.. а контролируемое и целесообразное насилие. Однако
цель определяется не тобой и не мной. Не солдатское дело - определять
когда, где и как. Или почему. Солдат дерется, а решают правительство и
генералы. В правительстве решают, почему и каковы масштабы. Генералы
говорят нам где, когда и как. Мы осуществляем насилие. Другие люди -
постарше и помудрее, как они сами утверждают, - осуществляют контроль. Так
и должно быть. Это лучший ответ, который я могу вам дать. Если он покажется
неудовлетворительным, могу направить желающих к более высокому
командованию. Если и там вас не убедят - идите домой и оставайтесь
гражданскими людьми! Потому что в этом случае вы вряд ли станете
нормальными солдатами.
Зим вскочил на ноги.
- Что-то мне начинает казаться, вы затягиваете разговор, просто чтобы
меня надуть. Подъем, солдаты! Раз, два! К мишеням. Хендрик, ты первый. На
этот раз я хочу, чтобы ты метнул свой нож в южном направлении. Юг - понял!
А не север. Мишень должна появиться к югу от тебя, и нож должен полететь
туда же. Я знаю, что ты не поразишь мишень точно, но постарайся все же в
нее попасть. И смотри, не отрежь себе ухо и не задень никого рядом.
Сосредоточься на мысли, что тебе нужно послать нож к югу. Приготовься.
Мишень! Пошел! Хендрик опять не попал.
Мы тренировались с жезлами, шестами и простыми палками, с проволокой
(оказалось, с куском проволоки тоже можно проделать множество невероятных
вещей). Наконец мы стали узнавать и то, что можно сделать с современным
оружием: как его использовать, как соблюдать безопасность, как его
ремонтировать в случае необходимости. Сюда входили ядерные заряды, пехотные
ракеты, различные газы и яды. И другие вещи, о которых, может быть, лучше
не говорить.
И все же мы не бросили изучение старинного, "пещерного" оружия.
Учились, например, пользоваться штыками, учились стрелять из ружей,
автоматов, которые были в употреблении еще в XX веке. Такие автоматы на
учениях часто заменяли более грозное и мощное оружие. Нам вообще
приходилось очень часто применять разного рода муляжи. Бомбу или гранату
заменяли устройства, дающие в основном лишь черные клубы дыма. Газ,
заставлявший чихать и сморкаться, использовали вместо веществ, от которых
ты был бы уже мертв или парализован. Однако и его действия хватало, чтобы
мы старались принять надежные меры предосторожности.
Спали мы все так же мало. Больше половины тренировок проходило по
ночам, заодно мы учились пользоваться радарами, инфравидением и прочими
хитростями.
Автоматы, заменявшие нам более современное оружие, были заряжены
холостыми патронами. И только один из пятисот был настоящим, боевым.
Опасно? И да, и нет. При нашей профессии вообще опасно жить... А пуля, если
она не разрывная, вряд ли сможет убить, разве что попадет в голову или в
сердце, да и тогда вряд ли. Зато одна настоящая штучка на пятьсот холостых
делала игру интересней и азартней. Тем более, мы знали: такие же автоматы
находятся в руках у инструкторов, которые не упустят случая и не
промахнутся. Они, конечно, утверждали, что никогда намеренно не целятся
человеку в голову, но все же иногда такие вещи случались.
И вообще - никакие уверения не могли быть стопроцентной гарантией.
Каждая пятисотая пуля превращала занятия в подобие гигантской русской
рулетки. Ты сразу переставал скучать, когда слышал, как, тонко свистнув,
проносится мимо твоего уха смертоносная гадина, а потом ее догоняет треск
автомата.
Но время шло - и мы постепенно расслабились, азарт пропал. Тут нам
передали послание начальства: если не подтянемся, не соберемся, настоящая
пуля будет вкладываться в каждую сотню холостых... А если и это не
сработает, пропорция окажется один к пятидесяти. Не знаю, изменили что-то
или нет, но мы определенно подтянулись. Особенно когда ранили парня из
соседней роты: настоящая пуля задела ягодицы. Естественно, на некоторое
время он стал объектом нескончаемых шуток, а также предметом подлинного
интереса: многим хотелось посмотреть и потрогать причудливо извивающийся
шрам... Однако все мы знали, что пуля вполне могла попасть ему в голову.
Или в голову одного из нас.
