Она же, увлекаемая за руки прочь, продолжала выкрикивать:
– Ты ничего не понимаешь! Как я могу тебе помочь, если ничего не увижу?
Урта уже не слушал ее. Он шагнул ко мне, окинул холодным взглядом и кивнул на стену. Я следом за ним поднялся на одну из башен, откуда видны были равнина внизу и мерцающее войско, окружившее крепость.
– Где тебя носило? Все лето, мерзавец! Четверть года! Полюбуйся, что у нас творилось тем временем.
– Я был очарован.
Он ядовито рассмеялся:
– Очарован женщиной? Знаю я твои вкусы, Мерлин. Сколько времени провели вместе на севере, забыл? И по пути в Дельфы. Отлично помню, как эта красотка Ниив висела у тебя на шее.
– Не совсем так.
– Вы были любовниками, и не спорь.
– Я не спорю. Но той женщине нужны мои тайны, а не поцелуи.
– Где ты был так долго? – сердито повторил он, стиснув мое плечо. – Видишь это воинство? Тени! Герои! Может, здесь и мои предки. А может, сыновья моих сыновей? Они нас зажали, вздохнуть не дают. Только друидам удается без помех добраться к реке… да еще, похоже, моей дочурке! Мы голодаем, терпим лишения, а ублюдки еще и уклоняются от боя. Ни единой стычки! И еще раз спрашиваю: где, во имя Суцелла, тебя носило?
Я осторожно подбирал слова: Урта явно был не в настроении.
– Был с женщиной, – сказал я.
– Ха!
– Но не просто с женщиной.
– Ну-ну?
– С Медеей. Она заперла меня, точь-в-точь как эти герои – тебя. Оба мы провели лето в осаде, только ты это сознавал, а я нет. Она заморочила меня, Урта. Зато тем яснее я вижу теперь.
– Что ты, что моя несносная доченька! Вечно ноете, что плохо, мол, видно! И что мне с тобой делать?
– Хорошо бы напоить. И мяса бы. И сыра, и мисочку оливок? И поменьше этих разгневанных пылающих взглядов.
Урта скрыл усмешку в длинных темных усах.
– Напоить? Нантосвельтского винца у нас в избытке!
Он имел в виду речную водицу. Могли бы поставить бродить хоть что-то! Яблоки, траву, ягоды терна, боярышника или шиповника… Подумав, я сообразил, что если и поставили, то давно все выпито.
– А насчет мяса, может, и повезет, ежели довезут, – добавил он, выглядывая через стену, и прокричал страже внизу: – Не спать у ворот!
Что-то мелькнуло среди деревьев священной рощи, раздвинулись ветви, и трое всадников вырвались на извилистую тропу. У одного через седло перекинута была оленья туша.
Тени возникли из травы, как тогда на поляне перед Ясоном. Отряд призрачных всадников проскакал рядом с охотниками, норовя столкнуть их с тропы. Трое живых низко пригнулись в седлах и отбивались направо и налево длинными шестами с цветными тряпицами на концах и насаженными чуть поглубже изогнутыми костями. Бычьими ребрами, как мне потом сказали, а тряпье было содрано с тел погибших Мертвых. Грабителя-волка отгоняют оскаленным черепом серого собрата. Так же и призраки шарахались от запаха своей потусторонней родни.
Бычьи ворота распахнулись, и охотники влетели под защиту стен.
Тогда-то я и спросил Урту насчет шестов. Ответила мне Уланна.
– Волшебные палочки, – сказала она. – Я задумалась, как бы ты предложил защитить охотников. И еще видела что-то в этом роде в детстве. Отец отправился к оракулу Айран Курга, у меня на родине. Путь туда был опасен, потому что вокруг оракула скитаются потерянные и лишенные чести. Их отгоняют их же собственными костями.
– Немного от одного, кое-что от другого, – с уважением заметил я, и она поклонилась в ответ.
– Часто так выходит лучше всего. Помогли и Волчьи Головы. Чтобы выжить, им пришлось одолеть дальний путь. Хоть они и лишились чар, зато много о них знают.
И я вернулся в не знающую покоя злополучную крепость. Войско короля Вортингора, согласившегося ненадолго одолжить своих коритани, было раздражено и досадовало на неожиданную задержку. Они тревожились за свои семьи. Они видели, что дорога из крепости – сквозь кольцо осаждающих теней – не закрыта, и только воля Урты удерживала их на Громовом холме.
Но и его способность к убеждению истощалась, как и припасы, и запас развлечений и военных игр. Шуточные поединки, скачки и состязания все чаще оканчивались смертельным исходом из-за озлобленности и усталости осажденных.
Хотя пищи пока было в достатке. Об этом Урта позаботился. В тот день, ради общего мира и в честь моего возвращения, разделили добытого оленя, и его потроха зажарили над огнем – угощение для знатных наемников. Четырнадцать человек, считая меня, расселись на низких лавках. Тут были и Катабах, и Уланна, и Рианта-Заботница, желавшая услышать мой рассказ о Стране Призраков. Дом Урты снова сиял яркими красками, на стенах блестели щиты, свисало оружие, а растянутые между ними плащи отгоняли сквозняки и унылые ночные звуки. Вокруг дома снова протянулись ров и терновая изгородь, а на ней висели знамена корнови и предков рода тектосагов.
Пылкого Кимона, сына правителя, не было среди собравшихся; зато до нас доносились вопли сидящей взаперти Мунды – девочка не желала смириться с заключением.
Когда полоски оленины отбили, чтобы придать им мягкость, и подвесили над огнем, разговор оживился и настроение поднялось. Сыскалось немного яблочного сидра, крепкого, с резким вкусом, немного грушевого вина и напитка, приготовленного из кислого молока, – отвратительного на вкус всех, кроме скифки, собственноручно его состряпавшей. Она сидела рядом с Уртой, отпуская грубые шутки на его счет и еще более грубые в сторону рыжебородого быка Морводумна, брата Горгодумна, отчего оба то и дело разражались хохотом.
Мне вручили кусок оленьего языка – доля вождя! Урта был рад моему возвращению и еще, возможно, хотел сказать: «Я был зол на твою отлучку, но теперь с этим покончено. За дело!»
Урта рассказывал, как обнаружились первые признаки осады – при возвращении охотничьей партии вроде той, что я видел сегодня.
– Морводумн и еще двое отправились набирать людей – на восток, как обычно. С той стороны то и дело подходили воины-копьеносцы, возвращающиеся из греческого похода после завоевания Греции.
Завоевания? Это беспорядочный, хотя и многолюдный, набег через Македонию на Дельфы – завоевание? История с каждым пересказом становится слаще!
– Они повстречали сына правителя Конари из клана Тулач, с воинами и тремя рабами, захваченными в Македонии на обратном пути. Македонцы – хорошие воины и обещали семь лет воинской службы за право, когда срок истечет, свободными вернуться на родину – если найдут дорогу. Жалкая троица, сам понимаешь, но нам ни от какой помощи отказываться не приходится.
Я проникся жалостью к этим троим, занесенным в страну с неприятным климатом и жалкими земляными крепостями.
Урта продолжал:
– Весь отряд двигался вдоль реки до самого леса. Завидев вдали верхушки башен, они пустили коней вскачь через равнину и заорали песню, чтобы известить нас о себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84