Для полива применялись водяные колеса, приводимые в движение мулами, а кое-где женщины носили воду в ведрах, на коромыслах.
Лео спросил Ханию, что бывает в неурожайные годы. Она мрачно ответила, что начинается голод, уносящий тысячи человеческих жизней, и за голодом следует мор. Если бы не этот периодический голод, добавила она, люди давно бы перебили друг друга, как злые крысы, ибо страна отрезана от внешнего мира и, как она ни велика, не смогла бы прокормить их всех.
– А какие виды на урожай в этом году? – спросил я.
– Не очень хорошие, – ответила она, – паводок был не очень большой, и прошло мало дождей. Свет, который горел вчера ночью над Огненной Горой, считается недобрым предзнаменованием: Дух Горы разгневан и может наслать засуху. Будем надеяться, что они не возложат всю вину на чужеземцев, не скажут, что те принесли им несчастье.
– В таком случае, – со смешком сказал Лео, – нам придется бежать и укрыться на Горе.
– Вы хотите найти убежище в смерти? – хмуро спросила она. – Можете не сомневаться, мои гости: пока я жива, я не разрешу вам пересечь реку, отделяющую Гору от Равнины.
– Почему, Хания?
– Потому что, мой господин Лео, – ведь тебя зовут Лео? – такова моя воля, а моя воля здесь закон. Поехали домой.
В ту ночь мы ужинали не в большой зале, а в комнате рядом с нашими спальнями. Мы были не одни: трапезу разделяли с нами Хания и неразлучный с ней Шаман. В ответ на наше удивленное приветствие Хания коротко сказала, что стол накрыли здесь по ее распоряжению: она не желает, чтобы мы подвергались оскорблениям. Она добавила, что начался праздник, который будет длиться неделю, и она также не желает, чтобы мы видели низменные обычаи здешних людей.
Этот вечер, как и многие последующие, – мы больше ни разу не ужинали в большой зале, – мы провели достаточно приятно, ибо, по просьбе Хании, Лео рассказывал ей о родной Англии, о странах, где он побывал, их народах и обычаях. Я рассказывал историю Александра Великого, один из чьих военачальников – Рассен, ее отдаленный предок, завоевал страну Калун, и о родине Рассена – Египте; это продолжалось до полуночи; Атене жадно слушала, ни на миг не сводя глаз с Лео.
Много подобных вечеров провели мы во дворце, где фактически были пленниками. Но коротать дни было мучительно трудно. Если мы выходили из своих комнат, нас тут же окружали придворные и их челядинцы и засыпали нас вопросами, ибо, как все люди ленивые и праздные, они были очень любопытны.
Под тем или иным предлогом с нами заговаривали женщины, среди которых было немало хорошеньких, они так и льнули к Лео: широкогрудый, золотоволосый незнакомец, столь непохожий на их тонких, хрупкого сложения мужчин, явно пришелся им по вкусу. Через своих слуг или воинов они присылали букеты цветов и послания, назначая Лео встречи, на которые он, разумеется, не ходил.
Оставались только конные прогулки с Ханией, но и они через три – четыре раза прекратились, так как ревнивый Хан пригрозил, что натравит на нас своих псов, если мы еще раз выедем все вместе. Поэтому если мы и выезжали, то только одни, без Хании, в сопровождении большого отряда воинов, чтобы мы не смогли бежать, а очень часто и целой толпы селян, которые с мольбами и угрозами требовали, чтобы мы вернули якобы похищенный нами дождь. Ибо наступила уже сильная засуха.
В конце концов у нас осталось одно-единственное спасение: притворяться, будто мы ходим ловить рыбу, хотя река была такая мелкая и прозрачная, что мы не могли поймать ни одной рыбешки и только наблюдали за Огненной Горой, которая маячила вдалеке, таинственная и недостижимая, тщетно ломая голову, как нам бежать туда или, по крайней мере, снестись с верховной жрицей: за все это время мы не узнали о ней ничего нового.
Два чувства раздирали наши души. Желание продолжать поиски и обрести наконец заветную награду, которая, по нашему убеждению, ждала нас на снежной вершине, лишь бы как-нибудь туда добраться; и предчувствие неминуемого столкновения с Ханией Атене. После той ночи в доме над воротами она больше не домогалась любви Лео, да это было бы и трудно сделать, так как я не оставлял его одного ни на час. Ни одна дуэнья не присматривала за испанской принцессой более бдительно, чем я за Лео.
Но я хорошо видел, что ее страсть не угасает, напротив, с каждым днем разгорается все сильнее, как огонь в сердце вулкана, и вот-вот начнется губительное извержение. Знаки надвигающейся беды можно было прочесть в ее словах, жестах и полных трагизма глазах.
