.. Крисания поджала губы.
— Нет, Рейстлин, я не думаю, что это будет мудро с нашей стороны. Не надо ему ничего говорить. — Заметив неуверенный взгляд мага, она с горячностью продолжила:
— Карамон тут ничего не сможет поделать. Если кендер действительно серьезно болен, как ты сказал, я сумею его исцелить, но он будет испытывать слабость на протяжении еще нескольких дней. Для твоего брата это будет лишней причиной для беспокойства. Карамон планирует вскоре выступать. Мы же тем временем вылечим кендера и дадим ему возможность полностью восстановить силы.
Если он захочет, то сможет нагнать Карамона на марше, после того как поправится.
Великий маг снова вздохнул, выражая этим свое сомнение и беспокойство.
Затем он пожал плечами.
— Хорошо, Посвященная, — сказал Рейстлин. — В этих вопросах я буду рад положиться на тебя. Твоими устами говорит мудрость твоего бога. Не стоит сообщать Карамону, что кендер вернулся...
Он придвинулся к ней, и жрица, подняв на мага взгляд, перехватила странную улыбку, которая быстро скользнула по его губам. При виде ее Крисания почувствовала непонятный испуг и растерянность и отпрянула, но Рейстлин положил руки ей на плечи и притянул к себе вплотную, окутав мягкими складками своего бархатного плаща.
Крисания блаженно закрыла глаза и тут же забыла эту пугающую улыбку.
Прижимаясь к его горячему телу и прислушиваясь к быстрым ударам его сердца, она не хотела больше ни о чем ни думать, ни знать.
Рейстлин пробормотал коротенькое заклинание и превратил себя и жрицу в пустоту. Несколько мгновений их прозрачные тени еще дрожали в лунном свете, затем с легким хлопком исчезли и они.
* * *
— Ты держишь его здесь, в темнице? — спросила Крисания, вздрагивая от промозглой сырости и прохлады.
Ширак!
По приказу Рейстлина на конце его волшебного посоха засветился хрустальный шар, наполнивший комнату мягким мерцающим светом.
— Он лежит там, — сказал маг, указывая направление.
У стены стояла грубая деревянная кровать. Направляясь к ней, Крисания с упреком посмотрела на Рейстлина, но тот только покачал головой. Когда жрица опустилась на колени в изголовье кровати и положила руку на пылающий лоб кендера, Тассельхоф завопил не своим голосом и открыл глаза. Крисанию он не видел. Рейстлин, следовавший за жрицей, сделал притаившемуся в углу девару знак уйти. Когда он встал рядом с Крисанией, за его спиной раздался стук закрываемой двери.
— Как ты можешь держать его запертым в такой темноте? — возмутилась Крисания.
— А тебе никогда раньше не приходилось лечить больных чумой? — странным голосом спросил Рейстлин.
Вздрогнув, жрица подняла глаза, потом покраснела и потупилась. Рейстлин с горечью улыбнулся и сам ответил на собственный вопрос.
— Нет, конечно же, нет. Чума ни разу не заглядывала в Палантас. И никогда не поражала обеспеченных и богатых... — Он ничего не предпринимал, чтобы скрыть свое осуждение, и Крисания почувствовала, что щеки у нее горят так, словно это у нее жар. — Но к нам эта болезнь пришла, — продолжал Рейстлин. — Она пронеслась по самым бедным кварталам Гавани. Разумеется, никаких лекарей там не было, как не было никого, кто согласился бы остаться там и ухаживать за больными. Даже ближайшие родственники бросали своих больных и бежали из города.
Бедняга! Я делал все, что мог. Варил для них лекарства из трав. Если я не мог исцелить их, то по крайней мере облегчал их страдания. Моему учителю это не понравилось...
Рейстлин говорил совсем негромко, и Крисания поняла, что он совсем позабыл о ее присутствии.
— И это не понравилось Карамону. Он утверждал, что опасается за мое здоровье... ха!
Рейстлин рассмеялся тихо и горько.
— Он боялся за себя! Заразная болезнь способна напугать его сильнее, чем целая армия гоблинов. Но как я мог отвернуться от этих страдальцев? У них не было никого, кроме меня, и они умирали, всеми забытые, в одиночестве...
Крисания почувствовала, как глаза ей жгут подступившие слезы. Рейстлин не видел ее. Память унесла его в маленькие темные хижины в пропахших отбросами и нечистотами кварталах, сгрудившиеся на самой окраине города, словно они пытались спрятаться там от грозной опасности. В своих воспоминаниях он видел и самого себя, одетого в красную мантию, переходящего от одного смертного ложа к другому. Он заставлял их пить свои горькие лекарства и держал умиравших за руку в последние минуты жизни, облегчая их страдания и скрашивая одиночество. Он работал мрачно, с ожесточением, не ожидая для себя ни награды, ни даже простых слов благодарности, а его лицо — последнее человеческое лицо, которое видели в своей жизни многие и многие, — не выражало ни заботы, ни сострадания. И все же многим умирающим он помог обрести покой, ибо они видели рядом с собой человека, который способен был понять их страдания, человека, который сам денно и нощно сражался с непереносимой болью и глядел в лицо смерти, не страшась ее...
