Даже в сравнении с порослью на окраине леса наш космолет казался детской игрушкой. Я все шел вперед, и казалось, что деревья уходят в самую бесконечность неба. Удивляло, что почва чиста, и лишь однажды я наткнулся на опавший лист — рыжевато-медное полотно размером с одеяло, будто натянутое на раму воздушного змея.
Я пытался уловить хоть звук, который бы выдал присутствие Кейси, но вокруг стояла тишина, словно лес замер и с тревогой наблюдал за мной, ждал, и все вокруг дышало жизнью. А может, мне это только казалось. Я прокричал разок, и мой голос отозвался эхом, отражаясь от уходящих в небо стволов, порождая настолько слабые и призрачные звуки, что повторить попытку я не осмелился.
Я шел все дальше, как вдруг раздался приглушенный шлепок, и я обнаружил упавший к моим ногам плод. Я поднял его — ярко-розовый пузырь грушевидной формы, довольно увесистый. Он сминался в руке, будто наполненный жидкостью. Интересно, съедобен или ядовит, как те африканские колючки? Я взвесил его в руке, прикидывая свои шансы: нас забросило сюда навсегда, здесь предстоит провести остаток своих дней, а меж тем припасы в продовольственном отсеке подходят к концу. Придется рискнуть, к тому же необычный аромат плода пробудил во мне зверский аппетит.
Тонкий конец пузыря заканчивался чем-то вроде сосочка. Я сжал его, и на поверхности показались ароматные винно-красные капельки. Я сцедил их в ладонь и понюхал. Потекли слюнки. Лизнул немного. Солоноватый вкус, чуть приторный, а в общем, пойдет. Я пил из сосочка, пока пузырь не сделался совсем плоским.
Голод я утолил. Но тут же задался вопросом ботанического толка. В прежние времена плоды представляли собой семена, покрытые мякотью, которая приманивала передвигающиеся формы жизни. Те поедали их и распространяли таким образом. Но этот пузырь превратился в плоский мешочек, совершенно пустой. В чем же тогда состоит его биологическая функция?
Впереди лес казался еще более темным и странным. Массивные стволы цвета потемневшей от времени бронзы возвышались подобно колоннам непомерно большого храма. Ветви простирались на такой высоте, что мне приходилось запрокидывать голову, чтобы увидеть их. Частое сплетение ветвей закрывало солнечный свет, и я оказался в густом сумраке. Я прошел совсем немного, как вдруг ощутил, что вторгаюсь в некое священное место, куда мне не велено ступать.
Я развернулся и побрел на север вдоль кромки леса, стараясь не упускать из виду солнечный свет. Должно быть, я прошел километра два или три, когда вновь услышал какое-то пение. Казалось, голос исходит из самих вершин. Сначала впереди, очень далеко, потом все ближе, громче, и вот пение раздалось над самой головой. Переливчатая трель звучала так живо и энергично, что я невольно стал подстраивать шаг, повинуясь ее ритму.
Интересно, то, что издает эти звуки, знает о моем присутствии?
На мгновение мне показалось, что знает, но музыка не утихла и тогда, когда я остановился и замер на месте. Может, чудесное пение предназначено не мне, а Кейси? Внезапно, совершенно не находя тому разумного объяснения, я проникся уверенностью, что это действительно так. Я стоял и размышлял, пока мелодия не смолкла. На мгновение наступила полная тишина, и вдруг раздался пронзительный звук, будто какое-то создание вскрикнуло от боли. Потом он перешел в долгое стенание, которое, казалось, исходило отовсюду. Свет в вершинах деревьев померк, словно его заслонила внезапно упавшая тень, хотя облаков я не приметил.
На меня накатила волна необъяснимого ужаса, и я стал отступать к открытому пространству, беспокойно высматривая наш космолет. Он стоял там же, где я его и оставил, такой маленький и одинокий, издалека похожий на серебристую крошечную точку восклицательного знака, венчающего затихающую жалобу леса. Я как раз поднес к глазам бинокль, чтобы удостовериться, что корабль в целости и сохранности, как вдруг заметил еще один воздушный шар.
Яркий золотистый шарик, кажущийся издалека крошечным, дрейфовал над лесом по направлению к космолету. Вслед за ним шла темная волна, тень, которую отбрасывал определенно не он — уж слишком большая. Шар парил очень низко. Прикрепленная к нему гондола задевала верхушки деревьев, то цепляясь за ветви, то высвобождаясь из них. Жалобный стон перешел в настороженное молчание, будто все вокруг затаило дыхание, и сам лес напряженно замер.
