Но мы оставили ворота справа и пошли по тропе: она вели в большой огороженный сад, где за кустами была калитка, которую Рассен отпер своим ключом.
Мы были уже за дворцовыми стенами; далее дорога шла мимо псарни. Учуяв нас, огромные псы, которые беспокойно метались взад и вперед, словно львы в клетке, залаяли громким хором. Я вздрогнул, опасаясь, как бы не проснулись псари. Но Хан подошел к решетчатой ограде, звери сразу же его узнали и перестали лаять.
– Не бойтесь, – сказал он, вернувшись. – Псари знают, что псов не кормили, потому что завтра им предстоит растерзать преступников.
Мы подошли к воротам дворца. Хан велел нам укрыться в портальном проеме и ушел. Мы переглянулись, нам пришла в голову обоим одна и та же мысль: сейчас он приведет своих людей и нас убьют. Но мы были к нему несправедливы; вскоре мы услышали стук копыт о камни, и Хан возвратился, ведя на поводу двух белых коней, подаренных нам Атене.
– Я оседлал их своими руками, – шепнул он. – Кто сделал бы больше для уезжающих гостей? Садитесь, закутайте свои лица, как я, и – за мной.
Мы сели на коней, а Хан побежал перед нами рысцой, как пеший лакей перед вельможами Калуна, когда они выезжают куда-нибудь по делам или на прогулку. Нырнув в один из боковых переулков, он углубился в квартал, который пользуется дурной славой. Здесь нам встретилось несколько гуляк; из дверей выпархивали ночные пташки, откинув покрывало, вопросительно на нас смотрели, и так как мы не делали никаких знаков, прятались в свои гнездышки, полагая, видимо, что у нас свидание с кем-то другим. Мы достигли пустынной пристани, где для нас приготовили широкий паром.
– Загоняйте на паром лошадей, беритесь за весла и переправляйтесь на ту сторону, – сказал Рассен. – Все мосты охраняются, и я выдам себя, если прикажу, чтобы вас пропустили.
С некоторым трудом мы загнали коней на паром, я схватил их под уздцы, а Лео взялся за весла.
– Проваливайте, проклятые странники, – крикнул Хан, отталкивая паром от причала, – и молитесь Духу Горы, чтобы старая Крыса и его ученица – твоя возлюбленная, Желтая Борода, – не увидели вас в своем волшебном зеркале. Если так, мы еще свидимся.
Когда течение вынесло нас на середину реки, он разразился своим омерзительным хохотом и прокричал нам вслед:
– Скачите быстрее, странники, скачите быстрее: позади у вас смерть.
Лео изо всех сил принялся табанить, и паром двинулся к берегу.
– Я думаю, нам надо вернуться и прикончить этого негодяя, на уме у него явно недоброе, – сказал он.
Он говорил по-английски, но Рассен, очевидно, уловил стальные нотки в его голосе и с присущей безумцам хитростью догадался о смысле его слов.
– Слишком поздно, глупцы! – Он в последний раз захохотал, побежал по пристани с такой быстротой, что полы накидки разлетались в обе стороны, и исчез в темноте.
– Греби через реку, – сказал я, и Лео нагнулся над веслами. Паром был тяжелый, течение – сильное, и нас снесло далеко вниз, прежде чем мы смогли приблизиться к противоположному берегу. Наконец мы достигли тихой заводи, увидев причал, подгребли к нему и высадили коней. Затопить паром уже не было времени, и мы пустили его вниз по реке, затем проверили подпруги и уздечки, вскочили на коней и поскакали в направлении мерцающего столба дыма, который, точно путеводный маяк, высился над вершиной Дома Огня.
Однако продвигались мы медленно, ибо здесь не было дорог, приходилось ехать напрямик по полям и искать мосты через оросительные каналы, если те были слишком широки, чтобы их можно было перескочить с ходу. Через час мы подъехали к деревне, где все спали крепким сном, и увидели дорогу; как нам показалось, она вела к Горе; уже впоследствии мы узнали, что она окольная и отклоняется на много миль в сторону. Лишь тогда наконец мы смогли перейти на рысь, хотя и не слишком быструю, ибо мы берегли силы коней и боялись, как бы они не споткнулись в призрачном лунном свете.
Перед самой зарей луна скрылась за громадой Горы, и нам пришлось остановиться; пользуясь этой вынужденной передышкой, мы попасли коней на поле, где уже наливались молодые колосья. Небо посерело; столб дыма, наш ориентир, померк; затем снег отдаленной вершины окрасился багрянцем, и через каменную петлю устремился пучок огненных стрел: наступила заря. Мы напоили наших коней из оросительного канала, сели на них и медленно поехали вперед.