Да, он лечил чумных больных. Рейстлин пошел на это, потому что чувствовал: он должен сделать это, даже рискуя собственной жизнью... но почему должен?
Этого он и сам до сих пор не понял. Была какая-то причина, только теперь он уже совсем не помнил, в чем же тогда было дело...
— Как бы там ни было, — сказал маг, возвращаясь к реальности, — я открыл, что яркий свет влияет на зрение таких больных. Те, кого я все-таки вылечил, едва не ослепли, когда...
Его прервал отчаянный крик кендера, увидевшего мага у своей постели.
Бешено вращая глазами, Тас принялся умолять его:
— Пожалуйста, Рейстлин, не надо! Я пытаюсь вспомнить. Не отправляй меня обратно к Владычице Тьмы...
— Тише, Тас, — негромко сказала Крисания, удерживая кендера за плечи обеими руками, так как он, отодвигаясь от Рейстлина, буквально пытался вскарабкаться на стену. — Успокойся. Это я, Крисания. Ты помнишь меня? Я пришла тебе помочь.
Кендер перевел на нее свои пустые блестящие глаза и некоторое время тупо смотрел. Затем он внезапно всхлипнул и вцепился в ее одежды с удивительной силой.
— Не дай ему отправить меня назад в Бездну, госпожа Крисания! — взвыл он.
— Я не хочу, там так страшно! Мы все умрем, умрем, как бедный Гнимш. Великая Такхизис так и сказала мне!..
— Он бредит, бедняжка, — пробормотала Крисания, пытаясь отцепить пальцы кендера от рукава и заставить его лечь. — Что за странные фантазии? — спросила она у Рейстлина. — Так бывает у больных чумой?
— Да, — кивнул маг. Пристально глядя в глаза Тассельхофу, он опустился на колени у изголовья кровати. — Иногда лучше не спорить с ними, их это успокаивает. Тассельхоф...
Рейстлин положил руку на грудь кендеру, и тот, стараясь избежать прикосновения, упал на по душки, дрожа от страха.
— Я буду хорошим, Рейстлин, — прохныкал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
— Нет, Рейстлин, я не думаю, что это будет мудро с нашей стороны. Не надо ему ничего говорить. — Заметив неуверенный взгляд мага, она с горячностью продолжила:
— Карамон тут ничего не сможет поделать. Если кендер действительно серьезно болен, как ты сказал, я сумею его исцелить, но он будет испытывать слабость на протяжении еще нескольких дней. Для твоего брата это будет лишней причиной для беспокойства. Карамон планирует вскоре выступать. Мы же тем временем вылечим кендера и дадим ему возможность полностью восстановить силы.
Если он захочет, то сможет нагнать Карамона на марше, после того как поправится.
Великий маг снова вздохнул, выражая этим свое сомнение и беспокойство.
Затем он пожал плечами.
— Хорошо, Посвященная, — сказал Рейстлин. — В этих вопросах я буду рад положиться на тебя. Твоими устами говорит мудрость твоего бога. Не стоит сообщать Карамону, что кендер вернулся...
Он придвинулся к ней, и жрица, подняв на мага взгляд, перехватила странную улыбку, которая быстро скользнула по его губам. При виде ее Крисания почувствовала непонятный испуг и растерянность и отпрянула, но Рейстлин положил руки ей на плечи и притянул к себе вплотную, окутав мягкими складками своего бархатного плаща.
Крисания блаженно закрыла глаза и тут же забыла эту пугающую улыбку.
Прижимаясь к его горячему телу и прислушиваясь к быстрым ударам его сердца, она не хотела больше ни о чем ни думать, ни знать.
Рейстлин пробормотал коротенькое заклинание и превратил себя и жрицу в пустоту. Несколько мгновений их прозрачные тени еще дрожали в лунном свете, затем с легким хлопком исчезли и они.
* * *
— Ты держишь его здесь, в темнице? — спросила Крисания, вздрагивая от промозглой сырости и прохлады.
Ширак!
По приказу Рейстлина на конце его волшебного посоха засветился хрустальный шар, наполнивший комнату мягким мерцающим светом.
— Он лежит там, — сказал маг, указывая направление.
У стены стояла грубая деревянная кровать. Направляясь к ней, Крисания с упреком посмотрела на Рейстлина, но тот только покачал головой. Когда жрица опустилась на колени в изголовье кровати и положила руку на пылающий лоб кендера, Тассельхоф завопил не своим голосом и открыл глаза. Крисанию он не видел. Рейстлин, следовавший за жрицей, сделал притаившемуся в углу девару знак уйти. Когда он встал рядом с Крисанией, за его спиной раздался стук закрываемой двери.