Глава X. В комнате Шамана
Однажды вечером Симбри пригласил нас отужинать с ним в его комнате, в самой высокой башне дворца, – тогда мы еще не знали, что здесь суждено разыграться последнему акту великой драмы, и охотно приняли его приглашение, радуясь любым переменам. После ужина Лео глубоко задумался и вдруг сказал:
– Друг Симбри, я хочу попросить тебя об одолжении: скажи Хании, чтобы она отпустила нас.
Хитрое старое лицо Шамана тотчас же стало похожим на маску из слоновой кости.
– Я думаю, мой господин, со всеми просьбами тебе лучше обращаться к самой Хании. Вряд ли она откажет в какой-нибудь разумной просьбе, – ответил он.
– Не будем ходить вокруг да около, – сказал Лео. – Посмотрим правде в глаза. Мне показалось, будто Хания Атене не слишком счастлива со своим мужем.
– Твои глаза очень проницательны, господин, и кто может утверждать, что они тебя обманывают?
– Мне тоже показалось, – продолжал Лео, краснея, – будто она обратила на меня… незаслуженно добрый взгляд.
– А, ты, вероятно, догадался еще в доме над воротами, если, конечно, ты не забыл того, что помнит большинство мужчин.
– Я кое-что помню, Симбри, – о ней и о тебе. Шаман погладил бороду и сказал:
– Продолжай!
– Я только хочу добавить, Симбри, что не сделаю ничего, что могло бы навлечь позор на имя правительницы страны.
– Хорошо сказано, господин, хорошо, – но здесь не обращают внимания на такие вещи. Думаю, впрочем, никакого позора не будет. Если бы, например, Хания решила взять себе другого мужа, вся страна радовалась бы, потому что она последняя, в чьих жилах течет царская кровь.
– Но ведь она замужем?
– Ответ очень прост: все люди смертны. А Хан слишком много пьет в последнее время.
– Ты хочешь сказать, что все люди могут быть убиты, – сердито сказал Лео. – Я не хочу иметь ничего общего с подобным преступлением. Ты понимаешь?
В тот миг, когда он это произносил, я услышал шорох и повернул голову. Здесь, за шторами, была комната-альков, где Шаман спал, хранил принадлежности для гадания и составлял свои гороскопы. Шторы были раздвинуты, и между ними, в своем царском одеянии, недвижная, как статуя, стояла Хания.
– Кто говорил о преступлении? – холодно спросила она. – Уж не ты ли, господин Лео?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
Лео спросил Ханию, что бывает в неурожайные годы. Она мрачно ответила, что начинается голод, уносящий тысячи человеческих жизней, и за голодом следует мор. Если бы не этот периодический голод, добавила она, люди давно бы перебили друг друга, как злые крысы, ибо страна отрезана от внешнего мира и, как она ни велика, не смогла бы прокормить их всех.
– А какие виды на урожай в этом году? – спросил я.
– Не очень хорошие, – ответила она, – паводок был не очень большой, и прошло мало дождей. Свет, который горел вчера ночью над Огненной Горой, считается недобрым предзнаменованием: Дух Горы разгневан и может наслать засуху. Будем надеяться, что они не возложат всю вину на чужеземцев, не скажут, что те принесли им несчастье.
– В таком случае, – со смешком сказал Лео, – нам придется бежать и укрыться на Горе.
– Вы хотите найти убежище в смерти? – хмуро спросила она. – Можете не сомневаться, мои гости: пока я жива, я не разрешу вам пересечь реку, отделяющую Гору от Равнины.
– Почему, Хания?
– Потому что, мой господин Лео, – ведь тебя зовут Лео? – такова моя воля, а моя воля здесь закон. Поехали домой.
В ту ночь мы ужинали не в большой зале, а в комнате рядом с нашими спальнями. Мы были не одни: трапезу разделяли с нами Хания и неразлучный с ней Шаман. В ответ на наше удивленное приветствие Хания коротко сказала, что стол накрыли здесь по ее распоряжению: она не желает, чтобы мы подвергались оскорблениям. Она добавила, что начался праздник, который будет длиться неделю, и она также не желает, чтобы мы видели низменные обычаи здешних людей.
Этот вечер, как и многие последующие, – мы больше ни разу не ужинали в большой зале, – мы провели достаточно приятно, ибо, по просьбе Хании, Лео рассказывал ей о родной Англии, о странах, где он побывал, их народах и обычаях. Я рассказывал историю Александра Великого, один из чьих военачальников – Рассен, ее отдаленный предок, завоевал страну Калун, и о родине Рассена – Египте; это продолжалось до полуночи; Атене жадно слушала, ни на миг не сводя глаз с Лео.
