Впрочем, я не преминул позвонить капитану Немо и как следует проинструктировать его.
И вот я оказался в том, что некогда было грязной вмятиной на лике Земли — размером с лунный кратер: двести сорок миль в длину, шестьдесят в ширину и двести футов в глубину. Пересохшее бывшее озеро служило отвратительной помойной ямой, куда вся страна сливала отравленные стоки замечательных заводов, работающих на замечательное завтра. Эта резервация была бескорыстным даром правительства американским индейцам — дно озера Эри отдали им в вечное пользование до той поры, пока Конгресс не решит отнять и эти девять тысяч квадратных миль сущего ада.
И вот передо мной девять тысяч квадратных миль настоящего рая. Фантастичность этого зрелища кружила мне голову: пестрое одеяло маковых полей, сияющих всеми красками — красные, оранжевые, желтые, зеленые, голубые, фиолетовые. Словно радуга рассыпалась осколками по земле. Все прежде зловонные каналы выложены плитами. На дне бывшего озера высились викиапы — разновидность традиционных индейских вигвамов. Только эти строения были не глинобитные, как встарь, а из современных материалом, с применением мрамора, гранита и известнякового туфа. Вымощенные плитняком дороги пересекали во всех направлениях пространство резервации, обнесенной по границам оградой, создающей мощное электромагнитное поле, которое отшвыривало незваных гостей. Если вы умудрялись прорваться к самой ограде, вас парализовывал удар тока.
Главные ворота охраняли апачи — они не тратили время на глупые любезности и говорили только на своем родном языке. С ними я не сумел потрепаться. Только настойчиво повторял «Секвойя». Ребята покалякали пару минут по телефону с кем-то, потом начальник стражи дал мне проводника и усадил в машину на воздушной подушке. Проводник подвез меня к развилке дорог, а затем по узкой дорожке к роскошному викиапу, украшенному зверским количеством мрамора. Он указал мне на широкоплечего парня в набедренной повязке, который грелся на солнышке, прислонившись спиной к мраморной стене. Это был Секвойя.
Я молча подошел к викиапу и уселся рядом с Вождем. Инстинкт подсказал мне, что надо подстраиваться под здешний неспешный темп жизни. Проф сидел как истукан — молча и не двигаясь. Ну и я стал разыгрывать каменного болвана. Правда, мне это надоело до чертиков уже через минуты. Секвойя никуда не торопился, ну и я исправно изображал из себя овощ. Насколько он погружен в мысли о великом прошлом своего народа, я понял но тому, как он лениво повернулся на бок и, не вставая, помочился. После этого опять привалился спиной к стене. Я не последовал его примеру — есть же предел! Медитация медитацией, но у меня с XIX века сохранились кое-какие остатки английского воспитания.
Прошло несколько часов (я одурел таращить глаза, а спать было стыдно), прежде чем Вождь медленно поднялся на ноги. Я даже не пошевелился, пока он не протянул руку, чтобы помочь мне встать. Я проследовал за ним в викиап.
Внутри просторное жилище было декорировано не менее богато, чем городской вигвам профа. Множество комнат, выстланный плитами пол, кругом кожи и шкуры, ковры, роскошные вещи из серебра, много фарфора. Секвойя не врал: местные краснокожие жили действительно богато.
Он позвал в комнату своих присных — они появились со всех сторон. Папа — величавый, сердечный, в еще большей степени похожий на Линкольна (я всегда подозревал, что в жилах Честного Авраама течет и индейская кровь). Мама — крупная и сдобная, так и хотелось зарыться в нее, если у тебя какие-то неприятности. Сестра — лет шестнадцати-восемнадцати, до того застенчивая, что я так и не сумел ее разглядеть, потому что она не поднимала головы. Двое малолетних братьев, которые сперва обалдели, когда увидели меня, а потом бросились со смехом щупать и теребить — было ясно, что они впервые общаются с белокожим.
Я старался проявить максимум вежливости. Отвесил почтительнейший поклон папочке, поцеловал руку мамочке, поцеловал руку сестричке (после чего она вспыхнула и опрометью выбежала из комнаты), потрепал мальчишек по головам, дал им по монетке и какие-то безделки, выуженные из карманов. Сами понимаете, все это я проделал молчком, не зная ни слова по-черокски. Но, похоже, мои усилия Секвойя оценил положительно, и в его голосе прозвучали дружественные нотки, когда он пояснял своей семье, кто я такой.
