До сих пор мне слышались во сне голоса и являлись видения растревоженных тогда душ. И теперь, вызывая мертвецов, я ощутил тошноту.
Они боролись. Первое, что я почувствовал, – как они цепляются за колышки и веревки, удерживавшие их в трясине. Почти все они сгнили, кости распадались, все, что осталось, – усмешка обнаженных челюстей. И все же они вопили – тени душ, осколки света в побелевших костях, что есть сил прорываясь вернуться.
Мне нужно было что-нибудь не столь разложившееся.
Я ощутил судороги несправедливо обиженного: руки связаны за спиной, горло перерезано, легкие полны илом.
Он бился как рыбешка в нескольких футах под корнями тростника. Я видел, как вздыбилась и раздалась болотная земля, когда он умудрился подняться на колени. Запавшие глаза моргали, ловя лунный свет, шершавая кожа не давала рассыпаться костям.
Мертвец был в лучшем виде: борода изящно подстрижена, ногти накрашены, узор на коже выдавал знатного юношу.
«Я был не готов! – бушевала у меня в голове его обида. – Меня предали. Обманули. Девятилетний срок еще не вышел».
«Пройдет девять лет, и правителя утопят», – вспомнил я. Хотя это было за много поколений до Урты. Стало быть, не просто знатный юноша – молодой правитель, избранный в жертву зимнего солнцеворота до срока. Его гнев был ужасен, неизбежен… полезен.
– Мне нужна твоя помощь, – шепнул я ему.
Брат поставил меня на свое место. Он выезжает с жрецами, когда встает луна; с ними он проливает кровь на стоячие камни. Он меня предал.
Как было сказать ему, что предательство это давно забыто? Пока он сгорал от ярости в трясине, брата его утопили где-то рядом. Можно не сомневаться, что тот пал жертвой собственного честолюбия. Меня не было при этом, но я не раз видел, к чему ведет подобное предательство.
– Мне нужна твоя помощь, – повторил я.
Он встал на ноги, зашаркал по болотной грязи, блестя мокрым телом, горбясь от ярости.
За спиной у меня прошуршал голос:
– Я помогу тебе, если ты поможешь мне встретиться с моими детьми.
Я быстро обернулся. Уродливая фигура с обвисшими волосами клонилась ко мне, цепляясь за доски помоста. В пустых глазницах еще мелькали искры жизни. Веревка, врезавшаяся в жилы горла, не заглушала призрачного голоса. Высокий мужчина пошатывался, в надежде уставившись на меня. Руки связаны за спиной, ореховый кол торчит из горла, как сломанное копье.
– Я помогу, – шептал он. – Ты можешь освободить меня? Я был заложником. Со мной обращались как с рабом. Убили из прихоти.
– Я ничего не могу сделать для вас.
Пробуждая мертвых, лучше говорить с ними без обиняков. Они не способны осознать течение Времени или поверить, что ничто уже не изменит прошлого. Правда, иногда Время допускает возрождение. Как с вернувшимся в мир Ясоном. Но такие его причуды – большая редкость.
Мне не терпелось покончить с делом, пока новые полусгнившие воспоминания не всплыли, чтобы стонать у меня над ухом. Шершавый принц, на удивление хорошо сохранившийся, был именно тем, что мне нужно.
Остальных я послал обратно в трясину, пинком оттолкнув женщину, цеплявшуюся за помост.
Погружаясь в грязь, она жалобно рыдала, но я ожесточил свое сердце, как ожесточал его уже десять тысяч лет.
– Перережь веревки, – простонал шершавый принц.
– После того как ты мне поможешь.
– Я привязан к этому месту, – шептал он.
– Ты – порог, на который я должен шагнуть, – отвечал я. – Я ищу женщину, она умерла и скитается. Наверняка она ходила по кругу, так что не должна была уйти слишком далеко.
Шершавый молчал. Я дал ему время поразмыслить. Разум у него прогнил, но в нем застряло острое воспоминание, которое поможет ему принять решение. Он не может покинуть этого места, и, стало быть, для него не может быть награды за помощь – если говорить о возрождении. Зато я обладаю даром провидения, памятью и могу сделать для него иное. Он пробормотал:
– Я скажу тебе свое имя. Ты повторишь это имя. Сделай где-нибудь надпись, чтобы я не был забыт. Меня не должны забыть. Ты сделаешь?
– Сделаю все возможное, чтобы твое имя не было забыто. Но сперва помоги мне найти дух женщины, правительницы этой земли, Айламунды.
Он уже шел ко мне через трясину. Теперь я рассмотрел золотой обруч у него на лбу и красно-синие полоски на шее слева.
Троянец? Здесь, на Альбе?
– Ты узнаешь меня?
– С осады твоего города прошло тысячелетие. Рассказ о ней знают во всем известном мире: долгое ожидание греков, жестокую гибель вашего героя Гектора, коварство Одиссея. Спаслись лишь немногие из вас. Долго ли ты странствовал?
