ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Жаль было возниц:
Одина велела им возвращаться долгим кружным путем вдоль берега реки, и
бедняги выбились из сил. Ей, похоже, совершенно не было дела до того,
устали они или нет.
Она частенько на них покрикивала, чтобы пошевеливались. Найл понял,
что это не из жестокости - до нее просто не доходило, не могло доходить,
что это тоже люди, совсем как она. Вот что сбивало с толку больше всего.
Несмотря на внешнюю доброжелательность, даже благодушие, она вместе с тем
напрочь была лишена человечности.
Ватага рабов тянула через площадь подводу, нагруженную землей,
несколько человек подталкивали ее сзади.
Возле подножия башни рабов было больше - они засыпали воронку. Среди
общего скопища выделялись люди, рост и сложение которых указывали на
принадлежность скорее к слугам, чем к рабам.
- Почему эти люди работают вместе с рабами?
- В наказание. Непослушных и ленивых слуг могут осудить на рабство,-
ответила Одина и, улыбнувшись, добавила: - Это едва ли не лучший способ
поддержать порядок. Они умереть готовы, лишь бы не угодить в рабы.
- Получается, их могут и съесть? - рассудил Вайг.
- Разумеется. Их лишают всех привилегий.
- А что имеется в виду под непослушанием? Одина пожала плечами:
- Пререкания со служительницей... Даже нерасторопность на подъеме...
Теперь понятно, почему Массиг так метался нынче утром.
Две служительницы в черных одеждах охраняли главный вход во дворец
Каззака. За ними в проеме открытой двери виднелся силуэт смертоносца.
Найл обмер. К счастью, возницы вильнули в боковую улицу и подвели
повозку к заднему ходу, ведущему во внутренний дворик. Там блаженствовали
под солнцем двое бойцовых пауков, а возле входа в здание стояли еще две
служительницы.
Выйдя из повозки, Одина почтительно склонилась перед пауками, затем
подошла к женщинам и поприветствовала их, а затем сказала:
- Я доставила дикарей обратно к управителю Каззаку.
Женщины презрительно покосились на двоих братьев.
- Я пойду доложу управителю. Оставь их здесь,- отозвалась одна из них.
Одина, отсалютовав, залезла обратно в повозку и крикнула колесничим,
чтоб трогались. Отъезжая, она даже не обернулась.
Десять минут "дикари" молча томились под пустым, как бы незрячим
взором служительницы, которая их решительно не замечала, будто их здесь и
не было вовсе.
Непроизвольно взглянув не нее, Найл сам не заметил, что настроился на
ее сознание. Мысли женщины заставили юношу вспыхнуть горьким гневом.
Служительнице дикари казались какими-то убогими, презренными людишками,
мало чем отличающимися от животных, и она была почему-то уверена, что от
них дурно пахнет. Но больше всех она презирала Сайрис - тощую и, на ее
взгляд, совершенно не женственную. Найл на секунду недовольно взглянул на
мать глазами этой женщины, и ему почудилось, что Сайрис, не сходя с места,
превратилась в жуткую образину.
Где-то в недрах здания гулко хлопнула дверь, и женский голос выкрикнул
приказание. Стражница отсутствовала уже минут десять. Ее напарница все так
же смотрела прямо перед собой. Чтобы не так донимала неприязнь, она
отвернулась от дикарей.
Двери отворились.
- За мной,- бросила появившаяся на пороге стражница.
И войти не успели, как Найл уже ощутил нависшую в этих стенах глухую,
осязаемую, плотную пелену враждебности. Вот уж чего он не ожидал, так это
того, что здесь будет полно смертоносцев, причем их было столько, что
трудно и пройти, не задев. Пришлось собрать все мужество, чтобы не
попятиться и не броситься в ужасе прочь.
Восьмилапые из тех, что ближе, смотрели на юношу столь злобно, что
казалось, еще секунда, и вгонят клыки в беззащитную плоть. Поддавшись на
какой-то миг слепому страху, Найл решил, что это конец, и непроизвольно
напрягся, собираясь дать отпор. Однако, оказывается, непроницаемо черные
глаза просто следили, как он идет следом за стражницей.
Существа воспринимали Найла даже с некоторой опаской и гадливостью,
словно он сам был каким-нибудь отвратительным ядовитым насекомым.
Какая-то часть сущности Найла - немая, отстраненная - подмечала, что
густой поток враждебных волевых импульсов рождает ощущение холода, словно
ледяной ветер обдает. Вот он начал подниматься по лестнице, и мертвенный
этот холод ударил в спину, но стоило повернуть за угол, как все прошло.
Пристальные паучьи взоры, несомненно, несли в себе некую отрицательную
энергию.
Миновали коридор, ведущий в покои Каззака, но почему-то не завернули в
него, а продолжали подниматься.
Выше четвертого этажа лестница заметно сужалась. Юноша понял, что
ведут их на самый верх здания. В конце каждого коридора стояли на страже
бойцовые пауки, хотя эта часть здания была, в сущности, безлюдной и,
кстати, довольно запущенной. Стены все сплошь в грязно-зеленых потеках,
кусками валяется штукатурка, обнажая дранку.
Свернули в скудно освещенный коридор, деревянный пол которого скрипел
и зловеще прогибался под ногами. Открыв дверь в тесную каморку, стражница
повернулась к Сайрис:
- Останешься здесь. Когда понадобится, позовут.
Комната была пустой, если не считать лежака да деревянного табурета.
- Спасибо,- произнесла Сайрис, едва шевеля побелевшими губами.
Она вошла внутрь, и стражница, громыхнув дверью, вогнала на место
засов.
Через две двери отыскалась комнатушка и для Вайга. Женщина молча
указала: входи.
Найла отвели в самый конец коридора. Дверь была уже открыта. Стражница
жестом велела заходить.
- Мы узники? - спросил юноша.
- Рот будешь раскрывать, только когда о чем-то спросят.
Она отступила в сторону, словно боясь, что осквернит себя,
прикоснувшись к грязному дикарю. Дверь гулко захлопнулась, лязгнул засов.
Слышно было, как женщина удаляется, поскрипывая половицами.
В комнате царил полумрак, и прошло некоторое время, прежде чем Найл
сумел разглядеть, что единственное ее убранство составляют несколько
подушек, разбросанных по полу.
Пахло застоявшейся пылью и сыростью. Свет проникал через высоко
расположенное окно, заросшее грязью.
Нагнувшись, Найл подобрал подушку.
Она оказалась подмокшей и покрытой плесенью. Юношей вдруг овладело
необоримое желание рухнуть на пол и разрыдаться. С того самого момента, как
он наткнулся на разбухший труп отца, его душу сжимало безутешное горе.
Теперь оно рвалось наружу - властно, яростно, неудержимо, однако
гордость и достоинство заставляли Найла держать себя в руках, не давая
расслабиться и сдаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34