Много подобных вечеров провели мы во дворце, где фактически были пленниками. Но коротать дни было мучительно трудно. Если мы выходили из своих комнат, нас тут же окружали придворные и их челядинцы и засыпали нас вопросами, ибо, как все люди ленивые и праздные, они были очень любопытны.
Под тем или иным предлогом с нами заговаривали женщины, среди которых было немало хорошеньких, они так и льнули к Лео: широкогрудый, золотоволосый незнакомец, столь непохожий на их тонких, хрупкого сложения мужчин, явно пришелся им по вкусу. Через своих слуг или воинов они присылали букеты цветов и послания, назначая Лео встречи, на которые он, разумеется, не ходил.
Оставались только конные прогулки с Ханией, но и они через три – четыре раза прекратились, так как ревнивый Хан пригрозил, что натравит на нас своих псов, если мы еще раз выедем все вместе. Поэтому если мы и выезжали, то только одни, без Хании, в сопровождении большого отряда воинов, чтобы мы не смогли бежать, а очень часто и целой толпы селян, которые с мольбами и угрозами требовали, чтобы мы вернули якобы похищенный нами дождь. Ибо наступила уже сильная засуха.
В конце концов у нас осталось одно-единственное спасение: притворяться, будто мы ходим ловить рыбу, хотя река была такая мелкая и прозрачная, что мы не могли поймать ни одной рыбешки и только наблюдали за Огненной Горой, которая маячила вдалеке, таинственная и недостижимая, тщетно ломая голову, как нам бежать туда или, по крайней мере, снестись с верховной жрицей: за все это время мы не узнали о ней ничего нового.
Два чувства раздирали наши души. Желание продолжать поиски и обрести наконец заветную награду, которая, по нашему убеждению, ждала нас на снежной вершине, лишь бы как-нибудь туда добраться; и предчувствие неминуемого столкновения с Ханией Атене. После той ночи в доме над воротами она больше не домогалась любви Лео, да это было бы и трудно сделать, так как я не оставлял его одного ни на час. Ни одна дуэнья не присматривала за испанской принцессой более бдительно, чем я за Лео.
Но я хорошо видел, что ее страсть не угасает, напротив, с каждым днем разгорается все сильнее, как огонь в сердце вулкана, и вот-вот начнется губительное извержение. Знаки надвигающейся беды можно было прочесть в ее словах, жестах и полных трагизма глазах.
Глава X. В комнате Шамана
Однажды вечером Симбри пригласил нас отужинать с ним в его комнате, в самой высокой башне дворца, – тогда мы еще не знали, что здесь суждено разыграться последнему акту великой драмы, и охотно приняли его приглашение, радуясь любым переменам. После ужина Лео глубоко задумался и вдруг сказал:
– Друг Симбри, я хочу попросить тебя об одолжении: скажи Хании, чтобы она отпустила нас.
Хитрое старое лицо Шамана тотчас же стало похожим на маску из слоновой кости.
– Я думаю, мой господин, со всеми просьбами тебе лучше обращаться к самой Хании. Вряд ли она откажет в какой-нибудь разумной просьбе, – ответил он.
– Не будем ходить вокруг да около, – сказал Лео. – Посмотрим правде в глаза. Мне показалось, будто Хания Атене не слишком счастлива со своим мужем.
– Твои глаза очень проницательны, господин, и кто может утверждать, что они тебя обманывают?
– Мне тоже показалось, – продолжал Лео, краснея, – будто она обратила на меня… незаслуженно добрый взгляд.
– А, ты, вероятно, догадался еще в доме над воротами, если, конечно, ты не забыл того, что помнит большинство мужчин.
– Я кое-что помню, Симбри, – о ней и о тебе. Шаман погладил бороду и сказал:
– Продолжай!
– Я только хочу добавить, Симбри, что не сделаю ничего, что могло бы навлечь позор на имя правительницы страны.
– Хорошо сказано, господин, хорошо, – но здесь не обращают внимания на такие вещи. Думаю, впрочем, никакого позора не будет. Если бы, например, Хания решила взять себе другого мужа, вся страна радовалась бы, потому что она последняя, в чьих жилах течет царская кровь.
– Но ведь она замужем?
– Ответ очень прост: все люди смертны. А Хан слишком много пьет в последнее время.
– Ты хочешь сказать, что все люди могут быть убиты, – сердито сказал Лео. – Я не хочу иметь ничего общего с подобным преступлением. Ты понимаешь?
В тот миг, когда он это произносил, я услышал шорох и повернул голову. Здесь, за шторами, была комната-альков, где Шаман спал, хранил принадлежности для гадания и составлял свои гороскопы. Шторы были раздвинуты, и между ними, в своем царском одеянии, недвижная, как статуя, стояла Хания.
– Кто говорил о преступлении? – холодно спросила она. – Уж не ты ли, господин Лео?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87