Те инструкторы, которые не занимались стрельбой из автомата, на
учениях почти не прятались. Они надевали белые рубашки и ходили, где
вздумается, со своими жезлами. Весь их вид говорил об абсолютной
уверенности в отсутствии преступных намерений у новобранцев. На мой взгляд,
они все-таки злоупотребляли доверием к нам. Но так или иначе шансы
распределялись в пропорции один к пятистам, к тому же бралось в расчет наше
неумение стрелять. Автомат не такое уж легкое оружие. Он не рассчитан на
точное поражение цели. Вполне понятно, что в те времена, когда судьба боя
зависела от этого оружия, необходимо было выпустить несколько тысяч пуль,
чтобы убить одного человека. Это кажется невозможным, но подтверждается
всей военной историей: подавляющее большинство выстрелов из автоматического
оружия было рассчитано не на поражение противника, а на то, чтобы он не
поднимал головы и не стрелял.
Во всяком случае, при мне ни одного инструктора не ранило и не убило.
Так же, впрочем, как и ни одного из нас. Новобранцы гибли от других видов
оружия и вообще по другим причинам. Например, один парень сломал себе шею,
когда по нему выстрелили первый раз. Он постарался укрыться, однако сделал
это слишком поспешно. Ни одна пуля его так и не задела.
Надо сказать, что именно это стремление новобранцев укрыться от
автоматного огня отбросило меня на низшую ступень в лагере Курье. Для
начала я потерял те самые шевроны капрала-новобранца, но не за собственные
проступки, а за действия моей группы, когда меня даже и рядом не было. Я
пытался возражать, но Бронски посоветовал мне умолкнуть. Я, однако, не
успокоился и пошел к Зиму. Зим холодно заметил, что я отвечаю за все
действия моих людей независимо от... и дал мне шесть часов нарядов вне
очереди за то, что я разговаривал с ним без разрешения Бронски. Тут еще
пришло письмо от мамы, сильно меня расстроившее. Затем я рассадил себе
плечо, когда в первый раз пробовал боевой бронескафандр. Оказалось, что у
них имеются специальные скафандры, в которых инструктор с помощью
радиоконтроля может устраивать всякие неполадки. Я свалился и разбил плечо.
В результате меня перевели на щадящий режим.
В один из дней "щадящего режима" я был прикомандирован к штабу
командира батальона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
цель определяется не тобой и не мной. Не солдатское дело - определять
когда, где и как. Или почему. Солдат дерется, а решают правительство и
генералы. В правительстве решают, почему и каковы масштабы. Генералы
говорят нам где, когда и как. Мы осуществляем насилие. Другие люди -
постарше и помудрее, как они сами утверждают, - осуществляют контроль. Так
и должно быть. Это лучший ответ, который я могу вам дать. Если он покажется
неудовлетворительным, могу направить желающих к более высокому
командованию. Если и там вас не убедят - идите домой и оставайтесь
гражданскими людьми! Потому что в этом случае вы вряд ли станете
нормальными солдатами.
Зим вскочил на ноги.
- Что-то мне начинает казаться, вы затягиваете разговор, просто чтобы
меня надуть. Подъем, солдаты! Раз, два! К мишеням. Хендрик, ты первый. На
этот раз я хочу, чтобы ты метнул свой нож в южном направлении. Юг - понял!
А не север. Мишень должна появиться к югу от тебя, и нож должен полететь
туда же. Я знаю, что ты не поразишь мишень точно, но постарайся все же в
нее попасть. И смотри, не отрежь себе ухо и не задень никого рядом.
Сосредоточься на мысли, что тебе нужно послать нож к югу. Приготовься.
Мишень! Пошел! Хендрик опять не попал.
Мы тренировались с жезлами, шестами и простыми палками, с проволокой
(оказалось, с куском проволоки тоже можно проделать множество невероятных
вещей). Наконец мы стали узнавать и то, что можно сделать с современным
оружием: как его использовать, как соблюдать безопасность, как его
ремонтировать в случае необходимости. Сюда входили ядерные заряды, пехотные
ракеты, различные газы и яды. И другие вещи, о которых, может быть, лучше
не говорить.
И все же мы не бросили изучение старинного, "пещерного" оружия.
Учились, например, пользоваться штыками, учились стрелять из ружей,
автоматов, которые были в употреблении еще в XX веке. Такие автоматы на
учениях часто заменяли более грозное и мощное оружие. Нам вообще
приходилось очень часто применять разного рода муляжи. Бомбу или гранату
заменяли устройства, дающие в основном лишь черные клубы дыма. Газ,
заставлявший чихать и сморкаться, использовали вместо веществ, от которых
ты был бы уже мертв или парализован. Однако и его действия хватало, чтобы
мы старались принять надежные меры предосторожности.
