Временами ему казалось, что для Хиллари он просто развлечение вроде ручной зверушки, которую можно ласкать, утешать и нянчить, несмотря на все ее уродство… тем более что именно благодаря уродству эта игрушка оставалась в ее единоличном распоряжении.
Хиллари Булкинс была дочерью кузнеца с Горшечной улицы. Ян познакомился с ней еще в ту пору, когда Хиллари лежала в колыбели, а самому Яну было девять лет. Пожалуй, именно по этой причине их связала столь крепкая дружба. Ведь у Хиллари не было возможности понять, что Ян чем-то отличается от других людей: поначалу она была для этого слишком мала. Общаться с этой малюткой Яну было интересно: она немедленно привязалась к нему, как котенок. Увидев Яна в первый раз, она изумленно выкатила на него глазенки и вцепилась пухлыми детскими пальчиками в его руку, требуя к себе внимания и одновременно предлагая новому другу разделить все ее небогатые еще впечатления и младенческий восторг перед жизнью. И с тех пор дружба их оставалась счастливой и прочной. Только сейчас Яну, несмотря на все удовольствие от нее, она стала казаться ограничением его свободы.
Хиллари обращалась с ним как с равным. Ян досадовал на то, что она была единственной в этом отношении, и время от времени его недовольство выливалось на голову бедной девочке.
Кроме того, что она может понимать в жизни?! В пятнадцать лет-то!
Ян смерил свою приятельницу остекленевшим пьяным взглядом. Ее кудрявые рыжие волосы спутались и теперь падали лохмами на невысокий лоб, частично скрывая ее детское личико. Она была его подругой, доверенным лицом, сестрой и отличной спутницей в любых затеях. Но Яну хотелось большего… и не от нее.
— Мне бы надо вздремнуть, — проговорил он.
— Ну так вздремни, — отозвалась Хиллари и огляделась по сторонам в поисках одеяла, чтобы укрыть его. — Перед закатом разбужу, а то не успеешь домой к ужину.
Но Ян уже спал и не услышал ее слов.
Хиллари разыскала дырявое одеяло и заботливо укрыла измученного за день друга.
— Кто-то же должен о тебе позаботиться, Ян, — прошептала она, осторожно поглаживая его по жестким вихрам. — Хоть кто-то…
Улыбнувшись своим мыслям, она свернулась калачиком рядом с похрапывающим, дурно пахнущим, искалеченным телом и продолжила свое бдение.
Грач был черен, как самая черная тьма между небесными звездами. Словно клочок первозданной ночи, в поисках укрытия от полуденного солнца он перепархивал под деревьями в тени ветвей. На мгновение он замер, а потом уселся на низкую ветку вяза, высматривая себе пропитание.
Весь его крошечный желудок так и сводило от голода: грач ничего не ел с самого раннего утра, да и те червяки, которых удалось выковырять на рассвете из сырой земли, оказались слишком тощими. Птица склонила голову и вглядывалась сквозь высокую траву подлеска: не зазевается ли какой жучок или мясистый тараканчик?
Внимание ее привлек не столько вид добычи, сколько запах. Запах крови.
Свежей, парной кровушки! Грач отнюдь не брезговал падалью: он питался чем попало, а если мясо и пролежало какое-то время… что ж, чуток подвялиться пище не повредит. Встопорщив перья и нацелившись клювом на источник запаха, птица помедлила на ветке еще немного, размышляя, в какую сторону лететь.
Еда лежала там, под старым, странно покореженным дубом. На траве виднелось алое пятно. Что же это еще, как не кровь? А там, где кровь, — там кости и мясо.
Грач с клекотом снялся с ветки и перелетел на вывороченный корень дуба. Затем он предусмотрительно огляделся по сторонам: не крадется ли к добыче хищник покрупнее?… Не обнаружив ничего угрожающего, грач решился спуститься на землю и оценить обстановку поближе.
Долго искать не пришлось. Обед лежал прямо перед носом, и такой щедрой порции кожи и мяса грачу не доводилось видеть сроду. Птица заклекотала на радостях и вперевалку двинулась к пище. Правда, мясо оказалось зеленоватым, да и кровь тоже. Но что с того?… Все равно вкусно.
Грач нацелился клювом на длинную вену, размышляя о странной форме этого куска мяса: толстое туловище и пять отростков разной длины. Птица мысленно пожала плечами и приступила к обеду.
Отрубленная кисть пошевелилась.
Пару раз по ней прошлась дрожь, и, прежде чем грач успел отскочить или взлететь, рука изогнулась и цепко схватила черную птицу.