Руки мои дрожали, и мне не сразу удалось поймать в фокус бинокля тот движущийся объект. Ладья зацепилась за расщепленную ветвь дерева, в которое когда-то угодила молния. Ветер вновь увлек гондолу за собой, но ткань, похоже, все-таки успела порваться и пропускала воздух. Сдувающийся шар быстро снижался. Сбоку лодочки отворилась дверца, и из нее выпрыгнуло какое-то существо.
Я крепко вцепился в бинокль и стал настраивать его на резкость. В облике летящего существа было что-то от человека и что-то неземное, но оно определенно было женского пола. Гладкая безволосая кожа почти того же золотистого оттенка, как и сам шар, трехпалые куриные лапки с темными острыми коготками и приятный глазу изгиб бедер, уходящий в золотистую копну паховых волос. Круглые золотистые груди оканчивались сосочками, напоминающими тот плод, из которого я пил.
На мгновение в фокус попало ее лицо — округлое и по-женски нежное, в обрамлении светлых золотистых волос. Ее глаза желтовато-зеленого оттенка были широко раскрыты от ужаса. Существо отчаянно хватало ртом воздух, будто кричало что-то, а я находился слишком далеко и не мог расслышать. Кувырком мчась к земле, бедняжка расправила крылья — яркие золотые паруса, прикрепляющиеся к рукам от плеча до локтя. Одно из них казалось поврежденным и беспомощно болталось. Она слишком поздно раскрыла их. Быстро снижаясь, странная самочка отчаянно забила крыльями, ударилась о землю, прошла, пошатываясь несколько шагов, запнулась и осела вниз золотым кульком, где и затихла недвижима. Повинуясь первому импульсу оказать помощь, когда она необходима, я рванулся к пострадавшей незнакомке, но тут же остановился, заметив выбегающего вслед за ней из леса Кейси.
Он опустился на колени подле нее. Пощупал запястье, склонил голову к ее груди, слушая биение сердца. Он говорил что-то — я видел, как шевелятся его губы, — и смертельный испуг на его лице сменился облегчением, когда златокрылая самочка приоткрыла глаза, поглядела на него и заулыбалась. Он долгое время сидел, склонившись над ней. Подносил ухо к ее губам, когда она что-то пыталась сказать, опустился на колени, чтобы осмотреть поврежденное крыло.
Она вздрогнула и опустилась на землю после неудачной попытки пошевелить одним из крыльев. Кейси взял ее на руки и поднял. Покрытые перьями руки обхватили его за шею, а золотые крылья укутали их обоих.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Я пытался уловить хоть звук, который бы выдал присутствие Кейси, но вокруг стояла тишина, словно лес замер и с тревогой наблюдал за мной, ждал, и все вокруг дышало жизнью. А может, мне это только казалось. Я прокричал разок, и мой голос отозвался эхом, отражаясь от уходящих в небо стволов, порождая настолько слабые и призрачные звуки, что повторить попытку я не осмелился.
Я шел все дальше, как вдруг раздался приглушенный шлепок, и я обнаружил упавший к моим ногам плод. Я поднял его — ярко-розовый пузырь грушевидной формы, довольно увесистый. Он сминался в руке, будто наполненный жидкостью. Интересно, съедобен или ядовит, как те африканские колючки? Я взвесил его в руке, прикидывая свои шансы: нас забросило сюда навсегда, здесь предстоит провести остаток своих дней, а меж тем припасы в продовольственном отсеке подходят к концу. Придется рискнуть, к тому же необычный аромат плода пробудил во мне зверский аппетит.
Тонкий конец пузыря заканчивался чем-то вроде сосочка. Я сжал его, и на поверхности показались ароматные винно-красные капельки. Я сцедил их в ладонь и понюхал. Потекли слюнки. Лизнул немного. Солоноватый вкус, чуть приторный, а в общем, пойдет. Я пил из сосочка, пока пузырь не сделался совсем плоским.
Голод я утолил. Но тут же задался вопросом ботанического толка. В прежние времена плоды представляли собой семена, покрытые мякотью, которая приманивала передвигающиеся формы жизни. Те поедали их и распространяли таким образом. Но этот пузырь превратился в плоский мешочек, совершенно пустой. В чем же тогда состоит его биологическая функция?
Впереди лес казался еще более темным и странным. Массивные стволы цвета потемневшей от времени бронзы возвышались подобно колоннам непомерно большого храма. Ветви простирались на такой высоте, что мне приходилось запрокидывать голову, чтобы увидеть их. Частое сплетение ветвей закрывало солнечный свет, и я оказался в густом сумраке. Я прошел совсем немного, как вдруг ощутил, что вторгаюсь в некое священное место, куда мне не велено ступать.