– Половину своей жизни. Удар меча Ахилла вскрыл мне череп. Я потерял память, но потом исцелился, и силы вернулись. Я собрал отряд наемников и уплыл на запад. Нашел этот легендарный остров. Остров туманов и теней. Мой корабль сожгли и заложили в основание крепости. Хотел бы я знать, стоит ли она еще? Я ушел из своей крепости, чтобы изучить страну, и забрел слишком далеко на север. Далеко от дома, и попал в дурные руки. Такая судьба. Теперь ты узнаешь меня?
– Крепость на Альбе, заложенная троянцем? Одну такую я знал. На юге, над широкой рекой, крепость, посвященная Ллеу. Ее давно поглотила земля.
– Брут. Ты сбежал с благородным Энеем.
– Эней… Эней. Добрый друг. Я потерял его, пока лежал без памяти. Хотел бы я знать, что с ним сталось.
«Прославился на весь южный мир, – подумал я про себя, – основал династию…» Но эти мысли я скрыл от любопытного мертвеца. Брут, неудачливый основатель разрушенной теперь крепости над рекой Темезис, принес на этот остров знание и искусство, а в награду получил обрядовую казнь, потому что забрел в каменное святилище на заросших ивами берегах Нантосвельты.
– Запомни мое имя, – шелестел призрачный шепот Брута, – и отметь место моей смерти…
– Сделаю, – пообещал я.
Он еще раз попытался разорвать веревки, стягивавшие его руки, потом повернулся и побрел назад к своему месту. Он позвал меня за собой, и я пошел, уже в облике Морндуна, призрака в темной стране, где скитаются неупокоенные и лишенные пристанища.
Это был ночной мир, царство сумрака, схожее с нижними мирами греков и скифов. Здесь не было ничего от Элизиума, только одетые листвой деревья, омуты да расколотые скалы. Повсюду ощущалось невидимое глазом движение теней, ускользавших в расщелины камней, в непроходимые лесные чащи.
Я шел, пока не заболели ноги, минуя широкие тихие озера, пересекая медленные ледяные ручьи, стекавшие с безлунных холмов. Дух Брута молча шел позади. Веревки свалились с его призрачных рук. Временами он тянул меня за рукав, указывая на неуклюжий силуэт зверя или на одинокую женскую фигуру.
Красноухого быка он видел не раз. Тот часто переходил хрустальные воды Нантосвельты: когда один, когда в сопровождении нескольких беловолосых всадников в серебристой броне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Они боролись. Первое, что я почувствовал, – как они цепляются за колышки и веревки, удерживавшие их в трясине. Почти все они сгнили, кости распадались, все, что осталось, – усмешка обнаженных челюстей. И все же они вопили – тени душ, осколки света в побелевших костях, что есть сил прорываясь вернуться.
Мне нужно было что-нибудь не столь разложившееся.
Я ощутил судороги несправедливо обиженного: руки связаны за спиной, горло перерезано, легкие полны илом.
Он бился как рыбешка в нескольких футах под корнями тростника. Я видел, как вздыбилась и раздалась болотная земля, когда он умудрился подняться на колени. Запавшие глаза моргали, ловя лунный свет, шершавая кожа не давала рассыпаться костям.
Мертвец был в лучшем виде: борода изящно подстрижена, ногти накрашены, узор на коже выдавал знатного юношу.
«Я был не готов! – бушевала у меня в голове его обида. – Меня предали. Обманули. Девятилетний срок еще не вышел».
«Пройдет девять лет, и правителя утопят», – вспомнил я. Хотя это было за много поколений до Урты. Стало быть, не просто знатный юноша – молодой правитель, избранный в жертву зимнего солнцеворота до срока. Его гнев был ужасен, неизбежен… полезен.
– Мне нужна твоя помощь, – шепнул я ему.
Брат поставил меня на свое место. Он выезжает с жрецами, когда встает луна; с ними он проливает кровь на стоячие камни. Он меня предал.
Как было сказать ему, что предательство это давно забыто? Пока он сгорал от ярости в трясине, брата его утопили где-то рядом. Можно не сомневаться, что тот пал жертвой собственного честолюбия. Меня не было при этом, но я не раз видел, к чему ведет подобное предательство.
– Мне нужна твоя помощь, – повторил я.
Он встал на ноги, зашаркал по болотной грязи, блестя мокрым телом, горбясь от ярости.
За спиной у меня прошуршал голос:
– Я помогу тебе, если ты поможешь мне встретиться с моими детьми.
Я быстро обернулся. Уродливая фигура с обвисшими волосами клонилась ко мне, цепляясь за доски помоста. В пустых глазницах еще мелькали искры жизни. Веревка, врезавшаяся в жилы горла, не заглушала призрачного голоса. Высокий мужчина пошатывался, в надежде уставившись на меня. Руки связаны за спиной, ореховый кол торчит из горла, как сломанное копье.
