Чем убедительнее ваши аргументы, тем меньше он вас слушает.
- Разыгрывает спектакль?
- Это такой своеобразный стиль. В нем есть даже что-то искреннее. Словно он хочет сказать: "Я не снизойду до твоего возраста. Я стар, хочу быть самим собой и понимать тебя не желаю".
Уродка сказала:
- К примеру, как он разговаривает. Не перестает называть меня гулящей девкой. Я смеюсь, говорю ему: "Генри, гулящие девки перевелись вместе с корсетами и панталонами". Куда там. Он от этого только в еще больший раж входит, правда, Ди?
- Однако выходки эти не такие уж бессмысленные, как кажется. Он хочет, чтобы мы видели в нем что-то смешное. Вернее - ненавистное.
- Чтобы прощали ему его слабости.
Наступило молчание. Солнце, хотя и осеннее, припекало. Бабочка-адмирал, бесшумно махая крылышками, повисла над изгибом спины Мыши. Дэвид знал, что у них сейчас на душе: тоска по добрым старым временам в художественном колледже; желание пооткровенничать, пожаловаться на судьбу; испытать человеколюбие учителя, проверить его готовность к сочувствию; не просто исповедаться, а услышать слова утешения. Мышь заговорила, обращаясь к траве:
- Надеюсь, вас это не шокирует.
- Я восхищаюсь тем, как вы разумно о нем судите.
- Вот в этом-то мы порой и сомневаемся. - И добавила: - А вдруг мы оправдываем клички, которые он нам дал.
Дэвид улыбнулся:
- По-моему, вы далеко не робкого десятка.
- Если не считать того, что я сбежала.
- Но вы же говорили, что здесь больше узнаете.
- О жизни - да, но…
- Но не в творческом плане?
- Стараюсь начать все с начала. Еще не знаю.
- Значит, действуете не по-мышиному. Уродка сказала:
- А мне наплевать. Уж лучше сражаться со стариком Генри, чем с сорока болванами в школе.
Мышь улыбнулась, а Уродка подтолкнула ее плечом.
- Тебе-то что. - Она взглянула на Дэвида. - Сказать по чести, я жила черт знает как. В студенческие годы. Наркотики. Правда, не самые сильные. Ну, вы понимаете. Спала с кем попало. Ди знает, с какими подонками я путалась. Правда. - Она толкнула ногой ногу подруги. - Ведь так, Ди? - Мышь кивнула. Уродка посмотрела мимо Дэвида - туда, где спал старик. - С ним я хоть не чувствую себя потаскухой. Этот по крайней мере ценит меня. Никогда не забуду одного типа. Он был просто… ну, понимаете, большая шишка. И знаете, что он мне говорил? - Дэвид отрицательно покачал головой. - "Почему ты такая тощая?" Честное слово, как подумаю, чего я только не пережила. А этот бедняга Генри смотрит на меня со слезами благодарности, когда у него получается. - Она потупилась, будто спохватившись, что слишком уж разоткровенничалась, потом вдруг усмехнулась и посмотрела на Дэвида. - Можете составить себе состояние в "Ньюс оф зи уорлд"36.
- Думаю, что права на авторство принадлежат вам.
Она пристально посмотрела на него, в ее взгляде мелькнули вопрос и насмешка одновременно. У нее были темно-карие глаза, самое привлекательное в ее маленьком личике. Они выдавали прямоту характера и с близкого расстояния казались нежными. Только теперь, за эти сорок минут разговора, Дэвид понял, что узнает о ней кое-что новое. За грубоватостью ее речи угадывались благорасположение и искренность, не врожденная искренность Мыши, выросшей в вольнодумной буржуазной среде и обладающей неплохим умом и несомненным талантом, а искренность представительницы трудового люда, приобретенная дорогой ценой, ценой "жизни черт знает как". Теперь понятны были их дружба и взаимоотношения: они не только повторяли, но и дополняли друг друга. Возможно, такое впечатление складывалось благодаря их наготе, солнцу, воде, тихим голосам, молчаливой глади затерянного пруда; он чувствовал, как таинственные узы все крепче и крепче связывают его с этими тремя чужими людьми, точно он знал их не двадцать четыре часа, а гораздо дольше, те же, кого он знал, за это время как-то поблекли и исчезли с его горизонта. Реально существовал лишь день сегодняшний, а вчерашний и завтрашний дни превратились в мифы. И еще было ощущение собственной исключительности; казалось почти непостижимым, что он живет в той среде и в ту эпоху, которые допускают столь быстрое развитие событий; когда, выражаясь более банально, человеку его профессии выпадают такие счастливые случаи. Что сказали бы друзья, увидев его в таком обществе? И в эту минуту он подумал о Бет.
Под взглядом Уродки он отвел глаза в сторону. Наступила короткая пауза. И тут Мышь посмотрела вокруг с некоторой неловкостью (потому что тоже, видимо, понимала, что исповедь получилась чересчур откровенной), потом - на подругу.
- Хочу еще поплавать.
- О'кей.
Мышь села спиной к Дэвиду. Уродка улыбнулась.
