Гален схватил его, усадил себе на плечо и вернулся к остальным археологам.
Воскресение Кусаки несколько поспособствовало восстановлению хорошего настроения, как правило, присущего археологам, но все равно в лагере этим вечером царило уныние. Хотя всем членам отряда, кроме Галена, уже случалось становиться свидетелями того, как люди гибнут на соли, никто из них еще не принимал участия в экспедиции, в ходе которой погибли бы сразу двое. Конечно, все знали, что работа у археологов — не сахар, но этот двойной удар основательно встряхнул и видавших виды мужчин. Тем более что им удалось спасти все находки. Все было аккуратно разложено в заплечные мешки, и археологи понимали, что столь богатой добычи у них еще никогда не было. Правда, для Галена это было слабым утешением. Мысль о возможном обогащении была для него далеко не главной в его решении присоединиться к археологам, а выпавший на долю юноши кошмар слишком потряс его, чтобы предвкушать блага, связанные с доходами от добытых столь дорогой ценой находок. Перед его мысленным взором постоянно прокручивалась одна и та же последовательность роковых событий, он ломал голову, пытаясь понять, почему все произошло именно так. Причитающуюся ему порцию хлеба он съел, даже не почувствовав вкуса.
— Почему же все обрушилось? — не обращаясь ни к кому в отдельности, произнес он. — Сперва лестница, потом крыша. И почему именно сейчас, если уж они сумели простоять так долго?
— Последнее солетрясение, должно быть, расшатало несущие конструкции, — трезвым голосом пояснил Пейтон. — А когда мы расчистили соль, изменилась нагрузка на стены. Никто ведь не знает, какие перегрузки довелось выдержать этому зданию.
— А если бы… — начал Гален.
— Только не вини себя, — перебил его Милнер. — Ты ничего не мог сделать.
— Дрейн повел себя по-идиотски, — продолжил разговор Пейтон. — Если бы он ухватился за веревку или дал тебе вытащить себя раньше, он был бы в безопасности. Разыгравшееся воображение и жадность — вот что его погубило.
— Ты думаешь, и колокол — плод его воображения? — нахмурился Гален.
— Я думаю, что он принял желаемое за действительное, — ответил многоопытный археолог. — Если там, внизу, и был колокол, то наверняка медный. В таком освещении и спутать нетрудно.
— Какой дурак стал бы отливать колокол из золота, — брюзгливо пробормотал Фланк.
— Дрейн всегда был жадным, — напомнил Пейтон. Деловитый тон, которым это было сказано, свидетельствовал о том, что он не осуждает покойного, а всего лишь отдает ему должное. — Всего этого ему показалось мало.
Он кивнул на мешки с добычей.
— Что ж, тем больше достанется нам, — поддакнул Милнер.
Гален нашел это замечание отвратительным и не смог, должно быть, скрыть этого, чем и вызвал следующую реплику Пейтона:
— Такова уж наша жизнь, новичок. — Голос его звучал бесстрастно или, может быть, даже с известной нежностью. — Если тебе это не по душе, никто тебя не неволит оставаться одним из нас. Когда мы выйдем на твердую землю, мы уж справим по ним поминки, будь уверен.
Галену нечего было возразить. Он огляделся по сторонам, увидел мрачные лица археологов, поневоле подумал о том, что за испытания уже успели выпасть на долю каждого из них. «Да и кто я такой, чтобы судить их, — подумал он. — Если хотя бы половина рассказанных ими историй правдива…»
— Давайте-ка рассортируем наши находки, — предложил Холмс. — Все равно завтра каждому придется нести собственную долю на себе.
Пейтон кивнул в знак согласия, и содержимое двух мешков высыпали прямо на соль. Пять пар глаз испытующе уставились на добычу, хотя мысли Галена были далеки от причитающейся ему доли. Лишь увидев камень с письменами, он почувствовал нечто вроде испытанного им раньше волнения. Вот первое подлинное доказательство того, что его собственные поиски оказались не совсем бесплодными. Драматические события заставили его позабыть об этой находке, равно как и о росписях по мрамору на стене в башне. «Я должен запомнить все те картинки, — подумал он, еще раз мысленно перечисляя и уточняя свои воспоминания. — А камень я доставлю Клюни. Возможно, приставив один к другому, он сумеет расшифровать написанное».
Пейтон, которому принадлежало право первого выбора, остановился, как можно было догадаться заранее, на драгоценном браслете. Никто и не вздумал бы оспаривать у вожака это право. Однако сказанное им изрядно удивило остальных археологов.
— Доход от этой штуки я разделю на всех, — заявил он, поднеся браслет к фонарю таким образом, что золото и драгоценные камни засверкали всеми цветами радуги. — Этого слишком много мне одному.
