Это были прекрасные времена, наполненные веселыми и забавными событиями; по телу Тома разлилась теплая волна, постепенно добравшаяся до сердца.
Дотянувшись до ветки, он схватился за нее, чтобы удержаться на ногах, поток мыслей грозил затопить его, а голова начала предательски кружиться. Странное ощущение скоро прошло, оставив изумление ментальным барьером в памяти и его воздействием, — возможно, физическая усталость помешала мозгу справиться с перегрузкой. Ему требовалось отдохнуть и успокоиться.
Тяжело опершись на трость, Том приближался к Малому Брейкену, по дороге окидывая его взглядом досамой крыши. У него возникло чувство, что за ним наблюдают, поэтому молодой человек не удивился, заметив сороку, выглядывавшую из-за массивного каменного парапета. Том не очень тепло относился ко всему вороньему племени, но по некоторым причинам особенно он не любил сорок, несмотря на их лоснящиеся тела, красивое черно-белое оперение и глянцевые хвосты, иногда блестевшие в лучах солнца подобно радуге. Сельские жители издавна считали, что сороки приносят несчастье, по мнению некоторых: «одна — к несчастью, две — к радости». При виде ее крестьяне три раза сплевывают через левое плечо и произносят: «Дьявол, дьявол, я тебе не поддамся». «Все это чепуха», — твердил горожанин внутри Тома, однако он все же почувствовал себя неуютно под взглядом черных бусинок-глаз.
Молодой человек приблизился к большой зеленой двери коттеджа, обшарпанной и покрытой пятнами (даже в его детстве дверь редко сдвигали с места, поскольку днем она всегда была открыта). На стене висел колокольчик. Том достал из кармана куртки длинный ключ, который ему отдал Хьюго и который тяжело лег в ладонь, согревшись от прикосновения, как будто тепло дня проникло через материю и забрало холод металла. Зажав в пальцах головку в виде трилистника, Том вставил ключ в замочную скважину и повернул вправо.
Ничего не случилось. Казалось, ключ провалился в вакуум, в пустоту, которая никак не реагировала на него. Он поворачивался легко, но абсолютно безрезультатно. Поворот, еще поворот — дверь не отпиралась.
Том вытащил ключ и некоторое время разглядывал его, как будто это могло решить проблему, затем попробовал отпереть дверь еще раз. Вдруг от теплого металла к пальцам пробежала горячая искорка, затем поднялась к запястью. Ключ, попав в скважину, щелкнул. Дверь отворилась.
* * *
Она открылась плавно — ни скрипа, ни ожидаемого визга проржавевших петель. Чудесное легкое движение, как будто крашеная дубовая дверь лишилась веса и скользила как по маслу.
Волна затхлого воздуха ударила в Тома — казалось, она ждала несколько веков, чтобы вырваться на свободу. Том отшатнулся. Запах разложения и плесени быстро исчез, благодаря свежему воздуху, ворвавшемуся в открытую дверь. И опять нахлынули воспоминания о давно минувших днях, ведь всевозможные запахи были частью его детства: нежный аромат кожи и волос Бетан, запахи нагретых солнцем каменных плит дома и полевых цветов... Но сейчас, памятуя о недавнем головокружении, он не позволил столь смятенным мыслям завладеть его сознанием.
Помедлив чуть-чуть на пороге Малого Брейкена, Том шагнул вперед и быстро огляделся. Вот большой сосновый кухонный шкаф, установленный возле выбеленной стены слева. Изящно расписанная посуда, которую он так хорошо помнил на его полках, исчезла. Ее заменили незамысловатые повседневные тарелки и подходящие к ним чашки с блюдцами. Посреди комнаты стоял дубовый стол. Его крепкие ножки и круглая столешница были испещрены записями, которые Бетан позволяла делать мальчику. Теперь все это — нацарапанные имена, даты, даже следы игр, таких как в виселицу и крестики-нолики, вместе со смешными и трогательными рисунками — придавало дереву особое значение, превращая его в хранилище первых опытов мальчика, создавая своеобразный деревянный альбом ранних представлений об окружающем мире.
Черная металлическая плита служила одновременно духовкой, грилем, очагом — хотя в доме имелась и старая электрическая, покрытая облупившейся эмалью, и камин с широкой, закопченной полкой, доверху загроможденной металлическими кастрюлями и прочей кухонной утварью. Том заметил, что камин был заполнен поленьями. Вероятно, это сделал старый Эрик, который и в прошлом всегда проявлял ненавязчивую, но доброжелательную заботу о мальчике и его матери.