Грач почувствовал, как тело его сжимают сильные пальцы. Его глаза застлала красная пелена.
И птица провалилась в небытие.
В середине ладони открылся рот. Останки грача быстро исчезли.
Покончив с мясом, перьями, костями и клювом, рука сыто вздрогнула и поползла прочь на всех пяти пальцах — в поисках новой пищи.
Глава 8
Трудно быть молодым человеком эпохи средневековья, особенно если ты уродлив и косноязычен, да еще обитаешь в таких местах, где превыше всего ставят благородство происхождения.
Грогшир находился прямо по соседству с треклятым колдовским Кругом, а потому буквально кишел всякими легендами. Вынужденный по большей части молчать, Ян научился извлекать преимущества из умения слушать и со временем превратился в ходячую энциклопедию разного рода баек, сказок и слухов. Во многих из этих историй говорилось о других государствах и странах, где была иная, не феодальная форма правления.
Яну нравились такие истории. Он любил мечтать о далеких краях, где нет ни рыцарей, ни крепостных, ни баронов, ни королей. Ведь у него были причины чувствовать себя неуютно в том обществе, в котором жил.
Естественно, во Внешних — они же Расколдованные — королевствах феодализм был чуть ли не религией. Оно и неудивительно: этот строй подходил для здешних мест как нельзя лучше. Народ, по всей видимости, был доволен своей примитивной, беспокойной и, как правило, недолгой жизнью. Но Ян слыхал легенды о других странах, где люди не страдали от голода и грязи, где работа была приятной, а любви хватало на всех. Время от времени, уверяли рассказчики, жители тех краев устраивали средневековые праздники, играли в средневековые игры и складывали предания о славе и красе средневековья. «Что за дураки! — думал Ян Фартинг. — Нет ничего хуже средневековья».
Потому— то, как только у Яна появилась возможность хоть как-нибудь изменить свою жизнь, он решил ухватиться за нее. Однако на сей раз он не собирался глупить. Он больше не пойдет на поклон к грубиянам-рыцарям из «Голосистого петушка». Нет уж, он обратится сразу к высшим властям. Прежде чем Ян отправился домой накануне, он разработал с Хиллари план действий. Сегодня был первый день турниров, где все эти чокнутые рыцари собирались вышибать друг из друга остатки мозгов. И было известно, что такие спектакли очень по нраву барону Ричарду.
Первым препятствием к исполнению этого плана стал приемный отец Яна, Соме Фартинг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Хиллари Булкинс была дочерью кузнеца с Горшечной улицы. Ян познакомился с ней еще в ту пору, когда Хиллари лежала в колыбели, а самому Яну было девять лет. Пожалуй, именно по этой причине их связала столь крепкая дружба. Ведь у Хиллари не было возможности понять, что Ян чем-то отличается от других людей: поначалу она была для этого слишком мала. Общаться с этой малюткой Яну было интересно: она немедленно привязалась к нему, как котенок. Увидев Яна в первый раз, она изумленно выкатила на него глазенки и вцепилась пухлыми детскими пальчиками в его руку, требуя к себе внимания и одновременно предлагая новому другу разделить все ее небогатые еще впечатления и младенческий восторг перед жизнью. И с тех пор дружба их оставалась счастливой и прочной. Только сейчас Яну, несмотря на все удовольствие от нее, она стала казаться ограничением его свободы.
Хиллари обращалась с ним как с равным. Ян досадовал на то, что она была единственной в этом отношении, и время от времени его недовольство выливалось на голову бедной девочке.
Кроме того, что она может понимать в жизни?! В пятнадцать лет-то!
Ян смерил свою приятельницу остекленевшим пьяным взглядом. Ее кудрявые рыжие волосы спутались и теперь падали лохмами на невысокий лоб, частично скрывая ее детское личико. Она была его подругой, доверенным лицом, сестрой и отличной спутницей в любых затеях. Но Яну хотелось большего… и не от нее.
— Мне бы надо вздремнуть, — проговорил он.
— Ну так вздремни, — отозвалась Хиллари и огляделась по сторонам в поисках одеяла, чтобы укрыть его. — Перед закатом разбужу, а то не успеешь домой к ужину.
Но Ян уже спал и не услышал ее слов.
Хиллари разыскала дырявое одеяло и заботливо укрыла измученного за день друга.
— Кто-то же должен о тебе позаботиться, Ян, — прошептала она, осторожно поглаживая его по жестким вихрам. — Хоть кто-то…
Улыбнувшись своим мыслям, она свернулась калачиком рядом с похрапывающим, дурно пахнущим, искалеченным телом и продолжила свое бдение.