В ответ на проявленную щедрость археологи, каждый на свой лад, довольно ухмыльнулись. Неожиданный жест вожака явно обрадовал их, и Гален лишний раз подумал о том, что люди не зря безоговорочно доверяют Пейтону и идут за ним.
Милнер и Холмс взяли себе остальные драгоценные камни в золотой оправе. Фланк, несколько поразмыслив, выбрал массивную серебряную цепочку, предпочтя ее мелкой золотой безделушке. Теперь все выжидающе посмотрели на Галена, но он сделал свой выбор заранее и теперь, не раздумывая, взял мраморный диск с письменами. Все, кроме Пейтона, от души посмеялись над ним.
— Немного же ты за эту штуку выручишь! — воскликнул Милнер.
— Возьми себе что-нибудь еще, — сказал Пейтон, пристально посмотрев на Галена. — А камень от тебя все равно никуда не денется.
— Мне нужен именно камень, ясно? — рассердившись, рявкнул Гален.
Чувства переполняли его — и он слишком поздно понял, что совершает ошибку. Никто и не вздумал бы брать его камень — если бы кто-нибудь вообще на него позарился, — а сейчас он сам, проявив столь сильный интерес, привлек всеобщее внимание к своей находке.
Пейтон, согласившись, пожал плечами:
— Как хочешь. Это ведь твой черед.
— Вот уж не думал, что ты охоч до древних диковин, — усмехнулся Холмс.
Гален, чтобы не проговориться, промолчал.
— И книгу тоже бери, — предложил Пейтон. — Если это тебя, конечно, интересует.
Гален молча принял и книгу.
Раздел добычи продолжался до тех пор, пока археологи не разобрали все находки. Закончив, все убрали в сторонку свои трофеи и начали готовиться ко сну.
— А как быть с вещами Дрейна? — спросил Гален.
— Бери что хочешь, — ответил Пейтон. — На тебя он бы не обиделся. А остальное мы наутро зароем в соль.
После распределения ночных дежурств Гален немедленно прошел к себе в палатку. Лежа во тьме поверх одеяла, он ощупывал пальцами буквы, высеченные на мраморе, надеясь, что на него снизойдет озарение, но буквы оставались столь же бессмысленными, как и раньше. Да и от книги не было никакого проку — ему даже не удалось раскрыть ее.
В палатке, которую Гален раньше делил с Дрейном, он остался теперь один.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
Воскресение Кусаки несколько поспособствовало восстановлению хорошего настроения, как правило, присущего археологам, но все равно в лагере этим вечером царило уныние. Хотя всем членам отряда, кроме Галена, уже случалось становиться свидетелями того, как люди гибнут на соли, никто из них еще не принимал участия в экспедиции, в ходе которой погибли бы сразу двое. Конечно, все знали, что работа у археологов — не сахар, но этот двойной удар основательно встряхнул и видавших виды мужчин. Тем более что им удалось спасти все находки. Все было аккуратно разложено в заплечные мешки, и археологи понимали, что столь богатой добычи у них еще никогда не было. Правда, для Галена это было слабым утешением. Мысль о возможном обогащении была для него далеко не главной в его решении присоединиться к археологам, а выпавший на долю юноши кошмар слишком потряс его, чтобы предвкушать блага, связанные с доходами от добытых столь дорогой ценой находок. Перед его мысленным взором постоянно прокручивалась одна и та же последовательность роковых событий, он ломал голову, пытаясь понять, почему все произошло именно так. Причитающуюся ему порцию хлеба он съел, даже не почувствовав вкуса.
— Почему же все обрушилось? — не обращаясь ни к кому в отдельности, произнес он. — Сперва лестница, потом крыша. И почему именно сейчас, если уж они сумели простоять так долго?
— Последнее солетрясение, должно быть, расшатало несущие конструкции, — трезвым голосом пояснил Пейтон. — А когда мы расчистили соль, изменилась нагрузка на стены. Никто ведь не знает, какие перегрузки довелось выдержать этому зданию.
— А если бы… — начал Гален.
— Только не вини себя, — перебил его Милнер. — Ты ничего не мог сделать.
— Дрейн повел себя по-идиотски, — продолжил разговор Пейтон. — Если бы он ухватился за веревку или дал тебе вытащить себя раньше, он был бы в безопасности. Разыгравшееся воображение и жадность — вот что его погубило.
— Ты думаешь, и колокол — плод его воображения? — нахмурился Гален.
— Я думаю, что он принял желаемое за действительное, — ответил многоопытный археолог. — Если там, внизу, и был колокол, то наверняка медный. В таком освещении и спутать нетрудно.
— Какой дурак стал бы отливать колокол из золота, — брюзгливо пробормотал Фланк.