- Будьте нашим гостем.
Он это предвидел и уже знал, как поступит. Оглянулся на пихту, в тени которой лежал старик.
- Если ничего не спровоцирую.
Она высоко подняла брови - в духе Граучо Маркса.
- Разве что нас.
Мышь повернулась и шлепнула ее ладонью по заду. Потом встала и пошла к воде. Молчание; Уродка продолжала лежать, разглядывая траву.
- Зря добро пропадает, правда? - сказала она, понизив голос.
- Видимо, она знает, что делает.
Уродка криво усмехнулась:
- Шутите.
Дэвид посмотрел на тонкий стан Мыши, погружавшийся все глубже в воду, - настоящая Диана, тонкая, стройная; видимо, наступила на что-то острое и сделала шаг в сторону.
- Вы считаете, что надо отсюда уезжать?
- Я и живу-то здесь только из-за нее. - Она опустила глаза. - Как это ни странно, но именно она тут лишняя. Я и старик Генри - мы живем, так сказать, по принципу: хоть день, но мой, понимаете? Мы уже не можем играть в невинность, даже если бы захотели. А Диана - совсем другое дело.
Мышь окунулась и поплыла.
- И она этого не понимает?
- Сказать по правде, нет. Глупая она. С умными девушками это иногда случается. Генри-то она насквозь видит, это верно. Не видит только себя. - Теперь Уродка сама избегала смотреть Дэвиду в глаза: она была чуть ли не смущена. - А вы бы попробовали вызвать ее на разговор. Сегодня вечером, например. Генри мы уложим спать пораньше. Ей нужен кто-нибудь со стороны.
- Ну, конечно… Я попробую.
- О'кей. - Она помолчала, потом вдруг встала и снова села на пятки. Ухмыльнулась. - Вы ей нравитесь. Говорит, что вы замечательный художник. Она только пыль в глаза вам пускала. Вчера, когда вы приехали.
- Я знаю, она мне уже говорила.
Уродка окинула его оценивающим взглядом, потом поднялась на ноги и на миг застыла, точно Венера, в стыдливой позе.
- Мы не будем смотреть, - сказала она и пошла купаться.
Дэвид встал, разделся и отправился следом. Уже будучи по пояс в воде, поравнялся с Уродкой. Та одарила его улыбкой и, тихо взвизгнув, поплыла вперед. Секунду спустя он тоже нырнул и поплыл туда, где над поверхностью виднелась вдалеке голова Мыши.
Пятью часами позже эта же голова предстала его глазам за обеденным столом, и теперь он уже ни о чем другом не мог думать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
- Разыгрывает спектакль?
- Это такой своеобразный стиль. В нем есть даже что-то искреннее. Словно он хочет сказать: "Я не снизойду до твоего возраста. Я стар, хочу быть самим собой и понимать тебя не желаю".
Уродка сказала:
- К примеру, как он разговаривает. Не перестает называть меня гулящей девкой. Я смеюсь, говорю ему: "Генри, гулящие девки перевелись вместе с корсетами и панталонами". Куда там. Он от этого только в еще больший раж входит, правда, Ди?
- Однако выходки эти не такие уж бессмысленные, как кажется. Он хочет, чтобы мы видели в нем что-то смешное. Вернее - ненавистное.
- Чтобы прощали ему его слабости.
Наступило молчание. Солнце, хотя и осеннее, припекало. Бабочка-адмирал, бесшумно махая крылышками, повисла над изгибом спины Мыши. Дэвид знал, что у них сейчас на душе: тоска по добрым старым временам в художественном колледже; желание пооткровенничать, пожаловаться на судьбу; испытать человеколюбие учителя, проверить его готовность к сочувствию; не просто исповедаться, а услышать слова утешения. Мышь заговорила, обращаясь к траве:
- Надеюсь, вас это не шокирует.
- Я восхищаюсь тем, как вы разумно о нем судите.
- Вот в этом-то мы порой и сомневаемся. - И добавила: - А вдруг мы оправдываем клички, которые он нам дал.
Дэвид улыбнулся:
- По-моему, вы далеко не робкого десятка.
- Если не считать того, что я сбежала.
- Но вы же говорили, что здесь больше узнаете.
- О жизни - да, но…
- Но не в творческом плане?
- Стараюсь начать все с начала. Еще не знаю.
- Значит, действуете не по-мышиному. Уродка сказала:
- А мне наплевать. Уж лучше сражаться со стариком Генри, чем с сорока болванами в школе.
Мышь улыбнулась, а Уродка подтолкнула ее плечом.