Грач был черен, как самая черная тьма между небесными звездами. Словно клочок первозданной ночи, в поисках укрытия от полуденного солнца он перепархивал под деревьями в тени ветвей. На мгновение он замер, а потом уселся на низкую ветку вяза, высматривая себе пропитание.
Весь его крошечный желудок так и сводило от голода: грач ничего не ел с самого раннего утра, да и те червяки, которых удалось выковырять на рассвете из сырой земли, оказались слишком тощими. Птица склонила голову и вглядывалась сквозь высокую траву подлеска: не зазевается ли какой жучок или мясистый тараканчик?
Внимание ее привлек не столько вид добычи, сколько запах. Запах крови.
Свежей, парной кровушки! Грач отнюдь не брезговал падалью: он питался чем попало, а если мясо и пролежало какое-то время… что ж, чуток подвялиться пище не повредит. Встопорщив перья и нацелившись клювом на источник запаха, птица помедлила на ветке еще немного, размышляя, в какую сторону лететь.
Еда лежала там, под старым, странно покореженным дубом. На траве виднелось алое пятно. Что же это еще, как не кровь? А там, где кровь, — там кости и мясо.
Грач с клекотом снялся с ветки и перелетел на вывороченный корень дуба. Затем он предусмотрительно огляделся по сторонам: не крадется ли к добыче хищник покрупнее?… Не обнаружив ничего угрожающего, грач решился спуститься на землю и оценить обстановку поближе.
Долго искать не пришлось. Обед лежал прямо перед носом, и такой щедрой порции кожи и мяса грачу не доводилось видеть сроду. Птица заклекотала на радостях и вперевалку двинулась к пище. Правда, мясо оказалось зеленоватым, да и кровь тоже. Но что с того?… Все равно вкусно.
Грач нацелился клювом на длинную вену, размышляя о странной форме этого куска мяса: толстое туловище и пять отростков разной длины. Птица мысленно пожала плечами и приступила к обеду.
Отрубленная кисть пошевелилась.
Пару раз по ней прошлась дрожь, и, прежде чем грач успел отскочить или взлететь, рука изогнулась и цепко схватила черную птицу.
Грач почувствовал, как тело его сжимают сильные пальцы. Его глаза застлала красная пелена.
И птица провалилась в небытие.
В середине ладони открылся рот. Останки грача быстро исчезли.
Покончив с мясом, перьями, костями и клювом, рука сыто вздрогнула и поползла прочь на всех пяти пальцах — в поисках новой пищи.
Глава 8
Трудно быть молодым человеком эпохи средневековья, особенно если ты уродлив и косноязычен, да еще обитаешь в таких местах, где превыше всего ставят благородство происхождения.
Грогшир находился прямо по соседству с треклятым колдовским Кругом, а потому буквально кишел всякими легендами. Вынужденный по большей части молчать, Ян научился извлекать преимущества из умения слушать и со временем превратился в ходячую энциклопедию разного рода баек, сказок и слухов. Во многих из этих историй говорилось о других государствах и странах, где была иная, не феодальная форма правления.
Яну нравились такие истории. Он любил мечтать о далеких краях, где нет ни рыцарей, ни крепостных, ни баронов, ни королей. Ведь у него были причины чувствовать себя неуютно в том обществе, в котором жил.
Естественно, во Внешних — они же Расколдованные — королевствах феодализм был чуть ли не религией. Оно и неудивительно: этот строй подходил для здешних мест как нельзя лучше. Народ, по всей видимости, был доволен своей примитивной, беспокойной и, как правило, недолгой жизнью. Но Ян слыхал легенды о других странах, где люди не страдали от голода и грязи, где работа была приятной, а любви хватало на всех. Время от времени, уверяли рассказчики, жители тех краев устраивали средневековые праздники, играли в средневековые игры и складывали предания о славе и красе средневековья. «Что за дураки! — думал Ян Фартинг. — Нет ничего хуже средневековья».
Потому— то, как только у Яна появилась возможность хоть как-нибудь изменить свою жизнь, он решил ухватиться за нее. Однако на сей раз он не собирался глупить. Он больше не пойдет на поклон к грубиянам-рыцарям из «Голосистого петушка». Нет уж, он обратится сразу к высшим властям. Прежде чем Ян отправился домой накануне, он разработал с Хиллари план действий. Сегодня был первый день турниров, где все эти чокнутые рыцари собирались вышибать друг из друга остатки мозгов. И было известно, что такие спектакли очень по нраву барону Ричарду.
Первым препятствием к исполнению этого плана стал приемный отец Яна, Соме Фартинг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49