— Дрейн всегда был жадным, — напомнил Пейтон. Деловитый тон, которым это было сказано, свидетельствовал о том, что он не осуждает покойного, а всего лишь отдает ему должное. — Всего этого ему показалось мало.
Он кивнул на мешки с добычей.
— Что ж, тем больше достанется нам, — поддакнул Милнер.
Гален нашел это замечание отвратительным и не смог, должно быть, скрыть этого, чем и вызвал следующую реплику Пейтона:
— Такова уж наша жизнь, новичок. — Голос его звучал бесстрастно или, может быть, даже с известной нежностью. — Если тебе это не по душе, никто тебя не неволит оставаться одним из нас. Когда мы выйдем на твердую землю, мы уж справим по ним поминки, будь уверен.
Галену нечего было возразить. Он огляделся по сторонам, увидел мрачные лица археологов, поневоле подумал о том, что за испытания уже успели выпасть на долю каждого из них. «Да и кто я такой, чтобы судить их, — подумал он. — Если хотя бы половина рассказанных ими историй правдива…»
— Давайте-ка рассортируем наши находки, — предложил Холмс. — Все равно завтра каждому придется нести собственную долю на себе.
Пейтон кивнул в знак согласия, и содержимое двух мешков высыпали прямо на соль. Пять пар глаз испытующе уставились на добычу, хотя мысли Галена были далеки от причитающейся ему доли. Лишь увидев камень с письменами, он почувствовал нечто вроде испытанного им раньше волнения. Вот первое подлинное доказательство того, что его собственные поиски оказались не совсем бесплодными. Драматические события заставили его позабыть об этой находке, равно как и о росписях по мрамору на стене в башне. «Я должен запомнить все те картинки, — подумал он, еще раз мысленно перечисляя и уточняя свои воспоминания. — А камень я доставлю Клюни. Возможно, приставив один к другому, он сумеет расшифровать написанное».
Пейтон, которому принадлежало право первого выбора, остановился, как можно было догадаться заранее, на драгоценном браслете. Никто и не вздумал бы оспаривать у вожака это право. Однако сказанное им изрядно удивило остальных археологов.
— Доход от этой штуки я разделю на всех, — заявил он, поднеся браслет к фонарю таким образом, что золото и драгоценные камни засверкали всеми цветами радуги. — Этого слишком много мне одному.
В ответ на проявленную щедрость археологи, каждый на свой лад, довольно ухмыльнулись. Неожиданный жест вожака явно обрадовал их, и Гален лишний раз подумал о том, что люди не зря безоговорочно доверяют Пейтону и идут за ним.
Милнер и Холмс взяли себе остальные драгоценные камни в золотой оправе. Фланк, несколько поразмыслив, выбрал массивную серебряную цепочку, предпочтя ее мелкой золотой безделушке. Теперь все выжидающе посмотрели на Галена, но он сделал свой выбор заранее и теперь, не раздумывая, взял мраморный диск с письменами. Все, кроме Пейтона, от души посмеялись над ним.
— Немного же ты за эту штуку выручишь! — воскликнул Милнер.
— Возьми себе что-нибудь еще, — сказал Пейтон, пристально посмотрев на Галена. — А камень от тебя все равно никуда не денется.
— Мне нужен именно камень, ясно? — рассердившись, рявкнул Гален.
Чувства переполняли его — и он слишком поздно понял, что совершает ошибку. Никто и не вздумал бы брать его камень — если бы кто-нибудь вообще на него позарился, — а сейчас он сам, проявив столь сильный интерес, привлек всеобщее внимание к своей находке.
Пейтон, согласившись, пожал плечами:
— Как хочешь. Это ведь твой черед.
— Вот уж не думал, что ты охоч до древних диковин, — усмехнулся Холмс.
Гален, чтобы не проговориться, промолчал.
— И книгу тоже бери, — предложил Пейтон. — Если это тебя, конечно, интересует.
Гален молча принял и книгу.
Раздел добычи продолжался до тех пор, пока археологи не разобрали все находки. Закончив, все убрали в сторонку свои трофеи и начали готовиться ко сну.
— А как быть с вещами Дрейна? — спросил Гален.
— Бери что хочешь, — ответил Пейтон. — На тебя он бы не обиделся. А остальное мы наутро зароем в соль.
После распределения ночных дежурств Гален немедленно прошел к себе в палатку. Лежа во тьме поверх одеяла, он ощупывал пальцами буквы, высеченные на мраморе, надеясь, что на него снизойдет озарение, но буквы оставались столь же бессмысленными, как и раньше. Да и от книги не было никакого проку — ему даже не удалось раскрыть ее.
В палатке, которую Гален раньше делил с Дрейном, он остался теперь один.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114