Я развернулся и побрел на север вдоль кромки леса, стараясь не упускать из виду солнечный свет. Должно быть, я прошел километра два или три, когда вновь услышал какое-то пение. Казалось, голос исходит из самих вершин. Сначала впереди, очень далеко, потом все ближе, громче, и вот пение раздалось над самой головой. Переливчатая трель звучала так живо и энергично, что я невольно стал подстраивать шаг, повинуясь ее ритму.
Интересно, то, что издает эти звуки, знает о моем присутствии?
На мгновение мне показалось, что знает, но музыка не утихла и тогда, когда я остановился и замер на месте. Может, чудесное пение предназначено не мне, а Кейси? Внезапно, совершенно не находя тому разумного объяснения, я проникся уверенностью, что это действительно так. Я стоял и размышлял, пока мелодия не смолкла. На мгновение наступила полная тишина, и вдруг раздался пронзительный звук, будто какое-то создание вскрикнуло от боли. Потом он перешел в долгое стенание, которое, казалось, исходило отовсюду. Свет в вершинах деревьев померк, словно его заслонила внезапно упавшая тень, хотя облаков я не приметил.
На меня накатила волна необъяснимого ужаса, и я стал отступать к открытому пространству, беспокойно высматривая наш космолет. Он стоял там же, где я его и оставил, такой маленький и одинокий, издалека похожий на серебристую крошечную точку восклицательного знака, венчающего затихающую жалобу леса. Я как раз поднес к глазам бинокль, чтобы удостовериться, что корабль в целости и сохранности, как вдруг заметил еще один воздушный шар.
Яркий золотистый шарик, кажущийся издалека крошечным, дрейфовал над лесом по направлению к космолету. Вслед за ним шла темная волна, тень, которую отбрасывал определенно не он — уж слишком большая. Шар парил очень низко. Прикрепленная к нему гондола задевала верхушки деревьев, то цепляясь за ветви, то высвобождаясь из них. Жалобный стон перешел в настороженное молчание, будто все вокруг затаило дыхание, и сам лес напряженно замер.
Руки мои дрожали, и мне не сразу удалось поймать в фокус бинокля тот движущийся объект. Ладья зацепилась за расщепленную ветвь дерева, в которое когда-то угодила молния. Ветер вновь увлек гондолу за собой, но ткань, похоже, все-таки успела порваться и пропускала воздух. Сдувающийся шар быстро снижался. Сбоку лодочки отворилась дверца, и из нее выпрыгнуло какое-то существо.
Я крепко вцепился в бинокль и стал настраивать его на резкость. В облике летящего существа было что-то от человека и что-то неземное, но оно определенно было женского пола. Гладкая безволосая кожа почти того же золотистого оттенка, как и сам шар, трехпалые куриные лапки с темными острыми коготками и приятный глазу изгиб бедер, уходящий в золотистую копну паховых волос. Круглые золотистые груди оканчивались сосочками, напоминающими тот плод, из которого я пил.
На мгновение в фокус попало ее лицо — округлое и по-женски нежное, в обрамлении светлых золотистых волос. Ее глаза желтовато-зеленого оттенка были широко раскрыты от ужаса. Существо отчаянно хватало ртом воздух, будто кричало что-то, а я находился слишком далеко и не мог расслышать. Кувырком мчась к земле, бедняжка расправила крылья — яркие золотые паруса, прикрепляющиеся к рукам от плеча до локтя. Одно из них казалось поврежденным и беспомощно болталось. Она слишком поздно раскрыла их. Быстро снижаясь, странная самочка отчаянно забила крыльями, ударилась о землю, прошла, пошатываясь несколько шагов, запнулась и осела вниз золотым кульком, где и затихла недвижима. Повинуясь первому импульсу оказать помощь, когда она необходима, я рванулся к пострадавшей незнакомке, но тут же остановился, заметив выбегающего вслед за ней из леса Кейси.
Он опустился на колени подле нее. Пощупал запястье, склонил голову к ее груди, слушая биение сердца. Он говорил что-то — я видел, как шевелятся его губы, — и смертельный испуг на его лице сменился облегчением, когда златокрылая самочка приоткрыла глаза, поглядела на него и заулыбалась. Он долгое время сидел, склонившись над ней. Подносил ухо к ее губам, когда она что-то пыталась сказать, опустился на колени, чтобы осмотреть поврежденное крыло.
Она вздрогнула и опустилась на землю после неудачной попытки пошевелить одним из крыльев. Кейси взял ее на руки и поднял. Покрытые перьями руки обхватили его за шею, а золотые крылья укутали их обоих.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96