- Тебе-то что. - Она взглянула на Дэвида. - Сказать по чести, я жила черт знает как. В студенческие годы. Наркотики. Правда, не самые сильные. Ну, вы понимаете. Спала с кем попало. Ди знает, с какими подонками я путалась. Правда. - Она толкнула ногой ногу подруги. - Ведь так, Ди? - Мышь кивнула. Уродка посмотрела мимо Дэвида - туда, где спал старик. - С ним я хоть не чувствую себя потаскухой. Этот по крайней мере ценит меня. Никогда не забуду одного типа. Он был просто… ну, понимаете, большая шишка. И знаете, что он мне говорил? - Дэвид отрицательно покачал головой. - "Почему ты такая тощая?" Честное слово, как подумаю, чего я только не пережила. А этот бедняга Генри смотрит на меня со слезами благодарности, когда у него получается. - Она потупилась, будто спохватившись, что слишком уж разоткровенничалась, потом вдруг усмехнулась и посмотрела на Дэвида. - Можете составить себе состояние в "Ньюс оф зи уорлд"36.
- Думаю, что права на авторство принадлежат вам.
Она пристально посмотрела на него, в ее взгляде мелькнули вопрос и насмешка одновременно. У нее были темно-карие глаза, самое привлекательное в ее маленьком личике. Они выдавали прямоту характера и с близкого расстояния казались нежными. Только теперь, за эти сорок минут разговора, Дэвид понял, что узнает о ней кое-что новое. За грубоватостью ее речи угадывались благорасположение и искренность, не врожденная искренность Мыши, выросшей в вольнодумной буржуазной среде и обладающей неплохим умом и несомненным талантом, а искренность представительницы трудового люда, приобретенная дорогой ценой, ценой "жизни черт знает как". Теперь понятны были их дружба и взаимоотношения: они не только повторяли, но и дополняли друг друга. Возможно, такое впечатление складывалось благодаря их наготе, солнцу, воде, тихим голосам, молчаливой глади затерянного пруда; он чувствовал, как таинственные узы все крепче и крепче связывают его с этими тремя чужими людьми, точно он знал их не двадцать четыре часа, а гораздо дольше, те же, кого он знал, за это время как-то поблекли и исчезли с его горизонта. Реально существовал лишь день сегодняшний, а вчерашний и завтрашний дни превратились в мифы. И еще было ощущение собственной исключительности; казалось почти непостижимым, что он живет в той среде и в ту эпоху, которые допускают столь быстрое развитие событий; когда, выражаясь более банально, человеку его профессии выпадают такие счастливые случаи. Что сказали бы друзья, увидев его в таком обществе? И в эту минуту он подумал о Бет.
Под взглядом Уродки он отвел глаза в сторону. Наступила короткая пауза. И тут Мышь посмотрела вокруг с некоторой неловкостью (потому что тоже, видимо, понимала, что исповедь получилась чересчур откровенной), потом - на подругу.
- Хочу еще поплавать.
- О'кей.
Мышь села спиной к Дэвиду. Уродка улыбнулась.
- Будьте нашим гостем.
Он это предвидел и уже знал, как поступит. Оглянулся на пихту, в тени которой лежал старик.
- Если ничего не спровоцирую.
Она высоко подняла брови - в духе Граучо Маркса.
- Разве что нас.
Мышь повернулась и шлепнула ее ладонью по заду. Потом встала и пошла к воде. Молчание; Уродка продолжала лежать, разглядывая траву.
- Зря добро пропадает, правда? - сказала она, понизив голос.
- Видимо, она знает, что делает.
Уродка криво усмехнулась:
- Шутите.
Дэвид посмотрел на тонкий стан Мыши, погружавшийся все глубже в воду, - настоящая Диана, тонкая, стройная; видимо, наступила на что-то острое и сделала шаг в сторону.
- Вы считаете, что надо отсюда уезжать?
- Я и живу-то здесь только из-за нее. - Она опустила глаза. - Как это ни странно, но именно она тут лишняя. Я и старик Генри - мы живем, так сказать, по принципу: хоть день, но мой, понимаете? Мы уже не можем играть в невинность, даже если бы захотели. А Диана - совсем другое дело.
Мышь окунулась и поплыла.
- И она этого не понимает?
- Сказать по правде, нет. Глупая она. С умными девушками это иногда случается. Генри-то она насквозь видит, это верно. Не видит только себя. - Теперь Уродка сама избегала смотреть Дэвиду в глаза: она была чуть ли не смущена. - А вы бы попробовали вызвать ее на разговор. Сегодня вечером, например. Генри мы уложим спать пораньше. Ей нужен кто-нибудь со стороны.
- Ну, конечно… Я попробую.
- О'кей. - Она помолчала, потом вдруг встала и снова села на пятки. Ухмыльнулась. - Вы ей нравитесь. Говорит, что вы замечательный художник. Она только пыль в глаза вам пускала. Вчера, когда вы приехали.
- Я знаю, она мне уже говорила.
Уродка окинула его оценивающим взглядом, потом поднялась на ноги и на миг застыла, точно Венера, в стыдливой позе.
- Мы не будем смотреть, - сказала она и пошла купаться.
Дэвид встал, разделся и отправился следом. Уже будучи по пояс в воде, поравнялся с Уродкой. Та одарила его улыбкой и, тихо взвизгнув, поплыла вперед. Секунду спустя он тоже нырнул и поплыл туда, где над поверхностью виднелась вдалеке голова Мыши.
Пятью часами позже эта же голова предстала его глазам за обеденным столом, и теперь он уже ни о чем другом не мог думать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33