Затем я был приглашен к трапезе. Вообще-то индейцы чероки прежде жили в штате Каролина и сохранили кое-что из обычаев прибрежного народа — это сказывалось на обеденном столе: суп из мидий, крупные креветки, кушанья из плодов окры, мамалыга и прочая экзотика. Зато никакой пластиковой посуды, только тончайший фарфор и серебро — не хухры-мухры! Когда я предложил помочь вымыть посуду, мамочка рассмеялась и добродушно выгнала меня прочь из кухни, а сестра при этом покраснела аж до начала грудок. Секвойя прогнал мальчишек, которые с воинственными кличами лазили по мне, как по дереву, и вывел меня из викиапа.
У меня сердце упало: а ну как опять лежать на солнышке! Но Вождь не остановился и зашагал по тропинке с таким уверенно-хозяйским видом, будто ему принадлежала вся резервация. Мы неспешно прогуливались. Легкий ветерок доносил до нас разнообразные ароматы цветущего мака.
Наконец он нарушил молчание:
— Посредством логики. Гинь?
— Нет.
— Тогда как?
— Ну, было много вариантов — и члены Команды в данный момент исследуют все версии, но я спросил у своего сердца — и получил ответ.
— Слушай, Гинь, а как давно у тебя у самого был родной дом, семья?
— Пару столетий назад.
— Бедный сиротинушка.
— Именно поэтому члены Команды так дружны. Мы пытаемся держаться друг за друга. Ведь мы как одна семья. Наша е ди нс тв ен на я семья .
— И теперь то же случилось и со мной…
Я угукнул.
— Что вы со мной сотворили — сквозь черную дыру протащили?
— Вроде как. Ты теперь один из нас.
— Это словно медленная смерть. Гинь.
— Нет, это длинная-предлинная жизнь.
— Не уверен, что вы оказали мне большую услугу.
— Как бы то ни было, я к этому не имею никакого отношения. Счастливая случайность.
— Счастливая? Еще как посмотреть.
Тут мы оба хмыкнули.
Спустя несколько минут он спросил:
— Что ты имел в виду, говоря «п ыт ае мс я держаться друг за друга» ?
— В определенном отношении у нас все как в самой обычной семье Есть симпатии и антипатии, ревность, неприязнь, даже открытая вражда. Скажем, Лукреция Борджиа и Леонардо да Винчи на ножах еще с той поры, как я превратился в бессмертного. В присутствии одного мы стараемся совсем не упоминать другого.
— Но они сбежались к тебе на помощь по первому зову.
— Только мои близкие друзья. Если бы кто-то попросил помочь мне Раджу, тот послал бы просящего куда подальше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
И вот я оказался в том, что некогда было грязной вмятиной на лике Земли — размером с лунный кратер: двести сорок миль в длину, шестьдесят в ширину и двести футов в глубину. Пересохшее бывшее озеро служило отвратительной помойной ямой, куда вся страна сливала отравленные стоки замечательных заводов, работающих на замечательное завтра. Эта резервация была бескорыстным даром правительства американским индейцам — дно озера Эри отдали им в вечное пользование до той поры, пока Конгресс не решит отнять и эти девять тысяч квадратных миль сущего ада.
И вот передо мной девять тысяч квадратных миль настоящего рая. Фантастичность этого зрелища кружила мне голову: пестрое одеяло маковых полей, сияющих всеми красками — красные, оранжевые, желтые, зеленые, голубые, фиолетовые. Словно радуга рассыпалась осколками по земле. Все прежде зловонные каналы выложены плитами. На дне бывшего озера высились викиапы — разновидность традиционных индейских вигвамов. Только эти строения были не глинобитные, как встарь, а из современных материалом, с применением мрамора, гранита и известнякового туфа. Вымощенные плитняком дороги пересекали во всех направлениях пространство резервации, обнесенной по границам оградой, создающей мощное электромагнитное поле, которое отшвыривало незваных гостей. Если вы умудрялись прорваться к самой ограде, вас парализовывал удар тока.
Главные ворота охраняли апачи — они не тратили время на глупые любезности и говорили только на своем родном языке. С ними я не сумел потрепаться. Только настойчиво повторял «Секвойя». Ребята покалякали пару минут по телефону с кем-то, потом начальник стражи дал мне проводника и усадил в машину на воздушной подушке. Проводник подвез меня к развилке дорог, а затем по узкой дорожке к роскошному викиапу, украшенному зверским количеством мрамора. Он указал мне на широкоплечего парня в набедренной повязке, который грелся на солнышке, прислонившись спиной к мраморной стене. Это был Секвойя.