— Как ты можешь держать его запертым в такой темноте? — возмутилась Крисания.
— А тебе никогда раньше не приходилось лечить больных чумой? — странным голосом спросил Рейстлин.
Вздрогнув, жрица подняла глаза, потом покраснела и потупилась. Рейстлин с горечью улыбнулся и сам ответил на собственный вопрос.
— Нет, конечно же, нет. Чума ни разу не заглядывала в Палантас. И никогда не поражала обеспеченных и богатых... — Он ничего не предпринимал, чтобы скрыть свое осуждение, и Крисания почувствовала, что щеки у нее горят так, словно это у нее жар. — Но к нам эта болезнь пришла, — продолжал Рейстлин. — Она пронеслась по самым бедным кварталам Гавани. Разумеется, никаких лекарей там не было, как не было никого, кто согласился бы остаться там и ухаживать за больными. Даже ближайшие родственники бросали своих больных и бежали из города.
Бедняга! Я делал все, что мог. Варил для них лекарства из трав. Если я не мог исцелить их, то по крайней мере облегчал их страдания. Моему учителю это не понравилось...
Рейстлин говорил совсем негромко, и Крисания поняла, что он совсем позабыл о ее присутствии.
— И это не понравилось Карамону. Он утверждал, что опасается за мое здоровье... ха!
Рейстлин рассмеялся тихо и горько.
— Он боялся за себя! Заразная болезнь способна напугать его сильнее, чем целая армия гоблинов. Но как я мог отвернуться от этих страдальцев? У них не было никого, кроме меня, и они умирали, всеми забытые, в одиночестве...
Крисания почувствовала, как глаза ей жгут подступившие слезы. Рейстлин не видел ее. Память унесла его в маленькие темные хижины в пропахших отбросами и нечистотами кварталах, сгрудившиеся на самой окраине города, словно они пытались спрятаться там от грозной опасности. В своих воспоминаниях он видел и самого себя, одетого в красную мантию, переходящего от одного смертного ложа к другому. Он заставлял их пить свои горькие лекарства и держал умиравших за руку в последние минуты жизни, облегчая их страдания и скрашивая одиночество. Он работал мрачно, с ожесточением, не ожидая для себя ни награды, ни даже простых слов благодарности, а его лицо — последнее человеческое лицо, которое видели в своей жизни многие и многие, — не выражало ни заботы, ни сострадания. И все же многим умирающим он помог обрести покой, ибо они видели рядом с собой человека, который способен был понять их страдания, человека, который сам денно и нощно сражался с непереносимой болью и глядел в лицо смерти, не страшась ее...
Да, он лечил чумных больных. Рейстлин пошел на это, потому что чувствовал: он должен сделать это, даже рискуя собственной жизнью... но почему должен?
Этого он и сам до сих пор не понял. Была какая-то причина, только теперь он уже совсем не помнил, в чем же тогда было дело...
— Как бы там ни было, — сказал маг, возвращаясь к реальности, — я открыл, что яркий свет влияет на зрение таких больных. Те, кого я все-таки вылечил, едва не ослепли, когда...
Его прервал отчаянный крик кендера, увидевшего мага у своей постели.
Бешено вращая глазами, Тас принялся умолять его:
— Пожалуйста, Рейстлин, не надо! Я пытаюсь вспомнить. Не отправляй меня обратно к Владычице Тьмы...
— Тише, Тас, — негромко сказала Крисания, удерживая кендера за плечи обеими руками, так как он, отодвигаясь от Рейстлина, буквально пытался вскарабкаться на стену. — Успокойся. Это я, Крисания. Ты помнишь меня? Я пришла тебе помочь.
Кендер перевел на нее свои пустые блестящие глаза и некоторое время тупо смотрел. Затем он внезапно всхлипнул и вцепился в ее одежды с удивительной силой.
— Не дай ему отправить меня назад в Бездну, госпожа Крисания! — взвыл он.
— Я не хочу, там так страшно! Мы все умрем, умрем, как бедный Гнимш. Великая Такхизис так и сказала мне!..
— Он бредит, бедняжка, — пробормотала Крисания, пытаясь отцепить пальцы кендера от рукава и заставить его лечь. — Что за странные фантазии? — спросила она у Рейстлина. — Так бывает у больных чумой?
— Да, — кивнул маг. Пристально глядя в глаза Тассельхофу, он опустился на колени у изголовья кровати. — Иногда лучше не спорить с ними, их это успокаивает. Тассельхоф...
Рейстлин положил руку на грудь кендеру, и тот, стараясь избежать прикосновения, упал на по душки, дрожа от страха.
— Я буду хорошим, Рейстлин, — прохныкал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126