Спали мы все так же мало. Больше половины тренировок проходило по
ночам, заодно мы учились пользоваться радарами, инфравидением и прочими
хитростями.
Автоматы, заменявшие нам более современное оружие, были заряжены
холостыми патронами. И только один из пятисот был настоящим, боевым.
Опасно? И да, и нет. При нашей профессии вообще опасно жить... А пуля, если
она не разрывная, вряд ли сможет убить, разве что попадет в голову или в
сердце, да и тогда вряд ли. Зато одна настоящая штучка на пятьсот холостых
делала игру интересней и азартней. Тем более, мы знали: такие же автоматы
находятся в руках у инструкторов, которые не упустят случая и не
промахнутся. Они, конечно, утверждали, что никогда намеренно не целятся
человеку в голову, но все же иногда такие вещи случались.
И вообще - никакие уверения не могли быть стопроцентной гарантией.
Каждая пятисотая пуля превращала занятия в подобие гигантской русской
рулетки. Ты сразу переставал скучать, когда слышал, как, тонко свистнув,
проносится мимо твоего уха смертоносная гадина, а потом ее догоняет треск
автомата.
Но время шло - и мы постепенно расслабились, азарт пропал. Тут нам
передали послание начальства: если не подтянемся, не соберемся, настоящая
пуля будет вкладываться в каждую сотню холостых... А если и это не
сработает, пропорция окажется один к пятидесяти. Не знаю, изменили что-то
или нет, но мы определенно подтянулись. Особенно когда ранили парня из
соседней роты: настоящая пуля задела ягодицы. Естественно, на некоторое
время он стал объектом нескончаемых шуток, а также предметом подлинного
интереса: многим хотелось посмотреть и потрогать причудливо извивающийся
шрам... Однако все мы знали, что пуля вполне могла попасть ему в голову.
Или в голову одного из нас.
Те инструкторы, которые не занимались стрельбой из автомата, на
учениях почти не прятались. Они надевали белые рубашки и ходили, где
вздумается, со своими жезлами. Весь их вид говорил об абсолютной
уверенности в отсутствии преступных намерений у новобранцев. На мой взгляд,
они все-таки злоупотребляли доверием к нам. Но так или иначе шансы
распределялись в пропорции один к пятистам, к тому же бралось в расчет наше
неумение стрелять. Автомат не такое уж легкое оружие. Он не рассчитан на
точное поражение цели. Вполне понятно, что в те времена, когда судьба боя
зависела от этого оружия, необходимо было выпустить несколько тысяч пуль,
чтобы убить одного человека. Это кажется невозможным, но подтверждается
всей военной историей: подавляющее большинство выстрелов из автоматического
оружия было рассчитано не на поражение противника, а на то, чтобы он не
поднимал головы и не стрелял.
Во всяком случае, при мне ни одного инструктора не ранило и не убило.
Так же, впрочем, как и ни одного из нас. Новобранцы гибли от других видов
оружия и вообще по другим причинам. Например, один парень сломал себе шею,
когда по нему выстрелили первый раз. Он постарался укрыться, однако сделал
это слишком поспешно. Ни одна пуля его так и не задела.
Надо сказать, что именно это стремление новобранцев укрыться от
автоматного огня отбросило меня на низшую ступень в лагере Курье. Для
начала я потерял те самые шевроны капрала-новобранца, но не за собственные
проступки, а за действия моей группы, когда меня даже и рядом не было. Я
пытался возражать, но Бронски посоветовал мне умолкнуть. Я, однако, не
успокоился и пошел к Зиму. Зим холодно заметил, что я отвечаю за все
действия моих людей независимо от... и дал мне шесть часов нарядов вне
очереди за то, что я разговаривал с ним без разрешения Бронски. Тут еще
пришло письмо от мамы, сильно меня расстроившее. Затем я рассадил себе
плечо, когда в первый раз пробовал боевой бронескафандр. Оказалось, что у
них имеются специальные скафандры, в которых инструктор с помощью
радиоконтроля может устраивать всякие неполадки. Я свалился и разбил плечо.
В результате меня перевели на щадящий режим.
В один из дней "щадящего режима" я был прикомандирован к штабу
командира батальона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65