— А выстрелить снаружи?..
— Из его собственной двустволки? Пришлось бы вначале эту двустволку у него украсть и вынести…
— А второй ключ от двери?..
— Пока наличие дубликата не установлено. Колек настаивает, что был всего один ключ, к тому же он вроде бы сам смастерил эти замки и сделал один ключ ко всем запорам.., то есть задвижек там было много, но все они запирались одним ключом. Очень все это изобретательно устроено. А ключ он всегда носил с собой, никогда не выходил из кабинета, не заперев его, даже когда шёл в туалет. Он и спал с ним, и мылся. И вот этого-то ключа и нет.
— Хорошо искали?
— Думаю, да. Втроём: Вильчинский, Тшенсик и я.
Вильчинский — с энтузиазмом, Тшенсик — из любопытства, а я — из упрямства. Всех остальных оттуда выгнали, как только фотограф, доктор и дактилоскопист закончили свою работу. Ну и сразу после звонка к нам. Я там был через два часа.
— Значит, шлёпнул его, нашёл ключ, вышел и запер, а ключ теперь в Висле…
— А вот в этом я не уверен, — энергично перебил его Гурский. — Если бы отремонтировать то, что они там поразбивали, этот ключик может стоить миллионы, Я имею в виду, что тот, у кого теперь ключ, вполне может так считать. Я эти бумаги не выносил и вообще запретил трогать.
— Постой-ка, — сообразил Бежан. — Ты вроде бы кратко излагаешь, но получается ужасно много. Нужно не только подробно, но и по порядку.
— По моему порядку или вообще?
— Наверное, вначале вообще, что там было, к чему они пришли, а уж потом — твоё…
Тогда Роберт Гурский в деталях описал все поступки и душевное состояние Михалины Колек, которая не преминула открыть Вильчинскому свои ужасные переживания. Расстроена она была смертельно и не скрывала своего отчаяния. Сучка не сходила у неё с языка, однако на настойчивые и конкретные вопросы она отвечала вполне вразумительно.
Благодетеля лишили жизни тринадцатого, так как именно тринадцатого около полудня она оставила его в добром здравии и поехала в Варшаву, а пятнадцатого, когда вернулась, он был уже мёртв. На предположение, что было ещё и четырнадцатое число, она отрезала, что это невозможно, так как телевизионная программа была раскрыта на тринадцатом, корреспонденция на следующий день осталась в почтовом ящике, а свежим полотенцем в ванной никто не пользовался. О пятнадцатом же нечего даже говорить, потому как кружочки на столе так быстро бы не высохли. Только тринадцатое, и ничего больше!
Заключение патологоанатома её словам не противоречит. Жертва скончалась между двенадцатым и четырнадцатым, так что тринадцатое действительно более всего подходит. Кроме того, четырнадцатого ни одна живая душа этого типа уже не видела.
Все это было известно к тому времени, когда Роберт прибыл туда и лично осмотрел место преступления. Только место, так как владельца помещения уже увезли, и его можно было осмотреть в морге, а, точнее, в прозекторской Млавской больницы.
К вскрытию по понятным причинам приступили немедленно.
Таинственный кабинет оказался на удивление большим, хоть в нем и было всего одно окно. Снаружи — зеркальное, а изнутри все было видно, к тому же оно было пуленепробиваемое и теплозащитное. По мнению Роберта, оно одно стоило целое состояние.
У окна стоял огромный верстак, оборудованный всевозможными хитрыми приспособлениями: тиски, сверло, микроскоп, какие-то увеличительные стекла со специальным освещением, две разные горелки, баночки, ящички и черт знает что ещё. Рядом стояло вращающееся кресло на колёсиках. На стене за верстаком, напротив входной двери, висело охотничье огнестрельное оружие — две двустволки, в том числе одна с обрезанным стволом, духовое ружьё и штуцер на крупного зверя, кроме того, две скрещённые сабли, армейский штык в ножнах и очень старый дуэльный пистолет, несомненно, — историческая реликвия.
Напротив окна и верстака стоял небольшой письменный стол, а по бокам — множество канцелярских шкафов, доходящих до самого потолка. Вся эта часть помещения была полностью засыпана бумагами, стопками газет и журналов, картонными и пластиковыми папками и какими-то рукописями при полном отсутствии книг. В противоположность идеальному порядку на верстаке здесь царила страшная неразбериха, словно кто-то что-то поспешно искал. И, несомненно, нашёл, так как перекопал не все: одна треть содержимого кабинета осталась нетронутой.
Ещё там находились небольшая металлическая стремянка, обычная деревянная табуретка, в стене недалеко от верстака торчал кран, под ним умывальник. И больше ничего. Ни коврика, ни стула, ни подручного столика, абсолютно ничего — два рабочих места и все.
— Постой-ка, — перебил Бежан. — Ты опять убежал слишком далеко. Двустволка висела на стене?
— Когда я туда приехал, да, на стене.
— Так откуда они взяли, что его пришили из неё?
Роберт посопел, вздохнул и устроился поудобней на стуле.
— Да, вы правы, я, пожалуй, слишком разогнался. Они этого не знали. В первый момент никто этого не знал. Но у Вильчинского проблем с мозгами нет, как только он увидел труп, а он уже знал, кто это, то в первую очередь позвонил нам, а потом вообще сам ничего не трогал и никому не позволил.
Над техником торчал, как палач над осуждённым, глаз с его рук не спускал, а третий глаз у него, похоже, на затылке, так как за фотографом он тоже следил. Ждал меня, уже зная, что я приеду один, так как вы.., это…
— Это, это, — расстроенно пробормотал Бежан, который за последние три дня пережил немало неприятных минут — его вызвали в Пыжицы сообщением, что его жена после ужасной автомобильной катастрофы находится в больнице, только неизвестно, в какой. После чего оказалось, что она-таки в больнице — как медсестра, помогающая жертвам катастрофы, и с ней самой ничего не случилось. Выяснение всего этого заняло немало времени, в результате вызванный в срочном порядке Гурский поехал в воняющий кабинет один, без компании.
— В общем, он предпочёл не в одиночку, — продолжал Гурский. — А уже была ночь, так что мы, каюсь, часика три подремали, до рассвета — днём же удобней — и к полудню все выяснили. Из больницы пришло сообщение о жаканах и времени смерти, а на месте оказалось, что практически все отпечатки пальцев в этом кабинете принадлежат покойному…
— Практически? — с явным подозрением перебил Бежан.
— Практически, — с нажимом повторил Гурский. — Там вообще-то все было чисто, этот тип был педантом, но, например, ставя на место что-то помытое и вытертое, своих пальчиков уже не стирал. А вот на этой двустволке — ни одного отпечатка. Прямо-таки отполирована. И больше ничего, только она одна.
И ещё нашлись три нечётких, как бы смазанных отпечатка, но эксперты говорят, что за эти три они голову на отсечение не дадут. Отпечатки не свежие, довольно старые.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77