А вы-то каким боком попали?
— Сам не знаю. Ну, факт, что я там был…
Во мне вдруг заговорила совесть.
— Господи, помилуй, уж не я ли случайно вас подставила? Я сдуру призналась, что это вы тогда выключали мне сирену…
— Нет, нет, — поспешно успокоил меня Лукаш. — Меня там видели, то есть мою машину, я имею в виду население, кто-то даже запомнил мой номер. Но теперь я сам сдаю их на все стороны. Не люблю покушений на мою жизнь, такие у меня странные вкусы.
— А что? — заинтересовалась я. — На вас покушались?
Хладнокровно и без малейших колебаний он описал мне события, имевшие место полтора суток назад. Преступник… Мы сверили описание его внешности.
— Точно! Я его видела и даже знаю его фамилию.
Пустынко. Я так и знала, что в этих конских делах сидит какая-то исключительная сволочь…
— Насколько я знаю, не только в конских, — сухо заметил Лукаш. — Его должности во властных структурах вам ничего не говорят?
Я очень расстроилась, так как не была уверена, открыть ли ему всю правду. Как раз сейчас мне не известно почему не хотелось производить впечатление безнадёжной идиотки. В одно мгновенье я осознала, что очень хотела бы, по крайней мере на минутку, ну, скажем, на несколько минут, быть умной и сообразительной, прекрасно ориентирующейся в нюансах нашей сложной действительности. И не путать Берута с Джонсоном…
— Честно говоря, должности во власти как-то не очень до меня доходят, — сказала я наперекор самой себе. — Я их путаю. Разбираюсь только в некоторых, а Пустынко тоже где-то там, около. Кроме того, знаете ли, это нечто вроде Циранкевича , который пережил все изменения общественного строя, всех партийных секретарей, — камень, скала…
Лукаш внимательно на меня посмотрел.
— Не может быть, чтобы вы сумели упиться одной рюмкой коньяку! Что вы несёте? При чем здесь Циранкевич?
— Как материал для сравнения. Пустынко опирается на такой же точно камень, разве что другого пола. Я это узнала случайно, потому и злюсь на него.
— А вы не могли бы объяснить это как-нибудь поподробней?
— Могу. Циранкевич — это вся отрасль. Начиная со скачек и разведения лошадей и кончая внешней торговлей. Огромный всемирный бизнес, мало известный простым людям, которые считают его гнездом разврата, а лошадь — устаревшим тягловым животным. Мы на этом потеряли миллиарды, в последние годы — из-за таких людей, как Пустынко, опирающихся на нерушимую скалу, покрепче, чем Циранкевич, а раньше — из-за разных партийных гнид, действовавших исподтишка. На той же самой основе…
— И кто же это, эта основа?
Я тяжело и мрачно вздохнула.
— Некая пани Казимера Домаградская. Я лично эту бабу не знаю и понятия не имею, как она выглядит, но мне известно, чем она занимается, задуши её наконец какая-нибудь чума!
Некоторое время Лукаш выглядел удивлённым и ошеломлённым. Видно было, как он копается в памяти.
— Домаградская… Секундочку. Домаградская…
Я слышал эту фамилию, и она ассоциируется у меня с каким-то запашком…
— Тоже мне, запашок! — презрительно пробормотала я. — Ничего себе ласковое определение… Вонь и смрад до самых небес!
— Тихо! Дайте мне подумать…
Я пережидала его размышления молча, грустно глядя в зеркало за баром, в коем один глаз у меня был больше, а второй — меньше, лоб в каких-то странных шишках, а половина лица — распухшая, так что я даже обеспокоенно ощупала и то, и другое.
— Знаю, — сказал он наконец. — Я вспомнил. Вы когда-либо слышали имя Кая Пешт?
— Слышала. По телефону. Доминик утверждал, что такой человек существует.
— Существовала, вполне реально. Я их однажды возил…
— Постойте. Она что — перестала существовать?
Вы сказали в прошедшем времени?
— А? Нет. Я вовсе не слышал, что перестала, я имел в виду конкретный случай. Пустынко поймал меня, в порядке исключения — по мобильнику…
Постоянный клиент, я, можно сказать, был у него придворным шофёром. Поездка в Зегже, ну там рядом, нужно забрать оттуда трех человек, прилично под газом — Пустынко, ещё одного типа и девушку.
Взрослую уже, лет под тридцать. Пустынко из них всех был наиболее трезвым и дико злым, а второй был настолько пьян, упёрся, что всех мне представит, однако его сил хватило только на девушку. Кая Пешт. Потом они шумно переговаривались в машине, можно сказать, у меня над самым ухом, так как Пустынко сидел впереди. И грозили, что отвезут девушку прямо к тётке, назвали её по фамилии — Домаградская. Та отчаянно протестовала. Я отвёз всех на Служевец, мужчины избавились от балласта, потом я их поочерёдно развозил по домам. Утром Пустынко поехал со мной за своей машиной. Это вам что-то говорит?
Это говорило мне только то, что, согласно неясной информации, пани Домаградская вроде бы жила на Служевце. И Пустынко её знал…
— Если окажется, что Доминик тоже замешан в этом лошадином бизнесе, я его убью, — зловеще объявила я. — Теперь-то я все понимаю!..
— Убийство отпадает, вы опоздали, — напомнил мне Лукаш. — И что вы понимаете?
— Почему он так осуждал мои походы на бега!
Заставил меня почти совсем отказаться от них. Не выносил даже упоминания об этом. Холера! Если бы я знала!..
— И что бы вы сделали? А?.. Ничего. И не о чем жалеть.
Вообще-то он был прав. Возможно, я бы скандалила, давила, Доминик этого терпеть не мог и бросил бы меня ещё раньше. К моему счастью.
Лукаш подошёл к вопросу с рациональной стороны.
— Пустынко у них на крючке, так как я все ещё жив, вопреки его надеждам. Хотя, конечно, он может утверждать, что это я сам подложил себе бомбу, чтобы свалить на него, но в любом случае он уже попал в поле зрения полиции. А сейчас мне пришло в голову, что я — единственный свидетель против него.
Разве что у вас тоже что-то есть?..
— Ничего у меня нет. Я его и видела-то один раз в жизни. Но если постараться, то можно добраться до клубка через целую цепочку ассоциаций. Доминик, Кая Пешт, Пустынко, Домаградская… Люди на скачках много чего знают, но молчат, потому что пани Домаградская в мгновение ока вышвырнет болтуна. И кто её там так хранит, шут её знает? Зачем — это ясно, эта бабища на любое свинство готова…
— Да оставьте вы этих лошадей, это всего лишь небольшой фрагмент. Что мы ещё знаем? Пустынко был в одной шайке-лейке с Карчохом.., так, и здесь тоже я! Получается, что я — коронный свидетель, а мне этого вовсе не хочется. Помогите же мне.
Я начала рассуждать вслух, хотя и была уверена, что могла бы больше узнать от него, чем он от меня.
— Моя помощь вам пригодится примерно так же, как дыра в мосту. Кто-то пришил его либо из личных побуждений, либо из-за служебных злоупотреблений. Что касается последнего, мои знания в этой области — просто жалкие обрывки, я лучше разбираюсь в антикварных часах, потому что как раз читала такую корректуру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77