д., и, несомненно, наделен памятью, - все такие качества должны быть "свойствами материи", как учит нас материализм. Но если животное является "автоматом", то почему не человек? Точные науки - анатомия, физиология и т. п.- не находят ни малейшей разницы между телами животных и человека; и кто знает, - справедливо вопрошает Соломон, - поднимается ли дух человека кверху намного выше, чем дух животного? Таким образом, метафизика Декарта столь же непоследовательна, как и всякая другая.
Но что скажет на это св. Фома? Позволяя животному иметь душу (anima) и объявляя ее нематериальной, он в то же самое время отказывается признать духовные качества в ней. Он говорит: "В таком случае, следовало бы предполагать в ней разумность - специфическое свойство, присущее только душе человека". Но поскольку на четвертом Латеранском Соборе было решено, что "Бог создал две отдельные субстанции - телесную (mundanam) и духовную (spiritualem)", и что нечто невещественное должно быть по необходимости духовным. Св. Фома должен был прибегнуть к помощи некоего компромисса, который можно не называть уловкой только потому, что это было сделано святым. Он говорит: "Эта душа животного - не дух, и не тело; она имеет промежуточную природу".* Это очень неудачное утверждение. Ибо в другом месте св. Фома говорит, что "все души - даже души растений - имеют субстанциональную форму своих тел"; и если это верно для растений, то почему не для животных? Очевидно, что она не является ни "духом", ни чистой материей, но состоит из того вещества, которое св. Фома называет "промежуточной природой". Но почему, находясь на правильном пути, надо отрицать ее возможность переживания смерти, не говоря уж о ее бессмертии? Это противоречие столь вопиющее, что де Мирвиль в отчаянии провозглашает: "Здесь мы находимся в присутствии трех субстанций, а не двух, как это установлено Латеранским Собором!"; и он продолжает спорить, в той мере, насколько осмеливается, с "ангельским доктором".
Великий Боссюэ в своем "Трактате о познании Бога и себя самого" анализирует и сравнивает систему Декарта и св. Фомы. Никто не может обвинить его в том, что он оказывает предпочтение логике Декарта. Он считает, что "открытие" Декарта, касающееся автоматов, "позволяет лучше преодолеть трудность, чем учение св. Фомы, полностью принятое католической церковью; отец Вентура чувствует возмущение против Боссюэ, совершившего "такую несчастную и ребяческую ошибку". И, хотя он верен своему учителю, св. Фоме, признавая у животных душу, обладающую всеми способностями чувств и ощущений, он также отказывает им в разуме и способности к рассуждению. "Боссюэ", - говорит он, - "должен быть осужден тем более, что сам он говорил: "Я предвижу, что готовится великая война против церкви, под знаменем картезианской философии". В этом он прав, ибо из "чувствующей материи" мозга животного естественно происходит думающая материя Локка, а из нее - все материалистические школы нашего столетия. Но в чем он неправ, так это в поддержке учения св. Фомы, которая полна слабых мест и противоречий. Ибо, если душа животных, как учит Римская католическая церковь, является бесформенным нематериальным принципом, то становится очевидным, что, будучи независимой от физического организма, она может "умереть вместе с животным" не в большей степени, чем в случае человека. Если же мы примем, что она сохраняется и переживает смерть, то в чем же она будет отличаться от души человека? И она является вечной - как только мы признаем авторитет св. Фомы по этому вопросу, хотя он и противоречит сам себе. "Душа человека является бессмертной, а душа животного погибает", - говорит он ("Summa" т. 5, стр. 164), - и это после того, как на вопрос, заданный в томе 2 того же труда (стр. 256): "Имеются ли какие-нибудь существа, которые вновь могут появиться в небытии?" - он отвечал самому себе: "Нет, ибо в Екклезиасте сказано: "То, что делает Бог, пребывает вечно" (III, 14). "У Бога нет никаких изменений" (Иаков I, 17)". "Поэтому", - продолжает Фома, - "ни естественным путем, ни посредством чуда никакое существо не может перейти в небытие (быть уничтожено); нет ничего в живом существе, что бы исчезало, ибо то, что обнаруживает божественная доброта с великим сиянием, - это постоянное сохранение живых существ".*
Это предложение комментируется и подтверждается в аннотации аббата Дрио, его переводчика. "Нет", - отмечает он, - "ничто не уничтожается; это принцип, который стал аксиомой благодаря современной науке".
