– Что же будет завтра?
– Начнем рассеивать Пищу, засыплем ею весь мир.
– А если они согласятся принять наши условия?
– Наше условие – Пища. Гигантам и пигмеям не ужиться в мире и согласии.
Или мы, или они. Ни один отец не вправе сказать: пусть мой сын знает только тот свет, что светил мне, пусть ни в чем не смеет перерасти меня.
Согласны вы со мной, Братья?
В ответ послышался гул одобрения.
– Этого никто не вправе сказать не только будущим мужчинам, но и будущим женщинам, – донеслось из темноты. – Женщинам тем более не вправе: они будущие матери нового человечества…
– Но ведь в следующем поколении еще останутся большие и маленькие, сказал Редвуд-отец, глядя в лицо сыну.
– Во многих поколениях. И маленькие будут мешать большим, а большие теснить маленьких. Это неизбежно, отец.
– Значит, будет продолжаться борьба.
– Бесконечная борьба. Бесконечные раздоры. Такова жизнь. Великое и малое не могут найти общий язык. Но в каждом вновь родившемся человеке дремлет зерно величия, дремлет – и дожидается Пищи.
– Значит, я должен возвратиться к Кейтэрему и сказать ему…
– Ты останешься с нами, отец. На рассвете Кейтэрем узнает наш ответ.
– Он грозился пойти на вас войной…
– Да будет так, – сказал Редвуд-младший, и снова Братья ответили негромким согласием.
– Железо остывает! – крикнул кто-то.
Два кузнеца в углу мерно застучали молотами, и этот железный гром могучей мелодией поднялся над лагерем гигантов. Раскаленный металл светился еще ярче прежнего, и Редвуд-старший мог теперь лучше рассмотреть все вокруг. Овальный котлован был виден как на ладони, огромные орудия и машины насторожились, готовые к бою. Поодаль и выше стоял дом Коссаров.
Вокруг Редвуда молодые исполины, огромные и прекрасные в своих сверкающих кольчугах, готовились к завтрашней битве. Глядя на них, Редвуд воспрянул духом. Какая спокойная сила! При огромном росте – какая стройность и изящество! Какие уверенные движения! И здесь же его сын и принцесса, первая женщина среди гигантов…
И вдруг – поразительнейший контраст! – ему вспомнился Бенсингтон: вот он перед глазами, крохотная отчетливая фигурка – стоит посреди своей благопристойной и скучной комнаты, погрузив пальцы в пух на груди первого гигантского цыпленка, и растерянно смотрит поверх очков на дверь, которую только что с грохотом захлопнула за собою кузина Джейн…
Это было только вчера, всего лишь двадцать один год прошел.
Внезапно странное сомнение овладело Редвудом: что, если эта крепость и все это величие – только сон! Вот сейчас он проснется у себя в кабинете узник в той же тюрьме, гиганты убиты, Пища уничтожена. Да ведь и вся жизнь – тюрьма, и человек – вечный узник! Сон достиг зенита, и сейчас настанет конец. Он проснется от шума сражения, среди потоков крови, и увидит, что его Пища – глупейшая фантазия, а все его надежды, вся вера в великое завтра мира – лишь тоненькая радужная пленка на бездонном гнилом омуте.
Пигмеи непобедимы!…
Отчаянье, предчувствие неминуемой катастрофы нахлынуло на него с такой силой, что он вскочил. Он стоял, прижав к глазам стиснутые кулаки, оцепенев от страха: вот сейчас откроет глаза, а сновидение уже рассеялось…
Перекликались гиганты, голоса их вторили могучей песне металла. И волна сомнений пошла на убыль. Вокруг по-прежнему слышны могучие голоса, шаги.
Это не сон, это все живое, несомненное, такое же подлинное, как злобные действия врагов! И даже более подлинно, ибо великому принадлежит будущее, а ничтожество, звериная жестокость и человеческие слабости обречены на гибель. Редвуд открыл глаза.
– Кончили! – крикнул один из кузнецов, и они опустили молоты.
В вышине раздался голос. Это говорил сын Коссара – стоя на гребне крепостного вала, он обращался ко всем великанам:
– Лишь на одну ступень поднялись мы над ничтожеством пигмеев, и не для того мы хотим изгнать их из этого мира, чтобы завладеть им навечно. Мы боремся не за себя, а за эту новую ступень… Для чего мы живем, Братья?
Чтобы служить высокой цели и осуществить великий замысел, нам предначертанный. Мы боремся не ради себя, ибо мы – лишь глаза и рабочие руки Жизни: она вечна, мы же служим ей лишь краткий срок. Так учил нас ты, папа Редвуд. Воплощенный в нас, как прежде в пигмеях, идет вперед, видит и познает новое Дух Человеческий. А мы в словах, делах и в детях своих передадим его людям еще более совершенным. Земля – не место отдыха и не площадка для игр, иначе у нас было бы не больше права на жизнь, чем у пигмеев, а тогда отчего же и не сдаться? Они бы спокойно перерезали нас, а потом и сами без боя уступили бы место муравьям и всякой нечисти. Нет, мы бьемся не ради себя, но ради роста, ради движения вперед, а оно – вечно. И завтра, живые или мертвые, мы все равно победим, ибо через нас совершается движение вперед и выше. Таков закон развития духа на веки веков. Вперед и выше, ибо так мы созданы богом! Выбраться из этих ям и щелей, из тьмы и сумрака, вступить в мир величия и света! Вперед, Братья, вперед! – говорил он, и голос его звучал гордо и торжественно. – Всегда вперед, к истинному величию! Расти, подняться наконец до всеобщего братства и постичь бога…
Расти… Пока самая земля наша не станет всего лишь ступенькой… Пока человеческий дух не станет бесстрашен до конца и не овладеет всей Вселенной!… – Взмахом руки он обвел небосвод.
И умолк. Ослепительный луч прожектора на миг озарил исполина, его руку, воздетую к небесам.
Мгновенье он весь сверкал в этом луче, бесстрашно глядя вверх, в звездные бездны, – молодой, сильный, закованный в сталь, воплощение решимости и спокойствия. Потом луч скользнул дальше, и остался лишь могучий темный силуэт, вычерченный в звездном небе, могучий темный силуэт грозил небесной тверди и неисчислимым звездным мирам.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63