Деревянные книжные полки по обеим сторонам камина, встроенные в простенки восьмиугольной комнаты, были заполнены потрепанными книгами, в основном по природоведению и садоводству. Среди них можно было обнаружить сборники стихотворений, приключенческие и рыцарские романы, а на самом верху громоздились мрачные тома в кожаных переплетах, которые никогда не интересовали маленького мальчика — он даже не мог дотянуться до них.
Глубокая старомодная фарфоровая раковина под одним из арочных окон, открывавших вид на лес, подходила для купания малыша, а когда Том чуть подрос, он мылся и вытирался, стоя в ней; импровизированная ванна наполнялась водой, гревшейся в кастрюле на плите. Когда наконец были произведены некоторые изменения, над деревянным водостоком установили электрический водогрей. Его тонкий металлический рукав и труба нависали прямо над раковиной. Киндред с удовольствием вспомнил день, когда появились все эти усовершенствования, и их с Бетан восторг по поводу столь смелого, хотя и позднего вступления в двадцатый век. Сейчас его удивляло, сколь скромными были их удобства и сколько радости они доставляли. Он все еще улыбался, вспоминая дополнительные детали, которые одновременно забавляли и смущали его. Не было ни центрального отопления, ни телевидения, только древнее радио, которое шипело и трещало из-за помех в атмосфере (атмосферных истерик, как называла их Бетан). Они долгое время обходились без телефона и машины (за покупками ездили на автобусе, отправлявшемся в Мач-Бедоу). А деньги... их было безумно мало (Бетан получала минимальное жалование, поскольку сэр Рассел освободил их от платы за жилье, к тому же птицы и кролики, которых регулярно добывал Эрик Пимлет в качестве еженедельного добавления к рациону, считались вполне достаточной компенсацией). Однако нужда, если их положение можно было бы назвать таковым, не поселилась под этой крышей. Они были счастливы вместе, Том и его мать, и хотя он иногда замечал печаль на ее лице, неожиданно появлявшееся выражение меланхолии в голубых глазах, все же дни заполняли простые радости жизни. Чудесное, безопасное время, когда любовь и уединение обеспечивали защиту и убежище маленькой семье.
Как жестоко это все потом отняли!
Мысли Тома приняли мрачное направление, и он немедленно выбросил их из головы;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
Дотянувшись до ветки, он схватился за нее, чтобы удержаться на ногах, поток мыслей грозил затопить его, а голова начала предательски кружиться. Странное ощущение скоро прошло, оставив изумление ментальным барьером в памяти и его воздействием, — возможно, физическая усталость помешала мозгу справиться с перегрузкой. Ему требовалось отдохнуть и успокоиться.
Тяжело опершись на трость, Том приближался к Малому Брейкену, по дороге окидывая его взглядом досамой крыши. У него возникло чувство, что за ним наблюдают, поэтому молодой человек не удивился, заметив сороку, выглядывавшую из-за массивного каменного парапета. Том не очень тепло относился ко всему вороньему племени, но по некоторым причинам особенно он не любил сорок, несмотря на их лоснящиеся тела, красивое черно-белое оперение и глянцевые хвосты, иногда блестевшие в лучах солнца подобно радуге. Сельские жители издавна считали, что сороки приносят несчастье, по мнению некоторых: «одна — к несчастью, две — к радости». При виде ее крестьяне три раза сплевывают через левое плечо и произносят: «Дьявол, дьявол, я тебе не поддамся». «Все это чепуха», — твердил горожанин внутри Тома, однако он все же почувствовал себя неуютно под взглядом черных бусинок-глаз.
Молодой человек приблизился к большой зеленой двери коттеджа, обшарпанной и покрытой пятнами (даже в его детстве дверь редко сдвигали с места, поскольку днем она всегда была открыта). На стене висел колокольчик. Том достал из кармана куртки длинный ключ, который ему отдал Хьюго и который тяжело лег в ладонь, согревшись от прикосновения, как будто тепло дня проникло через материю и забрало холод металла. Зажав в пальцах головку в виде трилистника, Том вставил ключ в замочную скважину и повернул вправо.
Ничего не случилось. Казалось, ключ провалился в вакуум, в пустоту, которая никак не реагировала на него. Он поворачивался легко, но абсолютно безрезультатно. Поворот, еще поворот — дверь не отпиралась.
