- Нет-нет, - возразил владелец. - Юджин накачал всех дармовой выпивкой, они бросятся танцевать. Это будет неприлично.
- А что, если "Голубой Дунай"? - спросил руководитель.
- Нет-нет, никаких блюзов, - сказал владелец. - В этом гробу лежат останки.
- Это не блюз, - сказал руководитель.
- А что же? - спросил другой.
- Вальс. Штрауса.
- Иностранца? - сказал второй. - Черта с два. Рыжий был американцем. Насчет вас не знаю, но он был. Неужели не знаете ничего американского? Играйте "Я не могу дать тебе ничего, кроме любви". Ему нравилась эта вещь.
- А они все кинутся танцевать? - сказал владелец. Взглянул в сторону столов, где уже раздавались пронзительные женские голоса. - Начните лучше с "Ближе, мой Бог, к Тебе", - сказал он, - и отрезвите их чуть-чуть. Я говорил Юджину, что рискованно так рано подавать пунш. У меня было предложение повременить, пока не тронемся в путь. Но можно было догадаться, что кому-то потребуется превратить похороны в карнавал. Начните торжественно и продолжайте в том же духе, пока я не подам знак.
- Рыжему это не понравилось бы, - сказал второй. - И ты это знаешь.
- Тогда пусть отправлялся бы в другое место, - сказал владелец. - Я просто оказываю услугу. У меня не похоронная контора.
Оркестр заиграл "Ближе, мой Бог, к Тебе". Публика утихла. В дверь вошла, пошатываясь, женщина в красном платье.
- Ого, - сказала она. - Прощание с Рыжим. Он будет в аду раньше, чем я доберусь до Литтл-Рока.
- Ш-шш, - пронеслось по залу. Женщина плюхнулась на стул. К двери подошел Юджин и стоял, пока музыка не стихла.
Давайте, люди, - завопил он, раскинув руки широким, щедрым жестом, идите, пейте! Юджин угощает. Чтобы через десять минут не осталось здесь ни единой сухой глотки, ни единого сухого глаза!
Сидящие сзади потянулись к двери. Владелец подскочил и замахал руками оркестрантам. Корнетист поднялся и заиграл "В Твоем раю", но толпа из задней части зала продолжала утекать в дверь, возле которой размахивал руками Юджин. Две пожилые женщины в шляпках с цветами тихо плакали.
Все толпились и шумели вокруг иссякающей чаши. Из танцевального зала доносилась звучная игра кларнета. Двое грязных молодых людей с монотонными выкриками "Дорогу. Дорогу" протолкались к столу. Открыв чемоданы, они стали выставлять на стол бутылки, а Юджин, уже откровенно плачущий, откупоривал их и выливал в чашу.
- Подходите, пейте. Будь Рыжий мне даже сыном, я не мог бы любить его больше, - хрипло кричал он, возя рукавом по лицу.
К столу протиснулся официант с миской льда и фруктов и стал высыпать их в чашу.
- Что ты делаешь, черт возьми? - напустился на него Юджин. - На кой здесь эта дрянь! А ну, пошел отсюда.
- Ры-ы-ыжий! - орали все, сжимая стаканы, а Юджин, выбив из рук официанта миску с фруктами, снова принялся лить виски в чашу, расплескивая его на руки и в протянутые стаканы. Оба парня лихорадочно откупоривали бутылки.
В дверях, словно бы занесенный медными звуками музыки, появился обеспокоенный владелец и замахал руками.
- Послушайте, - крикнул он, - давайте кончать музыкальную программу. Она стоит нам денег.
- Ну и черт с ним, - закричали в ответ.
- Чьих денег?
- Кому какое дело?
- Чьих денег?
- Кто там жадничает? Я заплачу. Клянусь Богом, я оплачу ему двое похорон.
- Люди! Люди! - кричал владелец. - Понимаете, что в этом зале останки?
- Чьих денег?
- Остатки? - возмутился Юджин. - Остатки? - повторил он прерывающимся голосом. - Кто-то хочет оскорбить меня...
- Ему жаль денег Рыжего.
- Кому?
- Джо, дешевому сукину сыну.
- Раз так, давайте перенесем похороны. Это не единственное заведение в городе.
- Перенесем Джо.
- Уложим этого сукина сына в гроб. Пусть будет двое похорон.
- Остатки? Остатки? Кто-то хочет...
- Уложим сукина сына в гроб! - пронзительно завопила женщина в красном. Все бросились к двери, где стоял, размахивая руками, владелец, сквозь рев толпы раздался его пронзительный вопль, он повернулся и побежал.
В главном зале пел приглашенный из варьете мужской квартет. Певцы слаженно выводили колыбельную песню "Мой сыночек". Все сидящие пожилые женщины плакали. Официанты принесли им пунша, и они, плача, держали стаканы в пухлых, с кольцами, руках.
Оркестр заиграл снова. Женщина в красном, пошатываясь, вошла в зал.
- А ну, Джо, - заорала она, - открывай игру! Убери к черту этого жмурика и открывай игру!
Какой-то мужчина попытался ее урезонить; она обрушила на него взрыв непристойной брани, потом подошла к покрытому черным крепом столу и швырнула на пол венок. Владелец, сопровождаемый вышибалой, бросился к ней. Схватил, когда она поднимала другой. Тот, кто пытался урезонить ее, вмешался, женщина пронзительно выругалась и, не разбирая, стала колотить их обоих венком. Вышибала схватил мужчину за руку; тот вырвался, бросился на вышибалу и, опрокинутый ударом кулака, отлетел на середину зала. Вмешались еще трое мужчин. Упавший поднялся, и все они вчетвером бросились на вышибалу.
Вышибала сбил первого с ног, увернулся и с невероятным проворством выскочил в главный зал. Там играл оркестр. Его тут же заглушило внезапное столпотворение, треск стульев и крики. Вышибала обернулся и встретил натиск четверых мужчин. Они сцепились; еще один отлетел и проехал на спине по полу; вышибала отскочил. Затем повернулся и бросился на них; завертясь, они отлетели к гробу и ударились о него. Оркестр перестал играть, музыканты с инструментами взобрались на стулья. Венки разлетелись; гроб зашатался.
- Держите! - раздался чей-то голос.
Люди бросились вперед, но гроб тяжело рухнул на пол и распахнулся. Труп медленно, спокойно вывалился и замер, лицо его оказалось внутри венка.
- Играйте что-нибудь! - закричал владелец, потрясая руками. - Играйте! Играйте!
Когда труп подняли, на нем повис венок, вонзившийся скрытым концом проволоки в щеку. С головы свалилась кепка, обнажив маленькое синее отверстие посреди лба. Оно было аккуратно залеплено воском и закрашено, но воск вылетел и потерялся. Найти его не смогли, но, отстегнув кнопку на козырьке, удалось натянуть кепку до самых глаз.
Когда похоронный кортеж достиг центра города, к нему присоединилось еще несколько машин. За катафалком следовало шесть туристских "паккардов" с открытым верхом, наполненных цветами, за рулем сидели водители в ливреях. Выглядели машины совершенно одинаково, они принадлежали к тому типу, что сдается напрокат лучшими агентствами. За "паккардами" следовал целый ряд такси, родстеров, седанов, увеличивающийся, пока процессия медленно двигалась по тесным улицам, где из-под опущенных штор выглядывали лица, к главной магистрали, ведущей из города к кладбищу.
На авеню катафалк увеличил скорость, процессия стала быстро растягиваться. Вскоре такси и частные машины начали разъезжаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64