Если это так, то почему же должно быть сделано исключение из этого неизменного закона природы, признаваемого и накой, и теологией? - исключение, касающееся только души животного. Только потому, что она не обладает разумом! - предположение, которое беспристрастный мыслитель будет постоянно оспаривать.
Посмотрим, однако, переходя от схоластической философии к естественным наукам, каковы же возражения натуралистов относительно того, что животные имеют в себе разумную, и поэтому независимую душу.
"Чем бы ни было то, что думает, понимает и действует, - это нечто небесное и божественное, и потому с необходимостью должно быть вечным", - писал Цицерон примерно две тысячи лет назад. Мы должны понять, вопреки Гексли, что Фома Аквинский, "король метафизиков", твердо верил в чудеса воскрешения, совершенные св. Патриком.**
Поистине, когда делаются такие потрясающие заявления, как эти вышеприведенные чудеса, и когда церковь призывает верить в них, то теологи должны как следует позаботиться о том, чтобы высшие церковные авторитеты по крайней мере не противоречили сами себе, обнаруживая невежество в некоторых вопросах, поднятых тем не менее до уровня учения.
Таким образом, животному отказывают в прогрессе и бессмертии, поскольку оно является автоматом. Согласно Декарту, оно не имеет разума, что соответствует представлениям средневековых схоластов; оно не имеет ничего, кроме инстинкта, под которым имеются ввиду непроизвольные импульсы, как это считают материалисты, но отрицает церковь.
Однако, уже Фредерик и Жорж Кювье широко обсуждали разум и инстинкты у животных.* Их взгляды на эту тему были собраны и опубликованы Флоуренсом, ученым секретарем Академии наук. Вот что писал в журнале "Jardin des Plantes" (Париж) Фредерик Кювье, который в течение тридцати лет был директором Зоологического отделения и музея естественной истории. "Ошибка Декарта, или скорее общее заблуждение состоит в отсутствии должного разделения между разумом и инстинктом. Сам Бюффон впал в такое заблуждение, вследствие чего всякое положение его "Философии зоологии" содержит в себе противоречие. Признавая у животного чувство, более высокое, чем наше собственное, также как осознавание своего реального существования, он отрицал у него в то же время мысль, рефлексию и память, и соответственно - всякую способность к размышлению" (Бюффон, "Трактат о природе животных", VII, стр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
Но что скажет на это св. Фома? Позволяя животному иметь душу (anima) и объявляя ее нематериальной, он в то же самое время отказывается признать духовные качества в ней. Он говорит: "В таком случае, следовало бы предполагать в ней разумность - специфическое свойство, присущее только душе человека". Но поскольку на четвертом Латеранском Соборе было решено, что "Бог создал две отдельные субстанции - телесную (mundanam) и духовную (spiritualem)", и что нечто невещественное должно быть по необходимости духовным. Св. Фома должен был прибегнуть к помощи некоего компромисса, который можно не называть уловкой только потому, что это было сделано святым. Он говорит: "Эта душа животного - не дух, и не тело; она имеет промежуточную природу".* Это очень неудачное утверждение. Ибо в другом месте св. Фома говорит, что "все души - даже души растений - имеют субстанциональную форму своих тел"; и если это верно для растений, то почему не для животных? Очевидно, что она не является ни "духом", ни чистой материей, но состоит из того вещества, которое св. Фома называет "промежуточной природой". Но почему, находясь на правильном пути, надо отрицать ее возможность переживания смерти, не говоря уж о ее бессмертии? Это противоречие столь вопиющее, что де Мирвиль в отчаянии провозглашает: "Здесь мы находимся в присутствии трех субстанций, а не двух, как это установлено Латеранским Собором!"; и он продолжает спорить, в той мере, насколько осмеливается, с "ангельским доктором".