С исчезновением ночных теней исчез и страх, который тяжким грузом лежал на наших сердцах. Мы были полны надежды, даже радости. Проклятый город позади. Позади – Хания с ее неукротимыми роковыми страстями и ее похожей на бурное море красотой; старый, погрязший в тайных грехах колдун, ее наставник, с затянутыми роговой пленкой глазами; странный безумец, полудьявол-полумученик, одновременно жестокий и трусливый, ее муж Хан и отвратительный двор. Впереди – огонь, снега и тайна, разгадки которой мы ищем уже много бесплодных лет. На этот раз мы все же разрешим ее – либо умрем. Мы весело ехали навстречу судьбе, какова бы она ни была.
В течение многих часов дорога вилась между возделанных полей: при нашем появлении селяне откладывали орудия труда и, собираясь группами, следили, как мы проезжаем, тогда как женщины в деревнях – необычные это были деревни, с плоскими крышами домов, – хватали своих ребятишек и прятались. Они принимали нас за каких-то важных чиновников, которые явились притеснять и обирать: их ужас свидетельствовал, какому тяжкому угнетению подвергается страна. Пик оставался так же далеко, как и был, но к полудню характер местности изменился: она стала полого подниматься кверху и поэтому была уже непригодна для орошения.
Весь этот большой край зависел от своевременного выпадения дождей, а их этой весной не было вообще. Население здесь было такое же плотное, вся земля, до последней пяди, распахана, но урожай погибал на корню. Горестно было видеть, как зеленые, еще не налившиеся колосья желтеют из-за нехватки влаги, как стада домашних животных тщетно рыщут в поисках корма, а бедные селяне пытаются разбить мотыгой железную почву или бродят кругом в полном отчаянии.
Местные жители догадывались, что мы те самые чужеземцы, о которых они наслышались; отчаяние придавало им смелости, и, когда мы проезжали мимо, они громко требовали, чтобы мы вернули им похищенный дождь – так, во всяком случае, мы поняли их крики. Женщины и дети простирались перед нами ниц и, показывая сперва на Гору, а затем на пламенное голубое небо, также молили, чтобы мы послали им дождь. Однажды нам хотела преградить путь угрожающая толпа крестьян, пришлось пустить лошадей галопом и прорваться через этот заслон. Постепенно местность становилась все пустыннее и бесплоднее, попадались лишь отдельные пастухи, которые перегоняли скот с одного выжженного пастбища на другое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
Мы были уже за дворцовыми стенами; далее дорога шла мимо псарни. Учуяв нас, огромные псы, которые беспокойно метались взад и вперед, словно львы в клетке, залаяли громким хором. Я вздрогнул, опасаясь, как бы не проснулись псари. Но Хан подошел к решетчатой ограде, звери сразу же его узнали и перестали лаять.
– Не бойтесь, – сказал он, вернувшись. – Псари знают, что псов не кормили, потому что завтра им предстоит растерзать преступников.
Мы подошли к воротам дворца. Хан велел нам укрыться в портальном проеме и ушел. Мы переглянулись, нам пришла в голову обоим одна и та же мысль: сейчас он приведет своих людей и нас убьют. Но мы были к нему несправедливы; вскоре мы услышали стук копыт о камни, и Хан возвратился, ведя на поводу двух белых коней, подаренных нам Атене.
– Я оседлал их своими руками, – шепнул он. – Кто сделал бы больше для уезжающих гостей? Садитесь, закутайте свои лица, как я, и – за мной.
Мы сели на коней, а Хан побежал перед нами рысцой, как пеший лакей перед вельможами Калуна, когда они выезжают куда-нибудь по делам или на прогулку. Нырнув в один из боковых переулков, он углубился в квартал, который пользуется дурной славой. Здесь нам встретилось несколько гуляк; из дверей выпархивали ночные пташки, откинув покрывало, вопросительно на нас смотрели, и так как мы не делали никаких знаков, прятались в свои гнездышки, полагая, видимо, что у нас свидание с кем-то другим. Мы достигли пустынной пристани, где для нас приготовили широкий паром.
– Загоняйте на паром лошадей, беритесь за весла и переправляйтесь на ту сторону, – сказал Рассен. – Все мосты охраняются, и я выдам себя, если прикажу, чтобы вас пропустили.
С некоторым трудом мы загнали коней на паром, я схватил их под уздцы, а Лео взялся за весла.
– Проваливайте, проклятые странники, – крикнул Хан, отталкивая паром от причала, – и молитесь Духу Горы, чтобы старая Крыса и его ученица – твоя возлюбленная, Желтая Борода, – не увидели вас в своем волшебном зеркале. Если так, мы еще свидимся.
