Беззвучно тротуар повез нас дальше, как вдруг Пеп вздрогнул и потянул меня за руку, указывая на статую перед нами. Более чем величественная, в ослепительном серебряном сиянии бокового утреннего солнца, она, наверно, уходила на сотню футов вверх. Прикрывая ладонью глаза и щурясь на солнце, я рассматривал памятник.
Это был мой отец. В том самом пиджаке, который носил его голографический двойник, который обучал нас в рубке. Серебряный гигант размахивал той же самой курительной трубкой, какой чертила в воздухе голограмма, читая лекцию. Мне подумалось, что трубки теперь — не более чем магическая символика. Дефорт не сохранил семян табака.
Люди, что стояли ближе к статуе, пали ниц, прижимая к губам лунные талисманы. Подняв глаза, они на одном дыхании проговаривали молитвы и поднимались на ноги. А мы тем временем двигались к другой монументальной фигуре, которая оказалась выше моего отца. Это был сам Пеп, в летном жакете, в котором прибыл на Луну его физический отец. Гигантская рука статуи была возведена в небо, будто манила нас к шпилю и серпу. Когда мы сравнялись со статуей, люди устремились к ней, преклоняя колени и целуя свои медальоны, читали молитвы.
— Ему и не снилось, — возведя глаза в небо, Пеп благоговейно покачал головой, — что когда-нибудь он станет богом.
Следующая статуя оказалась Таней; еще выше, роскошная в своем залитом солнечным сиянием лабораторном жакете, с огромной пробиркой в руке. Потом — Арни, размахивающий своим молотом геолога-разведчика. И наконец Диана — самая высокая, с серебряной книгой в руке.
Я услышал, как настоящая Диана громко перевела дух, когда прочла заголовок, врезанный в металл:
ЭМИЛИ ДИКИНСОН
ПОЭМЫ
У самой иглы и месяца тротуар заканчивался огромным кругом, уставленным гигантскими серебряными колоннами. Движение замедлялось в этом месте, и все мы оказались близко друг к другу. Раздался единственный оглушительный удар колокола, и люди замерли, устремив взгляды на балкон, расположенный высоко на передней части шпиля. Там появилась кажущаяся крохотной человеческая фигурка в ярком серебряном одеянии, которая возвела руки высоко в небо. Колокол зазвонил снова, и эхо прокатилось по колоннам. Зазвучал голос человека на башне, заглушающий звон колокола. Верующие вторили ему медленным и торжественным псалмом. Человек заговорил вновь, и Пеп схватил меня за руку.
— Английский! — прошептал он. — Странный акцент, но это точно английский.
Говорящий остановился, все еще не опуская возведенных к небу рук. Колокол прозвонил, и его низкие раскаты замерли в тишине. Люди вокруг пали на колени, обратив лица к полумесяцу, мы последовали их примеру — все, кроме Арни. Величавой поступью он вышел вперед, подняв рупор.
— Слушайте! — прогорланил он. — Слушайте же!
Люди вокруг протестующе зашикали, но он быстрыми шагами направился к башне.
— Мы ваши боги! — Он помедлил, дожидаясь, пока его голос облетит колонны. — Мы живем на Луне. Мы вернулись с дарами…
Какая-то высокая женщина в серебряной робе поднялась с колен и закричала на него, размахивая серебряной палочкой. Он повернулся и указал на нас.
— Взгляните на нас! — прокричал он. — Вы должны знать, кто мы.
Женщина направила на Арни свою палочку. Голос его сорвался. Глотая ртом воздух, он выронил рупор и повалился на тротуар. Женщина взмахнула палочкой в нашу сторону. Диана поднялась, помахивая книгой и декламируя стихотворение Дикинсон:
Весть я миру пришлю, что так дремлет далеко,
О простых письменах, что природа дала.
И за нежность мою не судите вы строго,
Что природе великой сполна отдана.
Я с трудом припоминаю отчаяние в ее дрожащем голосе, едва сдерживаемое возмущение на лице женщины. Она смела каждого из нас своей палочкой. Туманная дымка охладила лицо и обожгла щеки. Казалось, тротуар покачнулся, и я, по всей видимости, упал.
10
Долго еще мне казалось, что я нахожусь на Луне, на станции Тихо, в постели нашего маленького лазарета. Надо мной стоял робот, так же терпеливо и неподвижно, как наши старые добрые Робо. Мягко жужжал вентилятор. Воздух был теплым со странным свежим ароматом. Я ощущал некоторый шаткий комфорт, пока пощипывание на лице не вернуло мне память: проспект с гигантскими серебряными статуями, строгое лицо женщины в серебристой робе, ледяной туман, источаемый ее серебряной палочкой.
Окончательно я очнулся от ужаса. Попытался встать с постели, но обнаружил, что совсем обессилел. Робот склонил линзы, нагнулся ко мне, пощупал запястье, проверяя пульс. Тогда я понял, что он другой: его гладкое пластиковое туловище было бледно-голубым, как и стены. Хотя формой он почти не отличался от роботов на Луне.
От земной гравитации кружилась голова. Робот помог мне опуститься в постель и, казалось, слушал, что я говорил ему, но когда он стал отвечать, я ровным счетом ничего не понял. Когда я снова попытался встать, он помог мне сесть в кресло и покинул комнату, чтобы привести врача-человека — худого темноволосого мужчину, на аккуратном белом халате которого красовался серебряный полумесяц. Доктор быстро и со знанием дела послушал сердце, пощупал живот, покачал головой в ответ на мои попытки заговорить с ним и повернулся к двери, собравшись уходить.
— А что с моими друзьями, — прокричал я ему вслед, — где они?
Доктор пожал плечами и вышел. Робот стоял и наблюдал за происходящим. Когда я смог встать, он взял меня за руку и проводил наружу, в круглый сад, окаймленный круглым зданием. Линзы-глаза робота неотрывно следовали за мной, когда я прогуливался по посыпанным гравием дорожкам меж странных растений, наполнявших воздух незнакомыми ароматами. Мне думалось, что за другими дверьми могут скрываться мои друзья, но когда я попытался постучать, робот схватил меня за руку. Когда же я проявил настойчивость, он достал маленькую серебряную палочку, пристегнутую к его поясу, и тихо пригласил меня вернуться в свою комнату.
Вот под такой охраной я и находился, но для заключенного со мной довольно хорошо обращались. Мои слова ничего для робота не значили, но он кивал, когда я потирал губы и живот, и приносил поднос с едой: фрукты, которых мы никогда не видели на Луне, тарелку хрустящих коричневых кексов с запахом ореха, бокал очень хорошего вина. Ел я с неизвестно откуда взявшимся аппетитом.
По большей части робот был молчалив, но время от времени его прорывало на разговоры. Очевидно, он хотел многое узнать. Как и я. Меня переполняли отчаянные вопросы об этих отдаленных потомках и их планах касательно нас. Казалось, робот слушал меня безучастно, но затем покинул комнату, заперев дверь на ключ и не оставив и намека на ответы.
Преследуемый нашими колоссальными изображениями, стоящими посреди города, той ночью я спал плохо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96