Я молча подошел к викиапу и уселся рядом с Вождем. Инстинкт подсказал мне, что надо подстраиваться под здешний неспешный темп жизни. Проф сидел как истукан — молча и не двигаясь. Ну и я стал разыгрывать каменного болвана. Правда, мне это надоело до чертиков уже через минуты. Секвойя никуда не торопился, ну и я исправно изображал из себя овощ. Насколько он погружен в мысли о великом прошлом своего народа, я понял но тому, как он лениво повернулся на бок и, не вставая, помочился. После этого опять привалился спиной к стене. Я не последовал его примеру — есть же предел! Медитация медитацией, но у меня с XIX века сохранились кое-какие остатки английского воспитания.
Прошло несколько часов (я одурел таращить глаза, а спать было стыдно), прежде чем Вождь медленно поднялся на ноги. Я даже не пошевелился, пока он не протянул руку, чтобы помочь мне встать. Я проследовал за ним в викиап.
Внутри просторное жилище было декорировано не менее богато, чем городской вигвам профа. Множество комнат, выстланный плитами пол, кругом кожи и шкуры, ковры, роскошные вещи из серебра, много фарфора. Секвойя не врал: местные краснокожие жили действительно богато.
Он позвал в комнату своих присных — они появились со всех сторон. Папа — величавый, сердечный, в еще большей степени похожий на Линкольна (я всегда подозревал, что в жилах Честного Авраама течет и индейская кровь). Мама — крупная и сдобная, так и хотелось зарыться в нее, если у тебя какие-то неприятности. Сестра — лет шестнадцати-восемнадцати, до того застенчивая, что я так и не сумел ее разглядеть, потому что она не поднимала головы. Двое малолетних братьев, которые сперва обалдели, когда увидели меня, а потом бросились со смехом щупать и теребить — было ясно, что они впервые общаются с белокожим.
Я старался проявить максимум вежливости. Отвесил почтительнейший поклон папочке, поцеловал руку мамочке, поцеловал руку сестричке (после чего она вспыхнула и опрометью выбежала из комнаты), потрепал мальчишек по головам, дал им по монетке и какие-то безделки, выуженные из карманов. Сами понимаете, все это я проделал молчком, не зная ни слова по-черокски. Но, похоже, мои усилия Секвойя оценил положительно, и в его голосе прозвучали дружественные нотки, когда он пояснял своей семье, кто я такой.
Затем я был приглашен к трапезе. Вообще-то индейцы чероки прежде жили в штате Каролина и сохранили кое-что из обычаев прибрежного народа — это сказывалось на обеденном столе: суп из мидий, крупные креветки, кушанья из плодов окры, мамалыга и прочая экзотика. Зато никакой пластиковой посуды, только тончайший фарфор и серебро — не хухры-мухры! Когда я предложил помочь вымыть посуду, мамочка рассмеялась и добродушно выгнала меня прочь из кухни, а сестра при этом покраснела аж до начала грудок. Секвойя прогнал мальчишек, которые с воинственными кличами лазили по мне, как по дереву, и вывел меня из викиапа.
У меня сердце упало: а ну как опять лежать на солнышке! Но Вождь не остановился и зашагал по тропинке с таким уверенно-хозяйским видом, будто ему принадлежала вся резервация. Мы неспешно прогуливались. Легкий ветерок доносил до нас разнообразные ароматы цветущего мака.
Наконец он нарушил молчание:
— Посредством логики. Гинь?
— Нет.
— Тогда как?
— Ну, было много вариантов — и члены Команды в данный момент исследуют все версии, но я спросил у своего сердца — и получил ответ.
— Слушай, Гинь, а как давно у тебя у самого был родной дом, семья?
— Пару столетий назад.
— Бедный сиротинушка.
— Именно поэтому члены Команды так дружны. Мы пытаемся держаться друг за друга. Ведь мы как одна семья. Наша е ди нс тв ен на я семья .
— И теперь то же случилось и со мной…
Я угукнул.
— Что вы со мной сотворили — сквозь черную дыру протащили?
— Вроде как. Ты теперь один из нас.
— Это словно медленная смерть. Гинь.
— Нет, это длинная-предлинная жизнь.
— Не уверен, что вы оказали мне большую услугу.
— Как бы то ни было, я к этому не имею никакого отношения. Счастливая случайность.
— Счастливая? Еще как посмотреть.
Тут мы оба хмыкнули.
Спустя несколько минут он спросил:
— Что ты имел в виду, говоря «п ыт ае мс я держаться друг за друга» ?
— В определенном отношении у нас все как в самой обычной семье Есть симпатии и антипатии, ревность, неприязнь, даже открытая вражда. Скажем, Лукреция Борджиа и Леонардо да Винчи на ножах еще с той поры, как я превратился в бессмертного. В присутствии одного мы стараемся совсем не упоминать другого.
— Но они сбежались к тебе на помощь по первому зову.
— Только мои близкие друзья. Если бы кто-то попросил помочь мне Раджу, тот послал бы просящего куда подальше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72