительно думаете, будто это остров Просперо?
– А почему бы нет? – ответил вопросом на вопрос Джулиан Гейл, а Макс добавил:
– Ну вот, началось.
Я удивленно поглядела на него.
– А что я такого сказала?
– Ничего. Решительно ничего. Но если вы предлагаете человеку объяснить теорию, которую он вынашивает уже столько недель, то должны приготовиться к лекции, и, судя по блеску в глазах моего отца, теперь вас уже ничего не спасет.
– Но мне бы так хотелось ее выслушать! Кроме того, ведь ваш отец способен при желании заставить даже телефонный справочник звучать как «Война и мир», а уж его личная теория о «Буре» должна быть и впрямь чем-то особенным. Не обращайте на него внимания, сэр Джулиан! Так почему вы считаете, что Корфу подходит на роль острова Просперо?
– Вы изумительная молодая леди, – сказал сэр Джулиан, – и если вам взбредет в голову вырвать мои розы с корнями и унести прочь, я пошлю Адони вам помочь. Нет, по зрелому размышлению, лучше пошлю Макса. Ему будет полезно немножко позаниматься настоящей работой, вместо того чтобы слоняться вокруг в этом лунатическом трансе, в котором, по-моему, живут все музыканты... Кто это сказал, что настоящий мудрец не тот, кто требует, чтобы что-то доказали перед тем, как он в это поверит, а тот, кто готов верить во что угодно, пока это не окажется неправдой? – Не знаю, но на мой слух это звучит определением провидца или гения.
– Все розы, – с чувством заявил сэр Джулиан. – Слышишь, Макс? Моя теория касательно «Бури» – это теория провидца или гения.
– Само собой, – откликнулся сын.
Он все еще сидел на балюстраде, прислонившись к каменной вазе в углу.
Я украдкой изучала его лицо, ища сходство с отцом, но, кроме каких-то самых общих признаков и иногда случайного выражения, ничего не находила. Глаза – черные, а не серые, и глубже посаженные, рот – прямее, все черты менее подвижны. Мне показалось, что в этом лице – в слабых черточках меж бровей, в форме губ – таится какая-то нервозность, а подчеркнутая невыразительность всего, что Гейл-младший говорил и делал, могла объясняться его старанием контролировать свои порывы или просто избежать подражания отцовскому обаянию. Там, где сэр Джулиан, по-видимому, чисто автоматически пускал в ход все свои чары, Макс свои отбрасывал. Мне показалось, что он даже стремится не нравиться, тогда как его отец, сознательно или бессознательно, обладал типично актерским желанием, чтобы его все любили.
– Собственно, у нас нет никаких строгих доказательств, – говорил тем временем сэр Джулиан, – которые связывали бы этот остров с островом из пьесы, во всяком случае – не больше, чем со Схерией, островом Одиссея и Навсикаи. Но в обоих случаях существуют достаточно сильные традиционные точки зрения, а когда традиция сильна, разумно предположить, что ее хотя бы стоит исследовать.
– Шлиман и Троя, – пробормотал Макс.
– Именно, – согласился сэр Джулиан и вдруг улыбнулся мне, став очень похожим на сына. – Итак, будучи, подобно Шлиману, гением и провидцем и твердо вознамерившись верить, что Корфу и вправду просперовский остров, я принялся искать тому доказательства.
– И нашли?
– Ну, не то чтобы «доказательства». Это слишком сильное слово. Но когда начинаешь вглядываться, находишь всевозможные заманчивые параллели. Начните с простейшего, с описаний природы острова, если вы можете его припомнить.
– По-моему, припоминаю, причем неплохо. Если не ошибаюсь, в этой пьесе ведь дано куда более детальное описание декораций, чем обычно встречаешь у Шекспира, да?
– Я бы сказал, более детальное, чем где-либо, кроме «Венеры и Адониса». Причем описание, которое можно вылущить из пьесы, вполне подходит к этому острову. Сосны, пашни, плодородие – не так-то много из средиземноморских островов по-настоящему плодородны, знаете ли, – пляжи и пещеры, лаймовые рощи около пещеры Просперо... – Он протянул руку, указывая на группку зелено-золотых деревьев, растущих на южном мысу бок о бок с соснами. – Вон, весь утес у виллы Мэннинга порос лаймом, а остров изъеден пещерами, точно соты. Можете возразить, что все это найдется на любом острове, но вот одного там нет – соляных копей, о которых говорит Калибан, помните?
– А здесь есть?
– Да, под Кориссиа, на юге. Они существуют там уже много веков.
– А как насчет земляных орехов и лещины? Они тут растут?
– Лещина несомненно, и земляные орехи тоже, если он подразумевает английский сорт. А если он имеет в виду трюфели – а я в этом почти уверен, – то да, и они тоже.
– А мартышки? – спросила я неуверенно, словно задав вопрос сомнительного вкуса.
Сэр Джулиан отмел мартышек в сторону.
– Мимолетная забывчивость. Перепутал с Бермудами. Без сомнения, Ариэль много рассказывал о своих странствиях, и бедное чудище запуталось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87