Том вытащил ключ и некоторое время разглядывал его, как будто это могло решить проблему, затем попробовал отпереть дверь еще раз. Вдруг от теплого металла к пальцам пробежала горячая искорка, затем поднялась к запястью. Ключ, попав в скважину, щелкнул. Дверь отворилась.
* * *
Она открылась плавно — ни скрипа, ни ожидаемого визга проржавевших петель. Чудесное легкое движение, как будто крашеная дубовая дверь лишилась веса и скользила как по маслу.
Волна затхлого воздуха ударила в Тома — казалось, она ждала несколько веков, чтобы вырваться на свободу. Том отшатнулся. Запах разложения и плесени быстро исчез, благодаря свежему воздуху, ворвавшемуся в открытую дверь. И опять нахлынули воспоминания о давно минувших днях, ведь всевозможные запахи были частью его детства: нежный аромат кожи и волос Бетан, запахи нагретых солнцем каменных плит дома и полевых цветов... Но сейчас, памятуя о недавнем головокружении, он не позволил столь смятенным мыслям завладеть его сознанием.
Помедлив чуть-чуть на пороге Малого Брейкена, Том шагнул вперед и быстро огляделся. Вот большой сосновый кухонный шкаф, установленный возле выбеленной стены слева. Изящно расписанная посуда, которую он так хорошо помнил на его полках, исчезла. Ее заменили незамысловатые повседневные тарелки и подходящие к ним чашки с блюдцами. Посреди комнаты стоял дубовый стол. Его крепкие ножки и круглая столешница были испещрены записями, которые Бетан позволяла делать мальчику. Теперь все это — нацарапанные имена, даты, даже следы игр, таких как в виселицу и крестики-нолики, вместе со смешными и трогательными рисунками — придавало дереву особое значение, превращая его в хранилище первых опытов мальчика, создавая своеобразный деревянный альбом ранних представлений об окружающем мире.
Черная металлическая плита служила одновременно духовкой, грилем, очагом — хотя в доме имелась и старая электрическая, покрытая облупившейся эмалью, и камин с широкой, закопченной полкой, доверху загроможденной металлическими кастрюлями и прочей кухонной утварью. Том заметил, что камин был заполнен поленьями. Вероятно, это сделал старый Эрик, который и в прошлом всегда проявлял ненавязчивую, но доброжелательную заботу о мальчике и его матери.
Деревянные книжные полки по обеим сторонам камина, встроенные в простенки восьмиугольной комнаты, были заполнены потрепанными книгами, в основном по природоведению и садоводству. Среди них можно было обнаружить сборники стихотворений, приключенческие и рыцарские романы, а на самом верху громоздились мрачные тома в кожаных переплетах, которые никогда не интересовали маленького мальчика — он даже не мог дотянуться до них.
Глубокая старомодная фарфоровая раковина под одним из арочных окон, открывавших вид на лес, подходила для купания малыша, а когда Том чуть подрос, он мылся и вытирался, стоя в ней; импровизированная ванна наполнялась водой, гревшейся в кастрюле на плите. Когда наконец были произведены некоторые изменения, над деревянным водостоком установили электрический водогрей. Его тонкий металлический рукав и труба нависали прямо над раковиной. Киндред с удовольствием вспомнил день, когда появились все эти усовершенствования, и их с Бетан восторг по поводу столь смелого, хотя и позднего вступления в двадцатый век. Сейчас его удивляло, сколь скромными были их удобства и сколько радости они доставляли. Он все еще улыбался, вспоминая дополнительные детали, которые одновременно забавляли и смущали его. Не было ни центрального отопления, ни телевидения, только древнее радио, которое шипело и трещало из-за помех в атмосфере (атмосферных истерик, как называла их Бетан). Они долгое время обходились без телефона и машины (за покупками ездили на автобусе, отправлявшемся в Мач-Бедоу). А деньги... их было безумно мало (Бетан получала минимальное жалование, поскольку сэр Рассел освободил их от платы за жилье, к тому же птицы и кролики, которых регулярно добывал Эрик Пимлет в качестве еженедельного добавления к рациону, считались вполне достаточной компенсацией). Однако нужда, если их положение можно было бы назвать таковым, не поселилась под этой крышей. Они были счастливы вместе, Том и его мать, и хотя он иногда замечал печаль на ее лице, неожиданно появлявшееся выражение меланхолии в голубых глазах, все же дни заполняли простые радости жизни. Чудесное, безопасное время, когда любовь и уединение обеспечивали защиту и убежище маленькой семье.
Как жестоко это все потом отняли!
Мысли Тома приняли мрачное направление, и он немедленно выбросил их из головы;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101