Влюбилась я. Очень.., очень влюбилась, есть в нем что-то такое, словом, без него я не представляю себе жизни. И в то же время что-то в нем меня настораживает…
— Судя по всему, настораживает совсем немного, да и то лишь тогда, когда его нет рядом.
А когда он с тобой, страсть застилает глаза.
— Точно! — подтвердила девушка и спохватилась:
— А ты откуда знаешь?
— Не ты первая, не ты последняя, — со вздохом отвечала я. — И мне довелось такое пережить. Но к делу, — поспешила отогнать я нахлынувшие было воспоминания. — Так вот, когда ты о нем думаешь на расстоянии и относительно спокойно, то взвешиваешь все за и против? Или не в состоянии этого делать, в голове полный сумбур?
— По-разному бывает. В основном сумбур.
Ах, я и сама не знаю, мотает меня из стороны в сторону. А в последнее время живу как на качелях, то лечу вверх, то опускаюсь на самое дно.
Я бы уж предпочла нечто среднее, чтобы земля была под ногами, а не такая пустота вокруг.
— Размечталась! — с укоризной фыркнула я и опять спохватилась: ну что у меня за характер.
В конце концов, эту девушку я знала уже несколько лет. Обычный, заурядный парень показался бы ей скучным и недостойным внимания.
Я даже могла припомнить ей одного такого, да чего уж растравлять сердце несчастной, и без того мучается.
Коньяк — отличная терапия, я всегда говорила. Гражина почти обрела душевное равновесие и уже спокойнее продолжала:
— Возможно, теперь я об этом жалею, но…
Нет, не стала бы ничего менять. Знаешь, в Патрике есть что-то, чего я не могу до конца понять.
А я с самого начала знала, что дело добром не кончится, подспудно чувствовала. Ты права была, говоря о секретах.
— О каких секретах?
— Ну, помнишь, однажды ты сказала., что если кто-то делает из чего-то секрет, это всегда нехорошо пахнет. Так ты выразилась.
— Надо же, какие умные вещи я иногда говорю.
— А он как раз именно такие штучки откалывал — все у него какие-то тайны. Никогда не скажет, куда едет и зачем, чем занимался во время долгого отсутствия и где был, а уж если приходит, то, как правило, с опозданием и ни за что не объяснит, почему опоздал. А то и вовсе не придёт, хотя мы договорились встретиться, и на все расспросы ответ один: не мог прийти. Понимаешь? А какого лешего не мог?!
— Разные бывают причины. Например, защёлкнулась задвижка, когда он сидел в нужнике, как любимой девушке признаться в таком? — не преминула съехидничать я.
Гражинка, слава богу, пропустила мою шпильку мимо ушей, продолжая исповедь с ещё большим отчаянием:
— И сюда тоже якобы за мной приехал. Ну ладно, в Дрезден — вслед за мной, но сюда?.. Мне неизвестно, знал ли он Веронику, но слышал о ней наверняка. Болеславец ему знаком. Откуда? Родился здесь или часто приезжал? Опять полнейшая неизвестность., — А где он родился?
— Понятия не имею. Он не желает об этом говорить.
— Может, в бывшем Советском Союзе? Теперь стыдно в этом признаваться, вот и не говорит. Воспитывался и рос в детском доме".
— Ничего подобного! У него были родители, я видела их свадебную фотографию. Похож на отца как две капли воды. Вылитый папочка.
Чем Патрик занимается — я не знаю. Посредник, менеджер, бизнесмен? Хоть бы намёк какой.
А когда о работе ни слова — мне все представляется подозрительным. Он ни о чем, что касается лично его, не желает говорить.
— А о чем желает?
— Обо мне. О нас. Причём обо мне все-все, потому что, видите ли, любит меня.
— Специальность какая-нибудь у него есть?
Хоть это-то тебе известно?
— Есть. Он специалист в области металловедения, как-то говорил об этом. И это правда, несколько раз убеждалась, что в железках он разбирается отлично.
— Стукнет по старой подкове и сразу выдаст, из чего она и когда сделана?
— Да, что-то в этом роде. И скорее технарь, а вот эрудицией не блещет. Ну, Шекспира или ещё кого из великих иногда цитирует наизусть, а вот о Мильтоне и не слыхивал. Опять же каждую химеру на соборе Парижской Богоматери назовёт и расскажет о ней целую историю, в джазе разбирается, зато Баха от Вагнера не отличит.
— Я тоже, — напомнила я девушке.
— Немузыкальная я, для меня вся их музыка — просто шум, а уж Вагнера я просто не выношу.
— О Сартре знает лишь то, что тот ходил в чёрном свитере…
— Уже неплохо.
— ..А Уортона считает биологом, открывшим потрясающий факт, что у голубки тёплая гузка.
— Тонкое наблюдение! — похвалила я.
— В живописи путает импрессионистов с абстракционистами. Пикассо для него величайший бабник столетия, Дали знаменит лишь своими усами, да и то он не уверен, усы на лице художника или на его картинах. Считает, что любая хорошая забегаловка выше самого знаменитого музея в мире.
— Не он один такой.
— И вообще для него духовные ценности не существуют, в людях он уважает лишь силу.
В наше время выживает сильный, слабый гибнет — это, считает он, в порядке вещей. А вообще — в этой жизни превыше всего материальное благосостояние.
Не слишком ли многого требует она от своего, поклонника? Он её любит, а это главное. На кой ей вся эта культура, тем более что эрудиция его какая-то.., в клеточку, а это даже интересно.
Гражинка легко может восполнить недостатки его образования. Нет, причина кроется в чем-то другом.
— Ну, с интеллектом все понятно, — попыталась перевести разговор в иное русло.
Но Гражина меня словно не слышала. Теперь она с головой погрузилась в область литературы, в которой её возлюбленный отличается просто возмутительной неграмотностью. Пруса никогда не держал в руках, его «Куклу» видел только на экране, да и то половину, о Сенкевиче знает лишь то, что проходили в школе, а Венява-Длугошевский существовал для него лишь как Венява, так звали кобылу, победившую на скачках. Я её тоже видела, кобылка что надо. Уверена, что генерал Венява-Длугошевский, стопроцентный мужчина, в гробу перевернётся, если узнает, что его именем назвали лошадь.
Мне надоело выслушивать её бесчисленные претензии к любимому мужчине, и я бесцеремонно прервала девушку:
— Слушай, кончай со своими духовными запросами, давай вернёмся на грешную землю.
Остановленная на всем скаку где-то в середине Пруста, Гражина не сразу поняла, о чем я говорю. Пришлось растолковать.
— Я тебя спрашиваю насчёт постели, — задала я вопрос со свойственной мне прямотой. — Знаешь такой предмет меблировки, как кровать?
— О, в постели он великолепен!
И, сконфузившись, сразу замкнулась. Она никогда не придавала большого значения сексу, была в этом отношении законченной пуританкой и не любила разговоров на подобные темы. А вот тут не сдержалась. Однако слово не воробей…
— Ну что ж, из того, что ты мне рассказала, я заметила в нем больше достоинств, чем недостатков, — попыталась я успокоить её. — Любит тебя, и ты относишься к нему с нежностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85