Было в нем некое добродушное бесстыдство, соединенное с самоиронией, которую она всегда находила привлекательной, хотя мужчина, стоявший перед ней, был, по крайней мере, вдвое старше ее. Она вдруг ощутила какую-то тягу к этому человеку, какое-то совершенно неконтролируемое возбуждение и должна была глубоко вздохнуть, чтобы собраться с силами.
– Извините, – произнесла она и пошла, убыстряя шаг.
Девлин выждал немного и последовал за ней. Какая привлекательная молодая женщина, но почему-то очень пугливая. Интересно узнать, почему?
Она дошла до Гранд Валери. Ее внимание привлекло «Распятие» Эль Греко. Таня долго смотрела на полотно, не обращая внимания на Девлина, вновь появившегося рядом.
– И что вам это говорит? – мягко спросил он. – Вы видите в этом любовь?
– Нет, – ответила она. – Скорее протест против смерти. Зачем вы преследуете меня?
– Разве?
– Да, с самого сада Тюильри.
– Неужели? Скорее всего вам просто показалось.
– Вот уж нет. Вы из тех, на кого даже при случайной встрече оглядываешься дважды.
Странно, но больше всего в этот момент ей захотелось заплакать и открыться этому невероятно теплому голосу. Он взял ее под руку и мягко сказал:
– Ну что вы, успокойтесь. Вы еще не рассказали мне, что разгадали у Эль Греко.
– Я ведь не верующая, – ответила она, – я вижу на кресте не Спасителя, а большого мужчину, которого пытают какие-то мелкие людишки. А вы как считаете?
– Мне нравится ваш акцент, – сказал Девлин. – Напоминает Грету Гарбо, которую я видел в кино мальчишкой. Но это было сто лет назад.
– Я знаю, кто такая Грета Гарбо, – сказала она. – И ваш комплимент мне льстит. Однако вы до сих пор не сказали, что же означает эта картина для вас.
– Довольно сложный вопрос. Особенно сегодня, – пробормотал Девлин. – Сегодня в семь утра в соборе Святого Петра в Риме состоялась особая служба. Вместе с папой в ней участвовали кардиналы из Великобритании и Аргентины.
– И чего-нибудь добились?
– Увы. Они не остановили ни военно-морские силы Соединенного Королевства, ни аргентинские бомбардировщики.
– Что же это означает?
– А то, что Господу Богу, если он существует, плевать на наши расходы.
Таня сморщила лоб.
– Не могу понять, что у вас за акцент. Вы ведь не англичанин. Да?
– Нет, ирландец.
– А я думала, что все ирландцы глубоко религиозны.
– Несомненно. У моей тети Ханны были даже мозоли на коленях от беспрестанных молитв. Когда я был маленьким, она меня в Друморе по три раза на дню таскала в церковь.
Татьяна оцепенела.
– Что вы сказали?
– Я говорил о Друморе, ольстерской деревушке. Там есть церковь Святого Духа. Я очень хорошо помню, как мой дядя и его друзья после службы заходили в бар Мерфи.
Она повернула к нему ставшее вдруг совершенно белым лицо.
– Кто вы?
– Одно могу сказать точно, дитя мое, – сказал он и провел рукой по ее черным волосам. – Я не Качулейн, последний из Черных героев.
Глаза ее широко раскрылись и гневно сверкнули, а руки вцепились в воротник пальто.
– Кто вы?
– В некотором роде Виктор Левин.
– Левин? – Она была явно удивлена. – Ведь Левин мертв. Около месяца назад погиб где-то в Аравии. Так мне сказал отец.
– Генерал Масловский? Естественно, он должен был сказать вам нечто подобное. О нет, Левин бежал, оказался сначала в Лондоне, а потом в Дублине.
– У него все в порядке?
– Левин все-таки мертв, – выдавил из себя Девлин. – Убит Майклом Келли, или Качулейном, или Черным героем, или как там его еще. В общем, тем самым человеком, который двадцать три года назад на Украине застрелил вашего отца.
Татьяна Воронина вдруг обомлела и начала падать Девлину на руки. Он успел подхватить ее.
– Держитесь за меня. Я выведу вас на свежий воздух.
Они сели на лавочку в саду Тюильри. Девлин вынул свой серебряный портсигар и протянул Татьяне.
– Курить, конечно, плохо, но...
– Нет, спасибо.
– Да, не стоит вредить организму. Ваши лучшие годы еще впереди.
Когда-то он уже произносил эти слова, обращаясь к девушке, очень похожей на ту, что сидела с ним рядом. Она тоже не считалась красавицей в общепринятом смысле, но по-своему была притягательна. И хотя было это давным-давно, он почувствовал боль, которую даже время не в силах было стереть из памяти, и поднял на Татьяну глаза.
– Для тайного агента вы производите довольно странное впечатление, – произнесла наконец она. – Ведь вы же шпион, я права?
Он рассмеялся так громко, что Тони Хантер, на другой стороне выставки Генри Мура читавший на лавочке газету, вздрогнул и обернулся.
– Боже упаси! – Девлин вытащил бумажник и подал визитную карточку. – Вот, пожалуйста, мое удостоверение личности. Ношу с собой исключительно из соображений формального характера, смею вас уверить.
Таня вслух прочла:
– Профессор Лайам Девлин, Тринити-колледж, Дублин. – Она подняла глаза. – Профессор чего?
– Английской литературы. Как и большинство гуманитариев, занимаюсь довольно обширной тематикой: Оскар Уайльд, Бернард Шоу, Брендан Биен, Джеймс Джойс, Вильям Батлер Йетс. В общем, довольно пестрая компания. Католики и протестанты. Но все – ирландцы. Собственно, мы немного отвлеклись от дела.
Он засунул визитку обратно в бумажник. Татьяна спросила:
– Скажите, а каким образом профессор старинного и известного университета попадает в такие переделки?
– Вы когда-нибудь слыхали об Ирландской Республиканской Армии?
– Об ИРА? Само собой разумеется.
– Я состоял в этой организации с шестнадцати лет, но теперь отошел от активной работы из-за несогласия с методами, которыми пользуется Временная ИРА в своей нынешней кампании.
– Подождите, помолчите, дайте я сама угадаю. – Таня улыбнулась. – Вы ведь в душе романтик, не правда ли, профессор Девлин?
– Неужели?
– Да. Потому что только романтику может прийти в голову носить такую оригинальную шляпу. Но за этим, конечно, скрывается и многое другое. Подкладывать бомбы в ресторанах, чтобы убивать детей и женщин, вы не сможете. Но мужчину застрелили бы не раздумывая, особенно если это профессиональный преступник.
Девлин начал ощущать себя не в своей тарелке.
– Что за фантазия пришла вам в голову высказать мне все это?
– А почему бы и нет, профессор Девлин? Я вас поняла. Вы – настоящий революционер, безнадежный романтик, который больше всего боится, что все это закончится.
– Это? Что «это»?
– Игра, профессор. Безумная, опасная и прекрасная игра, которая только и делает жизнь настоящей для такого человека, как вы. Хорошо, хорошо, может быть, вам и нравится замкнутый мир университетской аудитории, или, может быть, вы только пытаетесь убедить себя в этом. Но при первой же возможности вдохнуть запах пороховой гари...
– Позвольте мне просто передохнуть, – прервал ее Девлин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63