Великий Боссюэ в своем "Трактате о познании Бога и себя самого" анализирует и сравнивает систему Декарта и св. Фомы. Никто не может обвинить его в том, что он оказывает предпочтение логике Декарта. Он считает, что "открытие" Декарта, касающееся автоматов, "позволяет лучше преодолеть трудность, чем учение св. Фомы, полностью принятое католической церковью; отец Вентура чувствует возмущение против Боссюэ, совершившего "такую несчастную и ребяческую ошибку". И, хотя он верен своему учителю, св. Фоме, признавая у животных душу, обладающую всеми способностями чувств и ощущений, он также отказывает им в разуме и способности к рассуждению. "Боссюэ", - говорит он, - "должен быть осужден тем более, что сам он говорил: "Я предвижу, что готовится великая война против церкви, под знаменем картезианской философии". В этом он прав, ибо из "чувствующей материи" мозга животного естественно происходит думающая материя Локка, а из нее - все материалистические школы нашего столетия. Но в чем он неправ, так это в поддержке учения св. Фомы, которая полна слабых мест и противоречий. Ибо, если душа животных, как учит Римская католическая церковь, является бесформенным нематериальным принципом, то становится очевидным, что, будучи независимой от физического организма, она может "умереть вместе с животным" не в большей степени, чем в случае человека. Если же мы примем, что она сохраняется и переживает смерть, то в чем же она будет отличаться от души человека? И она является вечной - как только мы признаем авторитет св. Фомы по этому вопросу, хотя он и противоречит сам себе. "Душа человека является бессмертной, а душа животного погибает", - говорит он ("Summa" т. 5, стр. 164), - и это после того, как на вопрос, заданный в томе 2 того же труда (стр. 256): "Имеются ли какие-нибудь существа, которые вновь могут появиться в небытии?" - он отвечал самому себе: "Нет, ибо в Екклезиасте сказано: "То, что делает Бог, пребывает вечно" (III, 14). "У Бога нет никаких изменений" (Иаков I, 17)". "Поэтому", - продолжает Фома, - "ни естественным путем, ни посредством чуда никакое существо не может перейти в небытие (быть уничтожено); нет ничего в живом существе, что бы исчезало, ибо то, что обнаруживает божественная доброта с великим сиянием, - это постоянное сохранение живых существ".*
Это предложение комментируется и подтверждается в аннотации аббата Дрио, его переводчика. "Нет", - отмечает он, - "ничто не уничтожается; это принцип, который стал аксиомой благодаря современной науке".
Если это так, то почему же должно быть сделано исключение из этого неизменного закона природы, признаваемого и накой, и теологией? - исключение, касающееся только души животного. Только потому, что она не обладает разумом! - предположение, которое беспристрастный мыслитель будет постоянно оспаривать.
Посмотрим, однако, переходя от схоластической философии к естественным наукам, каковы же возражения натуралистов относительно того, что животные имеют в себе разумную, и поэтому независимую душу.
"Чем бы ни было то, что думает, понимает и действует, - это нечто небесное и божественное, и потому с необходимостью должно быть вечным", - писал Цицерон примерно две тысячи лет назад. Мы должны понять, вопреки Гексли, что Фома Аквинский, "король метафизиков", твердо верил в чудеса воскрешения, совершенные св. Патриком.**
Поистине, когда делаются такие потрясающие заявления, как эти вышеприведенные чудеса, и когда церковь призывает верить в них, то теологи должны как следует позаботиться о том, чтобы высшие церковные авторитеты по крайней мере не противоречили сами себе, обнаруживая невежество в некоторых вопросах, поднятых тем не менее до уровня учения.
Таким образом, животному отказывают в прогрессе и бессмертии, поскольку оно является автоматом. Согласно Декарту, оно не имеет разума, что соответствует представлениям средневековых схоластов; оно не имеет ничего, кроме инстинкта, под которым имеются ввиду непроизвольные импульсы, как это считают материалисты, но отрицает церковь.
Однако, уже Фредерик и Жорж Кювье широко обсуждали разум и инстинкты у животных.* Их взгляды на эту тему были собраны и опубликованы Флоуренсом, ученым секретарем Академии наук. Вот что писал в журнале "Jardin des Plantes" (Париж) Фредерик Кювье, который в течение тридцати лет был директором Зоологического отделения и музея естественной истории. "Ошибка Декарта, или скорее общее заблуждение состоит в отсутствии должного разделения между разумом и инстинктом. Сам Бюффон впал в такое заблуждение, вследствие чего всякое положение его "Философии зоологии" содержит в себе противоречие. Признавая у животного чувство, более высокое, чем наше собственное, также как осознавание своего реального существования, он отрицал у него в то же время мысль, рефлексию и память, и соответственно - всякую способность к размышлению" (Бюффон, "Трактат о природе животных", VII, стр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126