Когда течение вынесло нас на середину реки, он разразился своим омерзительным хохотом и прокричал нам вслед:
– Скачите быстрее, странники, скачите быстрее: позади у вас смерть.
Лео изо всех сил принялся табанить, и паром двинулся к берегу.
– Я думаю, нам надо вернуться и прикончить этого негодяя, на уме у него явно недоброе, – сказал он.
Он говорил по-английски, но Рассен, очевидно, уловил стальные нотки в его голосе и с присущей безумцам хитростью догадался о смысле его слов.
– Слишком поздно, глупцы! – Он в последний раз захохотал, побежал по пристани с такой быстротой, что полы накидки разлетались в обе стороны, и исчез в темноте.
– Греби через реку, – сказал я, и Лео нагнулся над веслами. Паром был тяжелый, течение – сильное, и нас снесло далеко вниз, прежде чем мы смогли приблизиться к противоположному берегу. Наконец мы достигли тихой заводи, увидев причал, подгребли к нему и высадили коней. Затопить паром уже не было времени, и мы пустили его вниз по реке, затем проверили подпруги и уздечки, вскочили на коней и поскакали в направлении мерцающего столба дыма, который, точно путеводный маяк, высился над вершиной Дома Огня.
Однако продвигались мы медленно, ибо здесь не было дорог, приходилось ехать напрямик по полям и искать мосты через оросительные каналы, если те были слишком широки, чтобы их можно было перескочить с ходу. Через час мы подъехали к деревне, где все спали крепким сном, и увидели дорогу; как нам показалось, она вела к Горе; уже впоследствии мы узнали, что она окольная и отклоняется на много миль в сторону. Лишь тогда наконец мы смогли перейти на рысь, хотя и не слишком быструю, ибо мы берегли силы коней и боялись, как бы они не споткнулись в призрачном лунном свете.
Перед самой зарей луна скрылась за громадой Горы, и нам пришлось остановиться; пользуясь этой вынужденной передышкой, мы попасли коней на поле, где уже наливались молодые колосья. Небо посерело; столб дыма, наш ориентир, померк; затем снег отдаленной вершины окрасился багрянцем, и через каменную петлю устремился пучок огненных стрел: наступила заря. Мы напоили наших коней из оросительного канала, сели на них и медленно поехали вперед.
С исчезновением ночных теней исчез и страх, который тяжким грузом лежал на наших сердцах. Мы были полны надежды, даже радости. Проклятый город позади. Позади – Хания с ее неукротимыми роковыми страстями и ее похожей на бурное море красотой; старый, погрязший в тайных грехах колдун, ее наставник, с затянутыми роговой пленкой глазами; странный безумец, полудьявол-полумученик, одновременно жестокий и трусливый, ее муж Хан и отвратительный двор. Впереди – огонь, снега и тайна, разгадки которой мы ищем уже много бесплодных лет. На этот раз мы все же разрешим ее – либо умрем. Мы весело ехали навстречу судьбе, какова бы она ни была.
В течение многих часов дорога вилась между возделанных полей: при нашем появлении селяне откладывали орудия труда и, собираясь группами, следили, как мы проезжаем, тогда как женщины в деревнях – необычные это были деревни, с плоскими крышами домов, – хватали своих ребятишек и прятались. Они принимали нас за каких-то важных чиновников, которые явились притеснять и обирать: их ужас свидетельствовал, какому тяжкому угнетению подвергается страна. Пик оставался так же далеко, как и был, но к полудню характер местности изменился: она стала полого подниматься кверху и поэтому была уже непригодна для орошения.
Весь этот большой край зависел от своевременного выпадения дождей, а их этой весной не было вообще. Население здесь было такое же плотное, вся земля, до последней пяди, распахана, но урожай погибал на корню. Горестно было видеть, как зеленые, еще не налившиеся колосья желтеют из-за нехватки влаги, как стада домашних животных тщетно рыщут в поисках корма, а бедные селяне пытаются разбить мотыгой железную почву или бродят кругом в полном отчаянии.
Местные жители догадывались, что мы те самые чужеземцы, о которых они наслышались; отчаяние придавало им смелости, и, когда мы проезжали мимо, они громко требовали, чтобы мы вернули им похищенный дождь – так, во всяком случае, мы поняли их крики. Женщины и дети простирались перед нами ниц и, показывая сперва на Гору, а затем на пламенное голубое небо, также молили, чтобы мы послали им дождь. Однажды нам хотела преградить путь угрожающая толпа крестьян, пришлось пустить лошадей галопом и прорваться через этот заслон. Постепенно местность становилась все пустыннее и бесплоднее, попадались лишь отдельные пастухи, которые перегоняли скот с одного выжженного пастбища на другое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87