– Я помогу, – шептал он. – Ты можешь освободить меня? Я был заложником. Со мной обращались как с рабом. Убили из прихоти.
– Я ничего не могу сделать для вас.
Пробуждая мертвых, лучше говорить с ними без обиняков. Они не способны осознать течение Времени или поверить, что ничто уже не изменит прошлого. Правда, иногда Время допускает возрождение. Как с вернувшимся в мир Ясоном. Но такие его причуды – большая редкость.
Мне не терпелось покончить с делом, пока новые полусгнившие воспоминания не всплыли, чтобы стонать у меня над ухом. Шершавый принц, на удивление хорошо сохранившийся, был именно тем, что мне нужно.
Остальных я послал обратно в трясину, пинком оттолкнув женщину, цеплявшуюся за помост.
Погружаясь в грязь, она жалобно рыдала, но я ожесточил свое сердце, как ожесточал его уже десять тысяч лет.
– Перережь веревки, – простонал шершавый принц.
– После того как ты мне поможешь.
– Я привязан к этому месту, – шептал он.
– Ты – порог, на который я должен шагнуть, – отвечал я. – Я ищу женщину, она умерла и скитается. Наверняка она ходила по кругу, так что не должна была уйти слишком далеко.
Шершавый молчал. Я дал ему время поразмыслить. Разум у него прогнил, но в нем застряло острое воспоминание, которое поможет ему принять решение. Он не может покинуть этого места, и, стало быть, для него не может быть награды за помощь – если говорить о возрождении. Зато я обладаю даром провидения, памятью и могу сделать для него иное. Он пробормотал:
– Я скажу тебе свое имя. Ты повторишь это имя. Сделай где-нибудь надпись, чтобы я не был забыт. Меня не должны забыть. Ты сделаешь?
– Сделаю все возможное, чтобы твое имя не было забыто. Но сперва помоги мне найти дух женщины, правительницы этой земли, Айламунды.
Он уже шел ко мне через трясину. Теперь я рассмотрел золотой обруч у него на лбу и красно-синие полоски на шее слева.
Троянец? Здесь, на Альбе?
– Ты узнаешь меня?
– С осады твоего города прошло тысячелетие. Рассказ о ней знают во всем известном мире: долгое ожидание греков, жестокую гибель вашего героя Гектора, коварство Одиссея. Спаслись лишь немногие из вас. Долго ли ты странствовал?
– Половину своей жизни. Удар меча Ахилла вскрыл мне череп. Я потерял память, но потом исцелился, и силы вернулись. Я собрал отряд наемников и уплыл на запад. Нашел этот легендарный остров. Остров туманов и теней. Мой корабль сожгли и заложили в основание крепости. Хотел бы я знать, стоит ли она еще? Я ушел из своей крепости, чтобы изучить страну, и забрел слишком далеко на север. Далеко от дома, и попал в дурные руки. Такая судьба. Теперь ты узнаешь меня?
– Крепость на Альбе, заложенная троянцем? Одну такую я знал. На юге, над широкой рекой, крепость, посвященная Ллеу. Ее давно поглотила земля.
– Брут. Ты сбежал с благородным Энеем.
– Эней… Эней. Добрый друг. Я потерял его, пока лежал без памяти. Хотел бы я знать, что с ним сталось.
«Прославился на весь южный мир, – подумал я про себя, – основал династию…» Но эти мысли я скрыл от любопытного мертвеца. Брут, неудачливый основатель разрушенной теперь крепости над рекой Темезис, принес на этот остров знание и искусство, а в награду получил обрядовую казнь, потому что забрел в каменное святилище на заросших ивами берегах Нантосвельты.
– Запомни мое имя, – шелестел призрачный шепот Брута, – и отметь место моей смерти…
– Сделаю, – пообещал я.
Он еще раз попытался разорвать веревки, стягивавшие его руки, потом повернулся и побрел назад к своему месту. Он позвал меня за собой, и я пошел, уже в облике Морндуна, призрака в темной стране, где скитаются неупокоенные и лишенные пристанища.
Это был ночной мир, царство сумрака, схожее с нижними мирами греков и скифов. Здесь не было ничего от Элизиума, только одетые листвой деревья, омуты да расколотые скалы. Повсюду ощущалось невидимое глазом движение теней, ускользавших в расщелины камней, в непроходимые лесные чащи.
Я шел, пока не заболели ноги, минуя широкие тихие озера, пересекая медленные ледяные ручьи, стекавшие с безлунных холмов. Дух Брута молча шел позади. Веревки свалились с его призрачных рук. Временами он тянул меня за рукав, указывая на неуклюжий силуэт зверя или на одинокую женскую фигуру.
Красноухого быка он видел не раз. Тот часто переходил хрустальные воды Нантосвельты: когда один, когда в сопровождении нескольких беловолосых всадников в серебристой броне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84